Повесть / Часть 1
На открытом всем ветрам плоском валуне старый пастух с внуком в одинаковых овчинных безрукавках и высоких шапках играли в камни.
– Тата маре, ветер такой сильный. Он сдует нас за Дунай? – мальчик сверкнул чёрными бусинами глаз и весело засмеялся. – Помнишь, ты обещал историю.
Дедушка посмотрел в сторону, где мирно паслась отара, легонько погладил внука по голове и начал:
– Однажды человек увидел поражённую молнией вековую ель. Из её ствола он сделал трембиту и подул в неё. Звук получился такой сильный, что эхо разнеслось по всем Карпатам. Жители вышли и поклонились. Они решили, что их собрал Бог. Вышел и Ветер. Никто прежде не собирал людей, потому что на всём свете не было никого сильнее. Ветер заставлял слабых людей всё больше сидеть по домам, чтобы не мешали гоняться за эхом, многократно его славящим…
Сбившись на полуслове, старик схватил малыша, зажал рукой готовый сорваться крик, и они кубарем скатились в кусты под камень…
Каурый жеребец вынес на просторный «бараний лоб» всадника в лёгком доспехе и осаженный удилами застыл, будто вылитый из бронзы. Позади тенью, весь в чёрном на вороном, остановился лазутчик.
Тяжёлая цепь с изображением дракона на груди рыцаря выдавала его знатное происхождение и принадлежность к ордену. Воин осмотрелся.
Справа внизу Дунай любовно омывал крутой бок Карпат, делал плавный поворот и вливал свои воды в долину между планинами*. Его левый пологий берег покрыли изумрудные луга.
Василе Первый из рода Басарабов прикрыл глаза, будто бы запоминая увиденное. На самом деле он пережидал, когда отпустит судорога, сковавшая скулу от мысли: «Ни пяди родной земли не отдам османам!».
Лишь в такой редкий момент его можно было рассмотреть без риска для жизни. Мужчина отличался неординарной внешностью. Средний рост компенсировало тренированное тело атлета. Удлинённое гладкое лицо пересекали под прямым углом, составляя крест, орлиный нос и чёрные густые усы, скрывавшие полную нижнюю губу и тайны трудного характера. Наиболее выразительными были глаза. Ледяные глубины этих озёр, окружённые чёрным еловым лесом, могли потопить полчища врагов, но порой всего лишь на миг, вот как сейчас, обезоруженные любовью к родине, открывали миру незамутнённую душу.
Боковым зрением рыцарь уловил движение, но не повернул головы. Осмотрел площадку под собой, заметив пирамидку из камней, хмыкнул. Сложенной плетью указал в сторону долины.
– Возьмёшь двух, всё там разведайте, вечером жду донесение!
И добавил:
– Проверь слева внизу.
– Слушаюсь, господин, – прошелестел ответ, и тень растворилась.
Лёгким движением воин повернул коня на неприметную тропку. Под валуном, в кустах можжевельника, старик в лохматой дохе прижал к себе мальчика.
– Кто такие? Говори! – голос звучал грозно.
– Пастухи мы. Из Лунки, – старший махнул куда-то вниз. Там отара.
– Знаешь меня?
Старик наклонился и помотал головой.
– Хорошо. Услышишь трембиту – спускайся в долину… Жди пока.
Мелькнул конский круп, звонко ударили копыта, по склону глухо застучали камни, посыпалась щебёнка…
Василе уже три года не платил джизу* султану. Не дал и тысячи мальчиков в янычары. Обещал горы золота, но как окрепнет после боёв в Трансильвании. В ответ на предложение встретиться лично в Константинополе дружески поделился опасением, что его отсутствием в стране сразу воспользуется венгерский король Матьяш, и предложил взамен на это время прислать к нему визиря-наместника…
Двое хитрецов вели светскую переписку и одновременно – военные действия. Султан стремился контролировать реку, воевода выбивал отряды янычар* и беслов* со своего левого берега Дуная… В одной из таких атак погиб встреченный на горе пастух. Его внук, пока жил, рассказывал о славном рыцаре Василе и как были биты басурманы на реке.
Волею судеб князь-патриот и его маленькая страна оказались между молотом и наковальней – европейским жирным куском и вечно голодной Османской империей. Герой, не собираясь подчиняться, не ждал развития событий, а создавал их. Три года избегал турецкого сапога, изворачиваясь угрём, оттягивал неминуемое столкновение, чтобы мобилизовать силы и собрать войско. Никто не бежал ему навстречу, теряя ночные колпаки и тапки… никто.
Рассеянная, инертная Европа погрязла в мелких междоусобных драках и до поры плевать хотела на господаря с имперскими амбициями захудалой южной окраины.
Нечистый на руку, трусливый и хитрый венгерский король, опасаясь потерять трон, всячески увиливал от прямых столкновений с набравшим силу кулаком Порты и умудрялся не зачерпнуть новый крестовый поход из котла папы-кашевара. Такими же нитками, разумеется, были шиты и обещания помочь южному «другу». На правом берегу родной брат, обращённый в мусульманина-гея, с четырьмя тысячами врагов только и ждал сигнала атаки, и воевода ещё не знал, что в разгар самой решающей битвы единственный союзник, боярин Галеш, струсив, отступит со своим войском, оголив весь южный фланг.
Василе чувствовал, как на шее Валахии сжимаются железные кандалы, но, не теряя самообладания, принимал невероятно прозорливые, беспрецедентно рискованные военные решения и ходы на протяжённой территории: то защищал болгарские, а значит и свои, земли, то валашские восточные порты от лезущих из всех щелей турок.
Ликовали саксы Трансильвании, плясала Генуя, избежав турецкой армады. Итальянские города и Папа Римский возносили почести воину, спасавшему христианство… Но никто, кроме простых валашцев, не помогал ему. В добровольцы записывались женщины, старики и дети. И этого оказывалось вполне достаточно, когда людям нечего терять и они верят своему вождю. Теперь его малочисленное войско в противовес неповоротливой османской армии обладало существенными преимуществами партизанской войны.
«Придунайские сёла опустели, колодцы отравлены. В разведанных районах сражений есть сёла-гетто, куда во время зачистки страны от бродяг, нищих и воров собрали больных проказой, туберкулёзом и бубонной чумой. Фатиха* ждёт сюрприз», – Василе мстительно хмыкнул…
В ногах султана распластался чауши* с донесением. Падишах уже знал о стычке на Дунае. Укусы неверного были мелкими, но весьма болезненными. Сосредоточить армию на левом берегу не удалось. Будто с размаху в глаз Светлейшего влетела муха, и кровоточила искусанная от досады губа.
«Зачем так недооценил князька?» – раздражался султан.
– Повелитель, помилуй! – бормотал слуга.
Гвардейцы подхватили его под мышки и по влажному следу выволокли прочь.
– Раздавить вошь! – рука султана рассекла воздух.
Его поняли правильно. Сначала отрубили голову гонцу.
Мехмед Второй сделал свой ход. «Выполнил» просьбу православного друга и отправил беем своего пашу с тысячей воинов сопровождения в Джурджу, якобы на дипломатическую встречу с князем. Они должны были разорить крепость, пленить и доставить ко двору воеводу. Но в ответ Василе разбил противника, захватил в плен бея и освободил крепость…
– Госпожа, хозяин просит спуститься в зал.
«… Событие, собрание, согласие, соучастие, совесть, сострадание…» – целая армия божья против демона одиночества… Можно ли назвать человека, воюющего против всех за свой народ, суверенитет и единство нации, одиноким? Да, если он распустил внутреннюю когорту спокойствия и запустил в её ряды подручных демона: гнев, месть, подозрительность...».
– Да-да, Лала, слышу. Уже иду.
Она бросила перо на свиток. Мелкие чернильные брызги, оставив след на листе, выстрелили в бортик столешницы. Прочитала ещё раз, посыпала песком и убрала в сундук. Если Василе увидит, не пощадит.
Гибкая, как кошка, Тинка, едва касаясь руками перил, застучала каблуками домашних туфель по каменным ступеням винтовой лестницы. Чёрные кудри, схваченные лентой, подпрыгивали на пояснице. С каждым шагом яркий образ её повести таял, ему на смену вот-вот покажется замкнутый оригинал. Она глубоко вздохнула, изобразила смирение и шагнула навстречу.
У камина в обрамлении книжных полок при её появлении с кресел поднялись двое мужчин. Брат и Господарь Валахии Василе Первый и его молодой гость в облачении знатного османского воина.
Широкоплечую, поджарую фигуру брата на чреслах дважды обернул кожаный ремень с петлёй для ножен. Сейчас вместе с саблей они лежали на каминной полке.
Он сделал два шага в направлении сестры и остановился, поджидая. Несмотря на дорогой наряд вельможи и ухищрения куафёра, в его облике проявлялись черты хищника, заставлявшие трепетать людей.
Василе был наделён недюжинным умом и силой. Прекрасно образованный полиглот, отличный наездник, участник рыцарских турниров, властный политик, талантливый воин и закрытая ото всех душа. Никому из смертных не дано прочитать его мысли, а тем более услышать их. Даже ей.
Тинка вздрогнула и поспешила опустить взгляд.
– Сора*, прости, что не предупредил тебя заранее, – он окинул взглядом её домашний наряд. Губы исказила гримаса неудовольствия. – Позволь представить тебе моего нового друга. Посланника падишаха. Прошу любить и жаловать – Муса-паша.
Молодой человек в тюрбане склонил голову.
«Он похож скорее на грека, чем на турка», – подумала девушка. – Чудный профиль».
Скоро она узнала, что их гость был племянником Константина Палеолога. После падения Константинополя их с братом обратили в ислам, и теперь они визири у султана.
Василе передал сестре пожелание Мехмеда, изложенное в письме. Тинка заметила, что послание не скреплено печатью, пробежала глазами текст и, не поднимая головы, присела в поклоне в знак согласия. Довольный князь положил руку на её плечо
:
– А теперь беги к себе и приготовься как следует к обеду с дорогим гостем. Там обсудим детали вашей школы. Поняла?
Он всё не опускал руку, пока сестра не почувствовала неловкость. Кивнув ещё раз, аккуратно повела плечом и ушла к себе.
Небольшие бойницы угловой башни частью были открыты и пропускали влажный воздух. Толстые стены и жаркий камин укрыли людей от непогоды.
– Капризная весна несёт нам то ли дождь, то ли буран, – хозяин, ловко орудуя острым ножом и длинной вилкой, улыбнулся.
На большом серебряном подносе он разделывал колено вепря. Разрезав сочное мясо на ровные пластины, махнул слуге. Тот обошёл тяжёлый овальный стол, предлагая каждому отведать блюдо. В серебряных кубках плавилось сладкое, густое, как кровь, вино. На расслабленных лицах отблески пламени играли в свет и тень.
Господарь, намереваясь задать вопрос, повернулся к гостю и увидел обращённый к сестре влажный пугливый взгляд косули. Несмотря на мгновенно вспыхнувший гнев, не мог не отметить красоту юноши. Правильные черты и высокий лоб портил тюрбан. Но мысли поскакали, как необъезженные однолетки, кровь закипела, и Василе сжал кулаки.
– Надеюсь, дорогой посол останется довольным нашим гостеприимством и не станет спешить домой. Захочет познакомиться с нашим наречием и нашими обычаями. Например, сможет выходить к столу без головного убора, – в голосе появились угрожающие нотки.
– Сиятельный князь, позвольте мне следовать обычаям согласно принятой вере, – тихим голосом проговорил Муса. Почту за честь быть гостем и учеником такого образованного человека и великого воина столько, сколько будет угодно Вашей милости. Надеюсь, Его Величество сиятельный султан не ограничит меня во времени.
– Ну, что же! Это будет на пользу обеим нашим державам и развитию дружеских отношений. – Василе как будто удовлетворился реакцией пленника, его кулаки разжались. – Для ваших занятий выделю двух слуг.
Он хлопнул в ладоши, и в комнату, низко кланяясь, вошёл босой цимбалист в длинной рубахе. Мужчины, откинувшись в креслах и закрыв глаза, слушали музыку. Тинка украдкой рассматривала обоих. Она, как и брат, унаследовала острый исследовательский ум. Поэтому получила от воеводы разрешение писать хронику правления Василе Басараба…
Дождь лил всю ночь. Холодные струи прицельно сбивали последние лежбища снега в расщелинах скал, в затенённых урочищах вдоль русла Арджеши. Воевода в епанче вышел на смотровую площадку. Ему пришлось пригнуться и захватить края плаща. По щекам потекли слёзы, смешанные с водой.
Весна разбушевалась. Бешеный ветер, завывая, разметал зелёные кудри хвойного леса, открывая то тут, то там лиственную седину. Внизу гудела река. Жадно захватывая берег, глотая осыпающийся щебень и камни, она расширяла своё русло, угрожая самим стенам крепости. Стремительный поток уносил прошлогодний мусор и стволы палых деревьев, грохотал булыжником и галькой по дну.
Ливневая завеса искажала смутные силуэты горной местности, скрывая поднявшиеся над всей этой круговертью гордые скалы в снежных шапках и небрежно наброшенных на плечи облаках, сейчас из чернобурки.
Князь находился в смятенных чувствах, одолевавших его всё сильнее. Он слабо надеялся, что стихия остудит и усмирит накопившуюся ненависть, поможет справиться со злобной тоской, охватывающей душу между боевыми походами. То и дело, чтобы сохранить суверенитет и укрепить вверенную ему Валахию, приходилось усмирять алчных соседей и османов. Метаться между ними иглой, штопающей ветхую дерюгу отношений, плохо скрывавшую захватнические интересы противников. Удачный поход в Джурджу и захват визиря не давал воеводе ни гарантий, ни передышки.
Ко всему Василе сжигал внутренний огонь – память о неотомщённых отце и брате. Никакой ветер не остудит. Он провалился в воспоминание...
Беслы – османская лёгкая кавалерия
Джиза – дань
Планина – горы
Сора – сестрёнка
Фатих – завоеватель
Чауши – адъютант
Янычары – османская пехота