Так называемое нравственное воспитание
Книжное аутодафе как символ искоренения вольнодумства впервые описал Рэй Брэдбери в антиутопии «451 градус по Фаренгейту». Своеобразный оммаж мы встречаем на страницах повести «Манарага» Владимира Георгиевича Сорокина, где книги используются исключительно в качестве материала для растопки. Но давайте задумаемся: так ли чудовищна сама идея уничтожения художественных книг?
В подростковом возрасте, желая впечатлять барышень интеллектом и эрудицией, я поставил себе цель — прочитать все книги из центральной библиотеки города Находка. Мой словарный запас стремительно пополнялся, а кругозор расширялся. Я сыпал умными цитатами налево и направо, словно ставший хрестоматийным сеятель — облигациями государственного займа.
Однажды попался мне роман «Над пропастью во ржи» Джерома Дэвида Сэлинджера. Книга потрясла мой неокрепший юношеский ум.
Вместо того, чтобы отправиться в школу за знаниями, я извлёк из копилки деньги, отложенные на мопед, купил билет на электричку и поехал во Владивосток, чтобы познакомиться с девушкой «без комплексов». Однако на станции Боец Кузнецов был снят с поезда сотрудниками правоохранительных органов и препровождён в детскую комнату милиции, откуда после профилактической беседы меня забрал отец.
Именно тогда, получая наставления от отцовского ремня, я начал сомневаться в смысле и пользе художественной литературы.
Сомнения мои подтвердил другой, не менее показательный случай.
Сосед дядя Миша по прозвищу «Вольтметр», заботливый муж, отец троих детей и владелец красноухой черепахи, нашёл в подъезде роман Сомерсета Моэма «Луна и грош», заперся в уборной и не покидал оную, пока не добрался до слова «конец», после чего, надев пальто и сообщив, что идёт за хлебом, покинул квартиру.
Больше в Находке его никто не видел.
Третий случай, окончательно убедивший меня в собственной правоте, произошёл годом позже.
Под впечатлением безобидной, казалось бы, поэзии Лермонтова мой троюродный брат впустил в дом цыганскую семью, устроил на полу кострище и чуть было не сжёг пятиэтажное жилое здание.
Комментарии, надеюсь, излишни.
У вас всегда будет светло, тепло и сухо, если вы проштудируете брошюру «Ремонт сантехники и электрооборудования».
Самоучитель по рукопашному бою избавит вас от боязни бродить по неосвещённым переулкам.
Со справочником садовода и огородника вы никогда не останетесь голодным.
А чему может научить художественная литература?
Какой прок в том, что вы узнаете, зачем Свидригайлов собирался уехать в Америку и почему сошёл с ума Иван Карамазов?
Роль художественной литературы в развитии воображения тоже, мягко говоря, преувеличена.
Вспоминается анекдот, приведённый в главе «Почти всерьёз» популярной некогда книги «Физики шутят» (1966):
Давида Гильберта (1862-1943) спросили об одном из его бывших учеников. — Ах, этот-то? — вспомнил Гильберт. — Он стал поэтом. Для математики у него было слишком мало воображения.
Давид Гильберт прав.
Шкафы, в которых вы храните книги, созданы дизайнерами, плотниками и столярами.
Смартфоны и компьютеры, с помощью которых вы читаете книги, придуманы инженерами и программистами.
А на фабриках по производству бумажной продукции работают отнюдь не выпускники литературного института.
Уверен, если бы человечество избавилось от художественной литературы, автомобили уже летали бы за нашими окнами, а не только в фильме «Пятый элемент» или игре Cloudpunk.
Семён Мотыгин
