Вчера я показывала портрет кисти Михаила Шемякина, и мне вспомнилась пара милых историй, связанных с этим художником. Нет, он не наш современник. Ученик Коровина и Серова, один из самых известных портретистов Москвы 1910-х годов, и, между прочим, знаменитый впоследствии Юрий Пименов был, в свою очередь, одним из его учеников.
Но я обещала истории. Так вот...
Семья у художника была настолько далека от богемы, насколько можно. И, уверена, фамилию его деда вы точно знаете, поскольку тот тоже был знаменит - правда, в своей области. Фабрикант Абрикосов! Продукцию кондитерской фабрики "Товарищество А. И. Абрикосова сыновей" (сейчас - Бабаевская) знали, наверное, все. Не могу не вспомнить Ивана Шмелёва: "Соленые рыбки, — дутики, — отличнейшая заедка к пиву, новость, — попали в точку: Эйнем побивает Абрикосова, будет с тебя и мармаладу! Старая фирма, русская, вековая, не сдается, бьет марципанной славой, мастерским художеством натюр-морт: блюдами отбивных котлет, розовой ветчиной с горошком, блинами в стопке, — политыми икрой зернистой… все из тертого миндаля на сахаре, из «марципана», в ярко-живой окраске, чудный обман глазам, — лопнет витрина от народа..."
А наш Михаил Шемякин - сын старшей дочери Алексея Ивановича Абрикосова.
И вот представьте себе художника, который хочет написать портрет деда. У того - предпринимателя, председателя совета Московского учетного банка, действительного статского советника - очень много дел. Поэтому он согласился, но спросил у внука, сколько часов придётся позировать. Миша подумал и ответил, что, мол, двадцать. Тогда дед решил: "Хорошо, но ни часа больше“.
Дальше привожу цитату из воспоминаний сына художника (тоже Михаила Шемякина, кстати): "Когда портрет был окончен, дедушка встал, взял правой рукой со стола аршин и медленно, заложив левую руку за спину, подошел к зеркалу и измерил аршином свою голову, от макушки до конца седой окладистой бороды. Потом подошел к портрету и измерив соответствующую его часть, сказал: „Молодец, Миша. Точь-в-точь“. Портрет был так похож, что вошедший утром в кабинет Абрикосова истопник с вязанкой дров в первую минуту попятился, сказав: „Извините, Алексей Иванович, я не знал, что вы встали“.
Но! Была ещё же и бабушка, Агриппина Александровна. Основательная женщина, мать двадцати двух (!) детей. И вот конец 1890-х, внук Миша заканчивает Московское училище живописи, ваяния и зодчества. На выставке ученических работ представлены и его картины, и в газетах пишут, что одну из них приобрёл сам московский генерал-губернатор... Надо и деду с бабушкой что-нибудь купить.
И бабушка - пышная, грузная, с чёрной кружевной наколкой на голове, "в очках в золотой оправе или с таким же лорнетом, шуршащая многочисленными слоями шелковых юбок" отправилась в сопровождении внука на выставку. Ехали в роскошном экипаже, хотя быстрее было б дойти пешком, но не дело же!
Снова передаю слово сыну художника, который опирался на рассказы отца: "Приехали. Швейцары помогли выгрузить бабушку из коляски. (Потом говорили, что, не разглядев, подумали, что везут икону Иверской Божьей Матери, которую возили тогда к богатым людям, в каких-нибудь важных случаях.) «Веди меня прямо к своим», — говорила бабушка, с возмущением оглядывая сквозь стекла лорнета античные статуи и барельефы в вестибюле и, поддерживаемая Мишей, поднималась на второй этаж на выставку. Из работ Михаила Федоровича остался очень тонко написанный в серебристых тонах «Балкон зимой».
«Вот, бабушка!»
«Эта? Да она — белая, некрашеная! Нет! я не возьму. Только рамку портить! Поехали домой».
Внука-художника Абрикосовы любили, конечно. Но подход у них был... рациональный. :)
P.S. Подписывайтесь на мой канал по истории моды и костюма! И... чем больше лайков и перепостов, тем больше статей!