За свою долгую жизнь Фаина Раневская трижды становилась лауреатом Сталинской премии (в 1949 и дважды в 1951 г.), в 1961 г. получила звание народной артистки СССР, в 1950 и 1967 гг. – два ордена Трудового Красного знамени, а в 1976 г. – орден Ленина. Народная любовь к ней не знала границ, а многие ее острые и меткие высказывания стали крылатыми выражениями. Но при кажущемся благополучии путь Раневской к признанию и славе был тернист не только в силу жизненных обстоятельств, но и в силу особенностей ее характера, в котором внешний комизм был лишь ширмой для глубокого одиночества и трагических сомнений в себе и своем искусстве.
Фаина Георгиевна Раневская (настоящее имя – Фанни Гиршевна Фельдман) родилась в Таганроге в состоятельной купеческой семье, училась в местной Мариинской гимназии. Подростком она увлеклась театром, но родители решительно противились желанию девушки стать актрисой. Это не остановило ее. Порвав с семьей, она в 1915 г. уехала в Москву, чтобы поступить в одну из театральных школ. Все попытки оказались неудачными – Фанни никуда не брали как «неспособную». С трудом удалось устроиться в частную театральную школу, но и оттуда вскоре пришлось уйти из-за невозможности достать плату за занятия.
В каком-нибудь сентиментальном романе это стало бы развязкой: непутевая дочь, испробовав самостоятельной жизни, вынуждена вернуться в отчий дом, где ее ждет прощение и респектабельное будущее. Но тяга Раневской к сцене была слишком велика, чтобы отступиться от своей мечты. Ей удалось устроиться на небольшие роли в дачный летний театр в Малаховке, где ее партнерами по сцене оказались многие известные артисты московских театров. Частные уроки по дикции, декламации и постановке голоса вместе с ежедневным наблюдением за их игрой уж точно давали Раневской не меньше, чем занятия в посредственной театральной школе.
После окончания летнего сезона она вновь осталась без работы и осенью 1915-го с трудом подписала договор на «35 рублей в месяц со своим гардеробом» на роли «героинь-кокет» с пением и танцами, поступив в антрепризу Е.А. Лавровской в Керчи. Зрители мало интересовались новой труппой и спектакли ее успеха не имели, зато именно здесь Раневская обрела свой псевдоним, взятый в честь чеховской героини.
Начинающей актрисе пришлось сменить несколько антреприз, выживая иной раз за счет продажи собственного гардероба, прежде чем она встретилась со знаменитой актрисой Павлой Леонтьевной Вульф. Она разглядела в Раневской настоящий талант, стала ее учителем и ближайшим другом до конца своих дней, но прежде помогла ей устроиться сначала в собственную театральную антрепризу, а затем на постоянное место в труппу «Театра актера» (после 1917 г. – «Первый советский театр в Крыму»).
В 1924 г. Ф.Г. Раневская вернулась в Москву и короткое время работала в театре Московского отдела народного образования, затем в Бакинском рабочем театре, в драматических театрах в Волгограде, Смоленске, Гомеле, Архангельске. В 1931 г. 35-летняя Раневская окончательно переехала в Москву и поступила в Камерный театр, где служила до 1933 г., затем перешла в Центральный театр Красной Армии (1933-1939), Театр драмы (ныне Московский театр имени В. Маяковского) (1943-1949) и Московский драматический театр имени А.С. Пушкина (1955-1963). Но все же для большинства театралов она навсегда осталась актрисой Театра имени Моссовета, где с перерывом служила больше четверти века (1949-1955 и 1963-1984 гг.) и где ею были созданы прославленные роли миссис Сэвидж («Странная миссис Сэвидж») и Люси Купер («Дальше — тишина»).
Когда в 1950 г. Ф.Г. Раневская отмечала 35-летие творческой деятельности, оказалось, что за эти годы ею было сыграно более 200 ролей в театре и всего 20 ролей в кино, но каких ролей! Госпожа Луазо в «Пышке» (1934), Ляля в «Подкидыше» (1939), Роза Скороход в «Мечте» (1941), бабушка в картине «Слон и веревочка» (1945), мачеха в «Золушке» (1947) и другие – от эпизодических до главных, но одинаково запоминающиеся. В последующие годы фильмография Раневской пополнилась незначительно, что объяснялось нелюбовью актрисы к работе в кинематографе: «деньги съедены, а позор остался», – как всегда, бескомпромиссно характеризовала она эту сторону своей биографии. Мучения, вызванные преследовавшей ее на протяжении десятилетий фразой «Муля, не нервируй меня!», убеждали Ф.Г. Раневскую в правильности своего выбора преимущественно театральной стези.
Несмотря на самый широкий круг знакомств, в который входили как прославленные актеры старшего поколения, так и ее ровесники – П.Л. Вульф, О.О. Садовская, В.И. Качалов, В.Ф. Комиссаржевская, О.Н. Абдулов, Н.Д. Мордвинов, режиссеры С.М. Михоэлс, С.М. Эйзенштейн, поэты М.И. Цветаева, В.В. Маяковский, М.А. Волошин, О.Э. Мандельштам, А.А. Ахматова и многие другие, Ф.Г. Раневская прожила жизнь в одиночестве. В последние годы самым близким существом для нее стал пес Мальчик, которого она подобрала на улице. Его фигурка установлена и на ее могиле на Новом Донском кладбище в Москве.
В середине 1970-х гг. Ф.Г. Раневская начала передавать свой творческий архив в РГАЛИ (тогда ЦГАЛИ СССР), где в 1977 г. был образован ее личный фонд № 2788. Частые переезды, эвакуация, смена квартир не способствовали сохранности архива, поэтому в нем почти не осталось переписки, творческих и биографических материалов довоенного и военного времени. Мемуары, над которыми она работала несколько лет, Раневская, по собственному признанию, уничтожила, как и свои дневники. Но даже в таком неполном виде архив актрисы остается уникальным источником для изучения сложной и многогранной личности Ф.Г. Раневской.
***
Несмотря на то, что дневники актрисы были уничтожены, в ее архиве сохранилось несколько папок отрывочных дневниковых записей разных лет, касающихся людей, с которыми ей довелось дружить и работать, и событий, которым она была свидетелем. Предлагаем вашему вниманию отрывки из этих записей, которые открывают другую, незнакомую большинству из нас Фаину Раневскую:
«”Разговор по душам с самой собой”. Сейчас смотрела Качалова в кино. Барон. Это — чудо как хорошо. Это совершенно! Шла домой и думала: что сделала я за 30 лет? Что сделала такого, за что мне не было бы стыдно перед своей совестью? Ничего. У меня был талант, и ум, и сердце. Где все это?»
1946 г., ноябрь
«Сейчас слушала “Карнавал” Шумана по радио. Плакала от счастья. Пожалуй, стоит жить, чтобы такое слушать. Поплетусь в театр играть мою чепуху собственного сочинения. Ничего, кроме неловкости и стыда перед публикой, не испытываю за мое творчество в “Законе чести”. Хотелось сделать что-то значительное, человечное, а вышла чепуха, хотя успех некоторый есть».
30 мая 1948 г.
«Погиб Соломон Михайлович Михоэлс. Не знаю человека умнее, блистательнее его. Очень его любила, он бывал мне как-то нужен, необходим. Однажды я сказала ему: “Есть люди, в которых живет Бог, есть люди, в которых живет дьявол, а есть люди, в которых живут только... глисты. В Вас живет Бог!” Он улыбнулся и ответил: “Если во мне живет Бог, то он в меня сослан”».
14 января 1948 г.
«Из всего хорошего, сердечного, сказанного мне публикой, самое приятное — сегодня полученное признание. Магазин, куда я хожу за папиросами, был закрыт на обеденный перерыв. Я заглянула в стеклянную дверь. Уборщица мыла пол в пустом зале. Увидев меня, она бросилась открывать двери со словами: “Как же Вас не пустить, когда, глядя на Вас в кино, забываешь свое горе. Те, которые побогаче, могут увидеть что-нибудь и получше Вас (!!!), а для нас, бедных, для народа — Вы самая лучшая, самая дорогая...” Я готова была расцеловать ее за эти слова».
22 июня 1948 г.
«...Снимаюсь в ерунде. Съемки похожи на каторгу. Сплошное унижение человеческого достоинства, а впереди — провал, срам, если картина вылезет на экран».
Ленинград, 1960 г.
«В Ташкенте она [А.А. Ахматова] звала меня часто с ней гулять. Мы бродили по рынку, по старому городу. Ей нравился Ташкент, а за мной бежали дети и хором кричали: “Муля, не нервируй меня”. Это очень надоедало, мешало мне слушать ее. К тому же я остро ненавидела роль, которая дала мне популярность. Я сказала об этом Анне Андреевне. «„Сжала руки под темной вуалью" — это тоже мои Мули», — ответила она».
«Меня спрашивают, почему я не пишу об Ахматовой, ведь мы дружили... Отвечаю: не пишу, потому что очень люблю ее».
1978 г.
«У меня хватило ума глупо прожить жизнь. Живу только собою — какое самоограничение».
Весна 1977 г.