7.
«Мост в аварийном состоянии. Проход запрещён!» – предупреждала старая поблекшая табличка, прикреплённая к бетонному блоку, перегородившему въезд на мост. Игорь с сомнением рассматривал ветхую конструкцию, перекинутую через небольшую, но быструю и глубокую речку. Ниже, у города её русло расширялось, течение замедлялось, но здесь её сизые воды закручивались у опор моста в буруны. Мужчина сверлил глазами противоположный берег, густо заросший ракитником, как в его сне, словно пытался рассмотреть, что скрывают эти заросли. Здесь, за пределами города, было тихо и даже как-то тревожно в отсутствии привычных уху горожанина звуков. Когда-то тут стояли деревянные домишки маленького посёлка, теперь же, когда город переместился ниже по течению, ближе к крупным магистралям, питающим его, природа взяла своё, почти уничтожив следы присутствия людей. Мост почти рассыпался, а от фермы на другом берегу реки совсем не осталось следа. Она просто утонула в буйной молоди берёзок и елей. «Мой сын там? – в который раз Игорь задавался вопросом. – Он может быть там или я тешу себя напрасными надеждами, цепляюсь за последний призрачный шанс его найти? Собаки потеряли его след там же, на площади, словно Тёмка растворился в воздухе, так что даёт мне право думать, что он там, за рекой? Мои сны? Рассказ тёти Тани?»
В кармане ожил мобильник. Игорь вытащил его, глянул на экран и досадливо сморщился, узнав телефон бывшей тёщи. Он не готов был отвечать на вопросы касательно Тёмы и его здоровья, тем более, он в нынешнем состоянии не мог вообще спокойно говорить о сыне. Мужчина сунул назойливо дребезжащий мобильник назад в карман и сделал шаг к бетонному блоку, изрядно занесённому жухлой прошлогодней листвой. Кто-то смёл часть её, обнажив серый бетон, на котором, переливаясь на солнце лежали белые полупрозрачные камешки кварца, собранные его сыном на берегу реки. Хаотичная на первый взгляд россыпь при более пристальном внимании складывалась в подобие стрелки, указывающей на противоположный берег. «А я знаю, что делать, чтобы не заблудиться, – зазвучал в голове мужчины голос сына. – Надо набрать камешков и бросать на дорогу, чтобы по ним потом выйти назад». Совпадение или кто-то оставил одному ему понятный знак? Раздумывать Игорь больше не стал. Перемахнул через бетонный блок и шагнул на ветхое, пересечённое множеством трещин покрытие моста. Старый бетон шуршал под его шагами, из прорех в нём торчала арматура, проглядывала сизая речная вода в образовавшихся пустотах. Игорь живо представил себе Тёмку, еле поспевающего за обряженным в скомороший костюм незнакомцем и незаметно кидающим камешки из кармашка. Было ли ему страшно идти по этому мосту, если даже у него, Игоря, слегка кружится голова и кажется, что мост натужно вибрирует от каждого шага?
Спустившись на противоположный берег, мужчина остановился, прислушиваясь к себе и к звукам вокруг. Шелестел листвой ракитник, плескалась у берега вода, на разные голоса перекликались птицы. В заросли уводила старая разбитая дорога, заросшая травой, почти стёртая под натиском природы. Откуда-то издалека порыв ветра донёс грустную однообразную мелодию. Она плакала, стенала, звала за собой. Игорь двинулся на звук, продираясь сквозь заросли ракитника, спотыкаясь о вспученные куски бетона.
Дорога привела его к развалинам фермы. Облезлое здание почти утонуло в молодой поросли деревьев, крыша давно прогнила и провалилась. Кое-где ещё виднелись остатки забора да темнел изъеденный коррозией остов трактора. На нём, спиной к Игорю, восседал музыкант, играющий на маленькой деревянной флейте. Яркий праздничный костюм обвис на нём, как на пугале, колпак съехал на бок, обнажив пучки торчащих во все стороны бурых волос. Скоморох отнял флейту от губ, прервав тоскливую мелодию, и, не поворачивая головы, произнёс:
– Пришёл?
Голос его был неприятно сипящим, безжизненным, будто шершавым.
–Ты… да я тебя… – стиснув кулаки, Игорь шагнул к нему.
– Не горячись. Не напугаешь, – ответил скоморох, чуть повернув голову. – Ты ничего не изменишь. Пришло время жатвы. Всё будет так, как было долгие годы и продлится ещё.
– Что?
Игорь замер в смятении, разглядывая угловатую фигуру скомороха, скрючившуюся в неудобной нелепой позе. Словно не человек, а неуклюже посаженная кукла. Вместо ответа он снова поднёс флейту к губам и заиграл, утратив интерес к собеседнику. Игорь обошёл его и встал рядом, разглядывая ярмарочного шута при ярком солнечном свете. Белила на его худощавом лице лежали неопрятными кусками, точно кто-то без меры накидал их на потрескавшуюся шелушащуюся кожу. Один его глаз был бледно-голубым, затянутым белёсой поволокой, и казался совсем неживым, будто у покойника. Второй, янтарно-жёлтый, с горизонтальным прямоугольным зрачком, светился живостью и лукавством.
– Кто ты такой? – спросил Игорь дрогнувшим голосом.
– Ты всё равно не поверишь, считая это сказками, – ответил тот с лёгкой насмешкой в голосе. – Мой народ жил здесь тысячи лет задолго до прихода людей. А потом пришли вы и отняли наш дом. Эта роща – последнее пристанище, что осталось у нас. Мой народ гибнет. Наши дети давно уже не рождаются, поэтому мы забираем ваших. По-моему, справедливый обмен. Посмотри туда, на эту рощу. Она жива, пока в ней звучат голоса детей. Гляди, как они весело играют среди деревьев!
Скоморох снова заиграл на флейточке, и под её пение Игорю открылась какая-то совершенно иная картина. Деревья в роще стали кряжистей, стволы изогнулись в вычурных позах, точно были людьми, одревесневшими во время танца. Их ветви медленно раскачивались, подчиняясь не столько дуновению ветра, сколько льющейся из флейты мелодии. Под сенью крон порхали золотистые огоньки, похожие на крупных светлячков. Весело носились друг за другом, играя в прятки и салочки среди стволов.
– Верни мне моего сына! – потребовал Игорь. – Он ничего не отнимал у вас. Он даже никогда не жил здесь, на вашей земле.
Скоморох опустил флейту и уставился на мужчину разными глазами. Янтарно-жёлтый светился какой-то тихой задумчивой печалью, бледно-голубой безжизненно смотрел в пустоту.
– Не могу, – ответил он после недолгого молчания. – Мы не можем лишиться новой жизни в этом году. Не можем уйти на покой ни с чем. Время на исходе. Завтра на закате дороги наших миров снова разойдутся на целый год. Не переживай. Твоему сыну будет у нас хорошо. Вам, людям, этого не понять. Вы привыкли думать лишь о себе и своих чувствах, нуждах. Мы всегда думаем обо всех…
– Мне нужен мой сын! – Игорь стиснул кулаки. – Ты понял меня, шут гороховый? Или я приду сюда с бензопилой и выпилю под корень всю вашу рощу! Или сожгу её к чёртовой матери!
Скоморох одарил его испытующим взглядом. Усмехнулся краешком губ, отчего побелка на его щеках треснула и отвалилась кусками, обнажив сухую коричневатую кожу.
– Я не могу отдать тебе дитя. Иначе равновесие нарушится. Но ты можешь обменять его. До завтрашнего вечера. До того, как погаснут последние блики вечерней зари, ты сможешь обменять жизнь своего ребёнка на чью-то ещё. По мне, так вполне справедливо. Решай, человек, готов ли ты принести жертву. Но поторопись. Времени у тебя не так много, как кажется.
8.
Длинный полный тревог день медленно умирал на парковых дорожках и покосившихся скамьях. Ветер перебирал листву высоко в кронах деревьев. Игорь застыл скорбным изваянием на скамье, глядя на рябь речной воды. Отпущенное ему время истекало, и мужчина ничего не мог с этим поделать. До него доносились голоса детей, играющих на детской площадке у реки под пристальным присмотром мам и бабушек. Он готов был увести их всех. Будь у него дудочка, как у Гамельнского крысолова, он бы так и сделал вопреки терзаниям совести. Но он не сказочный крысолов, и даже не ярмарочный шут, чтобы играючи увести наивного малыша из-под бдительного ока мамаши или бабушки. Тот, кто поставил ему это условие, просто изощрённо поиздевался над ним. Толкнул его на скользкий путь моральных терзаний, заставил решать, что хорошо и что плохо. Дал понять, как относительно всё в этом мире. Не хочешь страдать сам, потеряв ребёнка, заставь страдать кого-то другого. Поставь свои терзания и боль выше чьей-то ещё.
Он поймал на себе несколько пристальных и подозрительных взглядов женщин, сгрудившихся чуть поодаль на детской площадке. Они выгуливали своих детей и кидали настороженные взгляды на странного мужчину, одиноко сидящего на лавочке и разглядывающего резвящуюся на площадке малышню. Он казался им подозрительным, и они были правы. Ох, как они были правы насчёт него! Может, он всем своим видом транслировал мрачные мысли, одолевающие его. Не выдержав этой игры в «переглядки», Игорь встал со скамьи и побрёл прочь. Его надежды на возвращение сына таяли вместе с солнечным светом. «Я вернусь к этому ярмарочному шуту ни с чем, – подумал мужчина, бредя вдоль берега. – Если не может отдать мне сына, пусть заберёт и меня тоже».
– Здрасьте! – звонкий бесцеремонный голос ворвался в поток его безрадостных мыслей.
Игорь вздрогнул и оглянулся. Неподалёку, у самой кромки воды стояла девочка, показавшаяся смутно знакомой. Растрёпанные волосы, застиранная одежда, сбитые коленки.
– Привет! – ответил Игорь, разглядывая её с лёгким изумлением и интересом.
– А где Тёмка?
– Тебя Настя зовут? – вспомнил Игорь.
– Ага. А Тёмка сегодня придёт?
– Тёмка?.. – переспросил мужчина, нахмурив лоб. Мысли в голове неслись безумным галопом, наскакивая одна на другую. На лбу проступила испарина, сердце сжалось, а потом забилось часто-часто, захлёбываясь кровью. – Тёмка в другом месте играет.
– В каком? – девочка сделала шаг к нему, заглядывая в лицо огромными глазами никому не нужного ребёнка. – А почему он не хочет играть здесь со мной?
Игорь окинул настороженным взглядом пустынный пляж. Незаметно вытер разом вспотевшие ладони о джинсы и сказал:
– Ты можешь пойти туда и играть с ним. Только надо идти прямо сейчас.
– А это далеко? Меня мама не будет ругать? Она говорила, чтобы я с пляжа не уходила никуда.
– А мы быстро сходим за Тёмкой и снова сюда вернёмся, – заверил её Игорь, чувствуя, как горят его уши, а на виске болезненно пульсирует жилка. Дыхание перехватило, в горле образовался комок, но он с усилием сглотнул его, прочищая горло для новой порции лжи и заталкивая голос совести поглубже.
– Ну… хорошо.
Настя переступила с ноги на ногу, а потом, преодолев-таки сомнения, подошла к Игорю.
– Ну, что? Идём? – тот протянул малышке руку.
– Ага, идём, – она радостно кивнула, доверчиво вложила свою ладошку в его и зашагала следом, уходя из мира людей в неведомое.
#хоррор #мистика #страшныйрассказ #страшныеистории #страшное #страшныеисториинаночь