Я знаю — моё дерево не проживёт и недели
Я знаю — моё дерево в этом городе обречено…
Я очнулся, когда ночь уже дошла до своего пика и начала скатываться в предрассветный туман. Безумие, отрешённость от мира, бред, помешательство или — как его принято называть, — вдохновение медленно покидало мой воспалённый мозг, отдавая бразды правления опустошению.
Я отошёл от компьютера и подошёл к зеркалу. Долго вглядывался в глубокие тени под глазами, пытаясь ответить на неожиданно возникший вопрос: кто этот человек? После медленного, но непрерывного истекания кровью перед компьютером (которое другие люди или другие писатели называют простым сочинительством) перед глазами был только текст. Мозг, казалось, обратился в комок ваты и никак не мог принять, что вот эти чужие, немигающие глаза, эта лёгкая щетина, растущая чёрт знает как, эти жирные волосы принадлежат именно мне. Но спустя несколько минут облик человека в зеркале теплел, оживал и снова становился таким знакомым, что даже и представить нельзя было, как это мимолётное чувство чуждости вообще могло возникнуть.
Я прошел на свою маленькую кухню. Сквозь окно, падая на стол, пробивался жёлтый свет, пыльный сноп солнца. Я включил радио и полез в холодильник. Сквозь помехи слышалось:
И так идут за годом год,
Так и жизнь пройдёт.
И в сотый раз маслом вниз
Упадёт бутерброд…
Я сел на стул и принялся медленно пережёвывать солёные от копчёной колбасы бутерброды, запивая их крепким чёрным чаем. Вовсе не потому, что хотел есть, а лишь потому, что так надо делать перед работой. Я уставился в одну точку и перестал воспринимать действительность. Исчезли звуки, запахи, чувства. Из-за недосыпа внутри меня образовалась пустота. Голова казалась стеклянной и вообще перестала соображать.
Я вышел из забытья только когда радио начало мучиться в агонии своей неисправности, выплёвывая нескончаемые потоки помех и шипения. Оказалось, что я уже давно поел, совершенно не заметив, каким образом это произошло.
Я вышел на улицу. Голубое небо, легкие, как пух, облака, невероятный запах сотен цветов, ещё прохладный утренний ветерок, щебетание пробуждающихся птиц, широкие янтарные полосы света на серых панельных домах. К чему всё это? Это не имеет смысла. Внутри меня всё по-прежнему какое-то мёртвое или по крайней мере спящее.
Двигаясь по тротуару, я слышу отдаленные звуки гитары, голоса людей, гул машин. Но стоит обернуться и — кажется — что никого и ничего нет. Они тоже не имеют никакого смысла для меня. Единственное, что сейчас важно — остановка и подъезжающий к ней с недовольными звуками «пазик». Я с болью смотрел в заднее стекло на то, как за поворотом, в летнем воздухе, постепенно начинают расплываться очертания моего дома. А потом с болью смотрел вперёд на то, как вдали начинают вырисовываться очертания моего офиса, его темные коридоры, голые стены моего кабинета, бессмысленный стук клавиатуры, тусклый экран компьютера.
Я сидел на потёртом сиденье автобуса, слушая рычание мотора и смотря на ссутулившийся месяц в беззвёздном небе.
Надеюсь, что сегодня получится что-нибудь изменить. Весь эти чёртовы действия — душ, завтрак, работа, обед, опять работа, ужин, сон — уже не имеют никакого смысла. Это разве жизнь? Скорее какое-то существование. Эти вещи давно потеряли смысл. Я не могу больше так жить. И я не могу больше жаловаться на это самому себе.
Автобус со скрипом остановился. Никого не видя и ничего не слыша, я поплёлся домой. Это очень странное ощущение. Я не мог совладать с собой. Каждое действие — будь то поход в магазин или просиживание штанов на работе — вызывало во мне отвращение. Каждое живое существо — от бабочки до успешного человека вызывало ненависть.
Я вошёл в квартиру и с тяжёлым вздохом опустился на диван, даже не раздевшись. Именно дома и именно вечером мозг начинал не только донимать меня проблемами и лишними переживаниями, но и начинал активизировать отделы, отвечающие за творчество. Появлялось ужасное желание творить, делиться чувствами с единственным понимающим предметом — чистым листом. Но почти каждый раз происходило разрывание между письмом и каким-нибудь другим делом. Я всем существом хочу писать, но совершенно не знаю, что именно. В голове столько мыслей, что их невозможно собрать и структурировать, их невозможно записать. Наверное, я просто перегорел, когда в моё пламя желаний плеснули ведро уничтожительных, бескомпромиссных обстоятельств.
«Он не знал, что с ним случилось, но все его тело трясло, а в груди при каждом вздохе вспыхивало пламя. Кровь как будто кипятком бежала по его венам.
"Соберись, соберись, у тебя есть ещё один шанс на уход из этого ада", — вторили мысли.
Но он не мог, он просто не мог собраться. Схватившись за пылающую болью грудь, он сидел у компьютера и задыхался от отчаяния. Как, как он мог собраться, если это лето уничтожило его мечту, растоптало его цель, к которой он шёл с самого ноября?! Как он мог собраться, если это лето размозжило ему голову?!
"У тебя есть ещё один шанс", — блекло, само в это не веря, твердило сознание.
Шанс этот был мал и — более того — приводил к совершенно другому результату. И что же теперь делать?
Что теперь делать…»
Я ехал в поезде. «Тутух-тутух, тутух-тутух» — стучали колеса. Я смотрел в окно на голубое зимнее небо, на бесконечные белые поля, на яркий глазок солнца, не отстающий от моего вагона. Вскоре я уже стоял на перроне и ждал автобус. Голова казалась такой лёгкой и чистой, будто все печали и заботы исчезли из неё, растворились в свежем зимнем воздухе. Сидя в автобусе, я улыбался, даже несмотря на то, что с меня ручьем лился пот. Из динамиков послышался неразборчивый шипящий голос. Я кинул взгляд в окно и понял, что это моя рабочая остановка. Но автобус не остановился. Напротив, он ускорился и пролетел это место почти мгновенно. «Бз-з» — прожужжал телефон. С каждой секундой он всё громче и громче оповещал о новых проблемах. Я смотрю на его экран, но он совершенно размыт. Телефон тут же устремляется в окно. Следом летит пустой кошелёк. Я поднимаюсь и подхожу к двери. Вдали я вижу лишь ночь, высокую звезду и чистую дорогу.
Резкий стеклянный звон будильника заставил меня вскочить и сесть на кровати. Сердце испуганно колотилось в груди. Первое время я даже не понимал, что произошло.
«А, это всего лишь сон…» — пробубнил я пересохшими губами.
Я встал и подошёл к окну, уставившись на восход. Небо светлеет. Вокруг царит сонная тишина, изредка прерываемая одиночным щебетанием птиц. Но у меня нет времени наслаждаться этим. Я смотрю на всё это мельком, вскользь. Примерно так же я слышу обрывки людских разговоров и детский смех, когда иду по двору.
Эта работа бесцельна и мало кому нужна. Она отнимает много времени и — что самое главное — утомляет однообразием, просто душит им. Мне начало казаться, что ещё чуть-чуть и я разнесу этот компьютер ко всем чертям. Но что же я тогда буду делать? И где возьму деньги на еду?
Пришел приказ задержаться из-за болезни моего коллеги. Интересно, а я смогу хоть когда-нибудь почувствовать себя полноценным, свободным человеком?
Я сидел в автобусе, устало прислонившись лбом к стеклу. Колени до боли упирались в переднее сиденье. За окном уже было совсем темно. Луна безразлично плыла по тёмному небосводу, проходя через разорванные облака. Местность то светлела, обнажаясь строениями, то незаметно и сразу темнела. Я почувствовал, как тяжелеют веки, как звуки становятся всё дальше и дальше.
Мне снилось, что я стою в большом зале, среди сотен — если не тысяч — занятых кресел. Все люди с неопределёнными чертами лиц всматриваются в сцену, где в круге белого света сидит человек с микрофоном в руках. Я не мог разобрать, что именно он говорил, но голос его казался таким знакомым… Когда он прекращал говорить, кто-то из зала задавал ему вопрос, и он начинал новую речь. Продвигаясь между рядов, я спешил навстречу этому человеку. Поднявшись на сцену, я оборачиваюсь и понимаю, что больше не нахожусь в зале. Вместо этого я стоял около массивного кресла в небольшой, но очень уютной комнатке. В кресле напротив сидела девушка; слева от неё стояла камера. Я перевёл взгляд на кресло, подле которого стоял, и увидел того же человека со сцены. Но теперь осознаю, что этот человек — я. Вижу, что на маленьком круглом столике передо мной лежит книга с моим именем, вижу, что девушка напротив записывает мои ответы.
Автобус подскочил на кочке, и сон вылетел из меня.
Я сидел на балконе, смотря то в тетрадь, на свой кривой почерк, то по сторонам, наблюдая, как тихой поступью невидимых шагов уходит куда-то сегодняшний день. Нужно было остановиться и отдохнуть, перестать себя насиловать, но я не мог, потому что чувства лились из меня пульсирующей струёй, как кровь из артерии, потому что внутри меня была огромная жажда самовыражения.
«Он думал о том, как было тогда, холодной осенью — дожди, мутные потоки воды по улицам и постоянная темень. Но едва ли это беспокоило его. Все дни он просиживал дома с ней, пытаясь в объятьях спастись от холода и серости мира за окном. Её голова лежала у него на плече, волосы слегка щекотали щёку. Он читал ей свои книги, а она в очередной раз удивлялась тому, как хорошо он пишет. Потом она помогала ему с редактурой и исправлением ошибок, ведь она была учителем русского и литературы, а он — хоть и учился с ней — никогда им не был. Он даже не унывал из-за того, что нужно было четыре года мучиться в этом институте, ведь там была она.
А потом она читала ему свои стихи, преисполненные самых глубоких и чистых чувств. И пусть он не понимал бо́льшую часть метафор, он знал самое главное: она читала стихи о нём. И, казалось, что в этом простом времяпрепровождении слилось всё: забота, надежда и любовь…
Он проснулся и сел на кровати. Весь лоб покрывали капли холодного пота. Несколько минут на осознание… и отчаяние. Он крепко стиснул зубы и ударил по стене. Боль растеклась по костяшкам.
Иногда она снилась ему, и эти сны — самое мучительное что было в его жизни, потому что всё, что представлялось там — картины мертворожденного счастья, того, что могло бы быть, но было уничтожено всего лишь одним словом "нет"».
— Хорошо, я попозже посмотрю, — ответила аватарка в чате.
Но я прекрасно знал, что она ничего не посмотрит. Никто никогда ничего не смотрит.
— Ой, сейчас не могу, чуть позже прочитаю.
И каждый раз, каждый чёртов раз одно и то же!
— Когда же ты уже напишешь отзыв? Ты же обещала.
— Скоро, просто ещё не пришло время.
Они думают, что это всего лишь какой-то рассказ, всего лишь текст, за которым ничего нет, кроме выдумки. Они и подумать не могут, что привело к его написанию. Они и представить не могут, насколько сильно меня оскорбляют эти откладывания и какую ненависть они вызывают. Особенно, когда эти откладывания без причины.
Доделав очередной бесполезный отчёт, я перехожу на сайт, куда выкладываю свои произведения. С надеждой смотрю на значок уведомлений, но ничего не нахожу. Пустота. Я смотрю на эти пёстрые обложки с полуголыми девушками и странными названиями, под которыми бурлит поток комментариев. На меня нападает тоскливая зависть, как у голодного, который увидел еду. Не понимаю, почему то, что ты выстрадал, то, над чем ты плакал, убиваясь воспоминаниями, никому не нужно. Открываю электронный ящик, копаюсь в его содержимом, но никаких ответов нет. Пустота повсюду. Никогда не понимал, почему так сложно ответить хотя бы словом «нет». Это ведь не займёт много времени, верно? А это редакторское молчание — оно сводит меня с ума. Вот она, судьба маленького текста в большом городе, который и так разрывается от миллионов страниц… Перехожу в социальную сеть. Положительная рецензия. Ещё одна. И ещё… А имеют ли он хоть какой-то вес? В конце концов я заплатил этим людям деньги. Разве могут они в таком случае написать что-то плохое? Ужаснее всего, что все эти вложения, в сущности, не окупаются. Как будто мои и без того малые деньги летят на ветер.
А перестать этим заниматься я не мог. Мне представляется ужасным прожить жизнь и никак не обозначить своего существования. Но люди обходят стороной все мои обозначения, обращая внимание на какие-то другие знаки, которые кажутся мне странными, глупыми и пустыми.
Я отодвинул ящик стола. Подкатилась полупустая бутылка виски. Я поднял взгляд. Фигура начальника ходила поблизости. Когда он уйдёт, подумал я, выпью столько, сколько захочу. Вернее столько, сколько там есть. Я устал, очень устал.
«После очередного потрясения, принятого слишком близко к сердцу, он вдруг увидел мир таким, каков он есть на самом деле. В один момент он осознал, что мир, увы, продолжит существовать и после его смерти, что мир существует вовсе не потому, что существует он.
Сейчас он шёл по пустынный ночной аллее и в одночасье осознал полное одиночество. Не то одиночество, от которого хочется лезть в петлю, когда единственный лучик света послал тебя к чёрту, а после ещё и ужасно разочаровал. Но то ужасное одиночество, когда понимаешь, что ты потерял саму связь с миром, потерял смысл всех предметов и остался один на один с этим осознанием. Он смотрел на дома, притаившиеся в темных дворах, на пугающие ветки деревьев, на редкие машины, проезжавшие мимо, но все они как бы утратили свои качества. Все представления о вещах ушли прочь, как сон — теперь от них остался лишь бессмысленный, ничего не значащий облик. Схожее чувство можно испытать, если очень долго произносить какое-то слово, пока оно наконец не превратится в бессмысленный звук.
На мгновение он остановился, тряхнул головой и пристально уставился на свои руки. Но чем дольше он вглядывался, тем более бессмысленными ему казались эти ладони и тонкие линии на них. В ужасе он присел на скамейку и начал прокручивать свою жизнь, но ничего кроме страшной бессмыслицы в ней не обнаружил. В какой-то момент он, кажется, утратил даже ощущение своего тела. Как будто он больше не был человеком, а был лишь бессмысленной тенью, двигавшейся в бессмысленном мире».
Я снова сидел за столом. Мучил клавиатуру, мучил компьютер, мучил себя. Мне казалось, что всё было впустую. Я писал, редактировал, а потом удалял абсолютно всё. Меня ужасно бесило, что я не могу выразить то, что творится внутри меня — ещё более бесило, что не находится человек, который указал бы на ошибки или напротив похвалил бы. Повсюду страшная пустота и одиночество, от которых я закрыл этот чёртов Word и вышел на балкон. Я закурил и уставился в ночь.
«Эмоции в очередной раз затуманили ему глаза. В порыве отчаяния он стер всё, что делал столько лет. Стихи, рассказы, пьесы, даже небольшие сценарии для короткометражек, которые он хотел снять сам, — всё отправилось в корзину компьютера. Нет более поганого чувства, чем осознание того, что все работы, казавшиеся тебе значительными, ничего не стоят. Когда на деле оказывается, что все потребляют исключительно развлекательный бред, за которым нет ровным счётом ничего.
Наступил вечер. Воздух дрожал от противного стрекотания цикад. Он лёг на траву и уставился в вечернее небо: градиент из светло-персикового переходил в глубокий янтарный.
Каждый день, полный праздности и мелкой суеты, притуплял его тягу к работе, так что в конце концов он и не думал о писательстве. В один момент он и вовсе перестал ощущать себя писателем. Сначала он не обратил на это внимание. Но потом, вместе с молчанием отовсюду, куда он только ни присылал работы, это чувство начало душить его. Теперь каждый новый день острым жалом впивался в тело, напоминая об утраченном смысле. Что теперь от него осталось? Он не мог ответить на этот вопрос и закрыл лицо руками.
За короткую жизнь он уже пережил достаточно событий и вытерпел множество чувств. Столько всего было, о чём ему хотелось написать… Мозг по-прежнему в самый неожиданный момент присылал ему идею или воспоминание, за которые нужно было цепляться и не отпускать до самого конца, пока они не будут разбиты на тысячи букв, но он не цеплялся за них. Он обязан был написать о чём-то ещё, но теперь уже не напишет. Толку от этого всё равно нет».
Какой сейчас день, месяц, год? Сколько мне лет? Все дни постепенно сливаются в один, и я не вижу разницы между ними.
Завтрак.
Кажется, эта однообразная еда за годы потребления стала безвкусной. Я не придал этому значения и запихнул её остатки в рот. Потом посмотрел на часы и пошёл на выход.
Не успеваю я следить,
Как пролетает год за годом,
А жизнь уже не пережить…
Остановка. Гул машин с неопределённой стороны, щебетание птиц, солнце. А вот и мой автобус.
Пустота по кругу. По кругу…
«Он сидел на крыше дома, свесив ноги вниз. Да, он всегда писал только о том, что его тревожило. Но все эти тексты оказались никому не нужными в этом большом жестоком городе. Все эти раскопки в руинах воспоминаний и несбывшихся надежд прошли стороной, никто их не заметил. И теперь он как никогда понял, что ещё совсем немного и страшная бессмыслица повалит его на асфальт, отпинает, выпустит кишки и сожрёт своей волчьей пастью.
Он поднялся, достал телефон и замер в ожидании».
В какой-то момент я наконец перестал бередить раны и в приступе последней надежды решил зайти на сайт, куда выкладывал свои работы. «Новый комментарий к произведению». Я равнодушно хмыкнул и нажал на уведомление. Открылась большая рецензия. Странно, я никогда не писал комментарии к рассказам этого человека и не платил ему за рецензии. Кто же это?
«Сейчас он сидел на крыше дома, уставившись вперёд, на огни ночного города. Словно море во время шторма, бушевали чувства, то погружая его в отчаяние, то накрывая тупой уверенностью в том, что всё получится.
Удивительно, как всего несколько слов могут изменить жизнь. Вновь воскресли те чувства, с которыми он начинал писать, вновь появилось это прекрасное желание творить».
Я сидел и делал очередной отчет. Но что-то поменялось, верно? Да, я улыбался. Не потому, что люблю эту работу и это место. А потому, что мне осталось недолго.
«Я думаю, ты просто устал. Устал от меня, от работы, учёбы», — всплыли в голове слова давно чужого человека, сидящего за соседним столом. Увы, я слишком часто её вспоминаю.
Верно, я устал. Но теперь во мне есть силы изменить что-то. Теперь я наконец смогу сбежать отсюда. Куда? Пока не знаю. Но это место точно будет лучше, даже если на первых этапах будет сложно адаптироваться. Оно точно будет лучше.
«"Нам очень жаль, что вы от нас уходите", — сказала тётка с вечно недовольным лицом.
Ему не было жаль. Совершенно не было. Да, он потерял целый год жизни в этом месте. И среди плохого наверняка было что-то хорошее. Например, она. Но он уже всем существом чувствовал, что его больше нет в этом месте, что он исчез из него той осенью, когда последняя ниточка надежды, удерживающая его, оборвалась.
Увы, обстоятельства снова сложились так, что тот способ, на который он рассчитывал, провалился, однако был еще один, уже не казавшийся таким ужасным. Вливание в готовый коллектив… Он не умел всего этого, но знал, что должен сделать это. Получится ли? Должно получиться.
— А ты уверен, что там будет лучше? — прозвучал голос из воспоминаний.
И он был уверен. Без каких-либо причин. Просто уверен. По крайней мере так ему казалось.
И пусть он не достигнет ничего, пусть его расчёты окажутся неверными, он всё равно идет. Идет, потому что так хочет».
Солнце заливало светом всю кухню. Где-то за окном насмешливо каркала ворона, видя, как я порезал палец. Гудел холодильник. Я закурил, присев на подоконник и уставившись на серый дом напротив. Накатило то странное чувство, которое испытываешь в тот момент, когда книга, полная чувств и переживаний, дописана. Когда понимаешь, что та идея, которую вынашивал в голове на протяжении месяца или шести месяцев и из которой постоянно вырастали все новые и новые мысли, наконец записана в достаточной степени полно. Когда наконец больше нет тех мыслей, из-за которых неудобно спать. Когда постоянные записи и их обдумывание наконец кончились.
Докурив, я с легкой улыбкой отправился спать. Сегодня долгожданный выходной.
Во сне я видел золотую лестницу, возвышающуюся до самых небес. Вокруг были десятки — если не сотни — таких же лестниц, но все они были короткими и как будто уже посещёнными мной. Я смотрел на светлое небо, щурясь от солнца и, улыбаясь, ставил ногу на первую ступеньку.
Как только я начал писать, что-то во мне изменилось. Да, я все так же хожу на работу, все так же слушаю этих людей, от которых меня воротит и среди которых я лишний, но теперь я верю, что творчество — способ вернуться к настоящей жизни. Я мало-помалу начинаю обретать свободу, начинаю верить в то, что совсем скоро исчезнет эта бесполезная работа и будет лишь творчество, которым я смогу жить. Совсем скоро жизнь начнётся с чистого листа. По крайней мере, мне так кажется.
Но я всё свое время провожу рядом с ним,
Мне все другие дела надоели.
Мне кажется, что это мой дом.
Мне кажется, что это мой друг…
Редактор Никита Барков
Другая современная литература: chtivo.spb.ru