Ясли - это тот же детский садик, только для людей до трехлетнего возраста. Мне стукнуло семь месяцев, когда меня направили в эту ссылку. Мои ясли были во дворе дома в форме буквы Г, там были аптека и почта, слева располагался военкомат, а в доме жила девочка из моей группы ясельного возраста, Света Гусева, будущая олимпийская чемпионка и чемпионка мира по гимнастике.
С нами в группе проводили время ещё несколько замечательных моих друзей. Это были Зураб Мачавариани - грузин, сын начальника Горьковской железной дороги, Серёга Жуков - шпана и хулиган, замечательный шеф-повар из ресторана «Русская Деревня» (к сожалению, он погиб в авто катастрофе), Серёга Сорокин - тоже шпанюк ещё тот, но друг, Саня Зайчиков - друг детства с младых соплей, и ещё один парень - Вадик, фамилию которого я не помню.
Были ещё девочки, которые почему-то запомнилась: Таня Беззубенкова, Таня Жарова и Вера Наймушина – и, конечно, Света. Вот этим коллективом мы и дружили в яслях, оставаясь на ночных недельных группах и карантинах по поводу всяких эпидемий. Остальных я вспомнить не смог.
Нас растили железными, как Феликса Эдмундовича и, поэтому настырно кормили сливочным маслом, рыбьим жиром и разными овощами, капустами, турнепсами, репами, стеблевыми петрушками, морковью и манной кашей, последнюю я любил больше всего. Закаляли зимой, вынося спать на улицу, запакованных в ватные одеяла, что я крайне не любил, потому что все равно холодно.
Есть нужно было все, а то не принимали в Общество чистых тарелок, в котором можно было посмотреть картинку на донышке тарелки, из которой ты ешь. Картинок было много и были они разнообразными, так что все, в основном, съедали всё наложенное в тарелки.
Я давился, но ел все, кроме сливочного масла и рыбьего жира. Масло клали мне на хлеб и выставляли в коридор в угол, до полного съедения кусочка. Я был гордый и масло не ел, индейцы масло не едят. Про меня забывали и я, держа хлеб с маслом в руках, дремал в своем уголке, не привлекая внимания.
Иногда меня выручала уборщица тетя Нюся: жалея меня, съедала мое «наказание» и провожала обратно в группу. А потом тетя Нюся ушла в отпуск, и я спал в своем углу до полдника, полдник я ел, там были ватрушки с какао или песочные пирожные с кефиром. Нужно было что-то придумывать - мне надоело, что масло и рыбий жир мне пихали во все блюда и напитки. Есть хотелось все больше и в чистом виде, без сливочного масла и рыбьего жира.
С маслом я решил кардинально, просто смазывал жёлтые кусочки на подошву своей обуви, и когда мы шли гулять, старался посильнее топать ногами, скользить по полу, валяться, кататься по земле. Финт проходил довольно долго, и воспитатели стали успокаиваться, уверовав в свои педагогические способности, пока тихий сон и покой детских яслей не разорвал громкий крик новой уборщицы, оскользнувшейся на размазанном мной по полу масле и упавшей всей своей массой на пол – хорошо, что деревянный.
Фразу можете взять себе на вооружение: «Е*ать ту Люсю, да когда же эта х*йня прекратится, мою-мою, драю-драю, а они мажут и мажут своими соплями по паркету, честному человеку спокойно не пройти, гребанные вы чухонцы»(фраза почти дословно, самый грубый мат я заменил обычными словами).
Как бы сейчас сказали, фразу разобрали на цитаты пытливые подрастающие наши умы, и могли в дело и не в дело вставить заковыристый оборот в свою речь, сверкая красноречием, особливо в нашей мужской подрастающей малолетней компании.
Уборщицу уволили, но стали искать, откуда на полу скользкие сопли и место их производства. Так вышли на меня, нашли масляные резиновые сапоги, доложили маме, я был наказан стоянием в моем любимом углу - где я спал, смотрел во сне мультики и Морозко, видел себя выросшим и взрослым, сильным и ловким …
И меня будили к полднику. Масла мне больше не давали, если его и мазали на хлеб - то таким тонким слоем, который смазать куда-либо не представлялось возможным.
Сливочная проблема отпала, а вот рыбий жир не только вонял - он был омерзительным на вкус! Его наливали в стеклянные мерные рюмки с началом осенне-зимнего сезона, выставляли на стол рядком, все должны были подходить и выпивать свою порцию. Брали рюмки все, но пили только три человека, одним из которых был Серёга Сорокин, остальные ставили посуду, даже не пригубив.
Сейчас пишу эти строки, а меня мутит от воспоминания об этом мерзком и вонючем витамине, фу бл@.... Из-за этого витамина я не ел долго (до 10-го класса) никакую соленую рыбу, даже с намеком на запах рыбьего жира – правда, воблу ел.
Никто не сознавался в преступлении, и нам стали ставить рюмки к нашим тарелкам, Все было бесполезно, потом стали поить из столовой ложки, ровно с этого момента обед был испорчен. Последним методом внедрения витамина от рахита было наливание его в компот или в какао, почему-то сразу все стаканы стали переворачиваться и падать со стола, разливая зловонную жидкость по полу в группе. Бились с нами долго, но организмы наши отказывались принимать этот отвратительный рыбий фреш.
Частично проблему эту помог решить Серёга Сорокин. Ему это запах нравился. Он спокойно выпивал шесть или больше порцаек рыбьего жира, даже не поморщившись, брал из солонки щепотку соли, сыпал на хлеб и закусывал сие отвратительное пойло.
Но.... Серёга понял, что на этом можно заработать! Ну, как «заработать» - заполучить в свою коллекцию марок и значков новые экспонаты. Марки и значки несли все, но он строго отбирал только своих друзей, и в то же время про марки и значки не забывал, его коллекция пухла на глазах - наши худели. Когда мы все вылечились от несуществующего рахита, жир давать прекратили, уфф.
Пару раз мне было стыдно за свое малодушие. Первый раз - когда нам делали уколы, а я сбежал из мед. кабинета и спрятался под столом в группе. Все долго искали меня, уговаривали вылезать и не вести себя как засранец, но послушал я только другана Кролика, который залез ко мне под стол и сказал: "Пошли".
И я пошел, и почти упал в обморок - но сделал это сраное Перке (что это за херня, я до сих пор не знаю).
Второй раз я сильно испугался грозы. Мы были на даче, на которую нас долго везли - сначала на автобусе, потом пересаживали как щенят в телегу с соломой, потом расставили нас парами и повели в корпус с большими окнами. Там была игровая комната со сломанными игрушками и игрой Серсо - то бишь игрой в обручи, которые нужно было набрасывать на палку. Были там и пирамидки из колец, которых тоже не хватало. Ещё там была огромная спальня с такими же огромными окнами и маленькими кроватками - а не раскладушками, как в яслях.
Было скучно. Нас водили в пешие походы вокруг дачи, где мы видели собаку, корову и лошадь. Устраивали пикник прямо в поле, куда повариха привозила бидоны с компотом и коробки с пирогами на велосипеде.
Вот такой странный отдых. Иногда - крайне редко - нас водили купаться, сеанс длился 40 секунд и нас постоянно пересчитывали по головам, головы были одинаковыми, в белых идентичных панамках.
На полдник давали яблоко, или грушу, или морковку, там так было заведено, на обед были холодные супы, понятые мной только уже лет в 16. Жара была несусветная, окна затянуты марлей, но комары все равно находили дорогу к нашим неокрепшим организмам, так что все ходили искусанными и измазанным в зелёнке, других способов лечения не было.
Весь отдых сводился к еде и сну. Чего-то пытались петь и танцевать, но в жару не особо этого хотелось. Однажды, уже после ужина, небо стало хмуриться, черные тучи заволокли бесподобно голубое небо, и нас раньше времени уложили спать - рассказали добрую сказку и приказали повернуться на правый бочок, спокойной ночи.
И вот когда уже все сопели в две дырочки, гроза пришла. Она ходила вокруг нашей дачи, громыхала так, как будто началась война, молнии били, казалось, в нескольких сантиметрах от нашего хлипкого убежища, в котором рамы были сняты и затянуты марлей. Сверкало так, что на несколько секунд зрение пропадало полностью.
И вот тут я труханул и перебрался под кровать, потом перетащил туда подушку и одеяло. Стало стыдно за слабодушие и я решился перелезть обратно в кровать, но гроза вспыхивала с новой, всё более яростной силой и я, зажав уши ладошками, зажмурив глаза накрывшись одеялом и подушкой, лежал на полу и плакал, тихонько поскуливая как брошенный щенок.
Мне было жутко и стыдно, что я лежу тут под кроватью, подристываю и плачу - а все остальные преспокойно спят по своим теплым кроватям. Я заснул, а когда солнце встало и я проснулся самый первый - увидел, что вся сводная группа ссыкунов спит под кроватями, все до одного, в огромной лужище!
«Ну и зассанцы!» - подумал я и снова заснул. Оказалось, что был косой дождь, сквозь марлю он продрался до нас и наделал лужу на полу. Может, конечно, кто и воспользовался этой ситуацией, так как ведро, выставленное на ночь, оказалось пустым.
Потом долго сушили подушки на солнышке, периодически переворачивая мокрой стороной к светилу, но так и спали потом на влажных подушках - а может быть, они были мокры от наших слез. Нам хотелось домой, к маме и папе.
Я долго не испытывал подобного ужаса от разбушевавшейся стихии, лет наверно пятьдесят, но однажды все повторилось. Я добирался с работы домой, когда начался дождь, и он все усиливался и начал лить прямо стеной, как из канистры лили бы воду. Гремел где-то гром и сверкали молнии. Успокаивало лишь то, что скоро должен подойти автобус. Я стоял на остановке в мизерном павильончике, ровно в семидесяти сантиметрах от проезжей части, был мокр насквозь - до трусов, до печенки, до селезёнки. То ли от косого дождя, то ли от спешащих домой автомобилей - судя по мокрой, но все таки чистой одежде - это была влага от дождя, а не из-под колес железных коней, спешащих в стойло.
Грозовой фронт становился ближе, молнии били вокруг, сужая диаметр присутствия вокруг моего укрытия. Но чу…, вдалеке горят фары моего автобуса! Я сложил вывернутый в обратную сторону зонтик, готовясь катапультироваться в салон - но падла водила меня даже не заметил, вернее не захотел замечать, он поддал газку, окатил меня с ног до головы грязной водой и проехал мимо.
«Сука!!!» - заорал я, чем привлек очередной разряд молнии. Она ударила в землю в метре от меня, аж жаром пахнуло и пар пошел от травы.
Потом было ещё два автобуса, и все г@ндоны проехали мимо, а молнии били то спереди, то сзади, то слева, то справа, прощупывая хлипкое мое убежище на надежность. Я молился Всевышнему, чтобы этот ад прекратился - но молнии били вокруг, от грома практически оглох, волосы во всех промокших местах пытались встать на дыбы, но им мешала дождевая влага.
Молнии танцевали вокруг меня адский танец, земля исходила паром и шипением в местах удара стихии, яркий свет, ужасающий треск - все слилось в бесовской коктейль, я боялся высунуть нос из-под крыши павильона.
Неожиданно, как бы из ниоткуда появился автобус без номера, из него сошел одинокий пассажир, водила захлопнул двери. Но я забился, застучал уже на ходу в двери, в стекла, по корпусу, как потерявшая ориентацию птица в окно. Он тормознул: "Какого х*я ломишься, я в парк еду"- зло прорычал водила, я заорал: " Да мне по х*ю, я тоже в парк!"
Увидав мои отчаявшиеся, бешеные, полные ужаса глаза, он остановился, я запрыгнул в салон и мы тут же стартанули. Я ему все пытался объяснить, что произошло, что его коллеги, штопанные, перештопанные, использованные сотни раз, г@ндоны не тормознули и проехали мимо, а он говорит я тоже тебя не заметил, если бы ты не стал долбиться в борт, так бы и уехал.
Это что сейчас было, я не понял, меня ста восьмидесяти сантиметров росту, ста тридцати килограммов веса не видно было на остановке??? Это колдовство какое-то!!! Спасибо тебе, мужик, что захватил меня и даже денег не взял, увидев мой кошелек, из которого текла струйка воды. Оказалось, я стоял под дождем больше часа, а приехав через три километра в город удивился - дождя не было (вернее - был, но час назад).
Когда я на перекрестке выходил под лучи заходящего солнца, прямо в лужу, водила проворчал: "Ты гляди, сколько от тебя натекло, кто выгребать будет..." - и уехал. Спасибо тебе, русский мужик, что не отвернулся тогда на дороге и не проехал мимо меня! Меня, застрявшего между реальностями.
Воспитательницы
Воспитательниц было две. Их имен я не помню, но у меня есть фотография с ними. Когда я был постарше, одна из них переехала в наш дом на улице Суздальская. Мне они обе нравились - своим необыкновенным запахом каких-то цветочных духов, пышными прическами, стремящимися куда-то ввысь, ярко-красной помадой, красивыми накрашенными глазами.
Они были такие прикольные … Они пели нам песенки, водили хороводы, строили из кубиков домики и возили машинки за веревочку. Одна была с черными, в рыжину, волосами - а вторая с белыми, как у Золушки. Они пытались нас понять, когда мы еще плохо разговаривали, и зацеловывали до полуобморока, когда мы делали что-то хорошее в их понимании.
А чернявенькая брала меня на руки, сажала к себе на колени и пела песенку, которую я запомнил навсегда: «Нагадал мне попугай счастье по билетику, Я три года берегу эту арифметику, любовь кольцо, а у кольца начала нет и нет конца, любовь кольцо, любовь кольцо…»