Оно было примечательно тем, что мы с женой Галей поехали в Москву в отпуск в гости к моим родственникам. Как офицеру мне государство оплачивало проезд к месту отпуска и обратно в купейном вагоне скорого поезда, а время на дорогу туда и обратно в срок отпуска – тридцать календарных дней - не включало. Не пользоваться такими возможностями было бы грешно, но раньше мы не хотели ни оставлять бабушке новорожденного сына, ни брать его с собой. А теперь поехали в фирменном поезде «Урал» и нарадоваться не могли комфорту и сервису. К тому же в купе к нам никого не подселили.
Это было удивительное время, и все ждали перемен. Кончалась эпоха Брежнева. Мы узнали, что Председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов «избран» секретарём Политбюро ЦК КПСС, а рыбный министр расстрелян за взятки. Но ранее о скандалах в высших кругах власти мы узнавали только от «вражеских голосов», а виновных в них обычно отправляли консулами куда-нибудь на Тасманию. Теперь же мы всё узнали из официальных средств информации, а проворовавшийся рыбный министр стал покойником, а не послом Советского Союза на островах Тринидад и Тобаго. Это радовало, потому что безнаказанность номенклатуры уже всех достала.
Ревдинский пример.
Однажды заместитель прокурора Серафим Петрович Д. рассказал мне такой случай.
В пятидесятых или шестидесятых годах жена Героя Советского Союза проворовалась в особо крупных размерах, и Серафим Петрович, тогда ещё следователь прокуратуры, расследуя это дело, её арестовал. Вместе с городским прокурором его вызвали в отдел административных органов обкома КПСС и там стали объяснять, что жена Героя не может воровать. На возражения Д. и попытки предъявить партийному начальнику материалы следствия он услышал слова, обращенные к прокурору:
- Не зрелые у вас ещё кадры, товарищ городской прокурор!
После этого дело было немедленно изъято у Д. и передано в Первоуральск. Тамошний следователь прокуратуры был в политическом плане, видимо, вполне созревшим. Дело он благополучно развалил.
Услышав этот рассказ, я спросил у Серафима Петровича, не стыдно ли ему после этого служить в прокуратуре?
- Посмотрим, что ещё из тебя через несколько лет получится, - мудро ответил мне тогда заместитель городского прокурора, либо не обидевшись, либо сделав вид, что не обиделся.
Но продолжу свой рассказ об отпуске.
В Москве мы остановились у моей старшей сестры Леночки и поехали с визитом к тете Марьяне и её мужу, дяде Саше. Моя мама-пенсионерка в это время тоже гостила в Москве у своей сестры.
Я же уже писал, что моя служба в милиции московскими дядями была воспринята крайне негативно. Попытки моей сестры Леночки заступаться за меня и доказывать, что я вовсе не «кирзовый сапог» воспринимались крайне скептически.
- Ты - его сестра. Конечно, ты должна его защищать…- снисходительно говорил ей дядя Саша, рыжий-прерыжий еврей и махровый диссидент.
Но лёд тронулся ещё в феврале того года, когда у меня умер папа, а на похороны приехала старшая двоюродная сестра Наташа. До этого мы с ней уже несколько лет не виделись, и помнила она меня лишь маленьким мальчишкой.
А в 1982-м году - по словам моей родной сестры – Наташа, погостив в Ревде, в Москву вернулась абсолютно в нас с Галей влюблённой. Поспособствовало этому, главным образом, то, что тогда в один из дней у нас в квартире сгорела электропроводка, а я, вспомнив свои навыки старшего механика взвода ИТСО, сумел её отремонтировать. И в нашей квартире стал свет, и отделился он от тьмы, а сестра Наташа от моего мастерства пришла в полный восторг.
Кроме того неожиданно выяснилось, что мы с Галей умеем говорить на человеческом языке. В Москве Наташа всё это рассказала отцу, а своей дочери дядя Саша привык верить. Затем и мы приехали…
Во время описываемого визита он сперва сдерживался, но затем не выдержал и всё же заговорил. Он стал развивать тему, которая отчего-то была в том году особенно популярна среди диссидентов. Это была тема преследования людей по статье 209-ой УК РСФСР, что у них – диссидентов - считалось грубым нарушением прав человека. Но это была не совсем та тема для дискуссии или диспута, где диссидент смог бы выиграть у старшего инспектора по дознанию.
Со ссылками на реально существующие разъяснения Верховного Суда СССР я объяснил дяде, что, если человек пишет книги или работает охотником-промысловиком и за месяц может обеспечить себя на год вперёд, то уголовному преследованию его никто не вправе подвергать. Но считает ли он - работящий и талантливый инженер - нарушением прав людей, если я «посадил» на пару лет десяток взрослых и здоровых паразитов, живущих за счёт своих родственников, да ещё и регулярно обижающих их?..
Дядя был в шоке, потому что тогда на диссидентских сходняках и тусовках было принято лишь дополнять друг друга. А вот спорить, да ещё и ссылаясь на реально существующие документы, было принято не очень. В тот вечер, когда мы с Галей, Леной и мамой поехали ночевать к Лене на другой край Москвы, мамы чуть не плакала от счастья. На её глазах я стал первым человеком, с которым дядя Саша снизошёл до дискуссии.
Во время нашей следующей встречи он достал из каких-то тайников несколько нелегальных антисоветских журналов и дал мне их почитать. Прочитав, я сказал, что материал там достаточно острый, интересный и подан с неожиданной для меня стороны, но доказательственная база явно хромает. После этого в московской ветви нашей двоюродной и троюродной родни мы с Галей были прописаны как равные.
В тот год в Москве появились первые нацисты, которые провели не то шествие, не то митинг. Но случилось это при крайне странных обстоятельствах.
Накануне этой акции ближайшие к месту её проведения школы посетили сотрудники КГБ и провели беседы со старшеклассниками, в ходе которых рассказали о времени и месте предстоящего нацистского шабаша. И попросили туда не ходить. Ясно, что на следующий день именно там оказались все предупреждённые школьники и ещё масса другого народа. Примерно при таких же обстоятельствах проходили спустя пару лет шествия свердловских наци. Всё это сильно напоминало какую-то провокацию КГБ, сначала организовавшего эти группировки, а затем привлекающего к ним как можно больше внимания.
Когда я, после нашего возвращения в Ревду, вышел на службу, оказалось, что Геннадий Степанович З. год назад не разбрасывался пустыми обещаниями, и из Артинского или Ачитского района (точно сейчас не помню) к нам перевелся на должность старшего инспектора по дознанию старший лейтенант Анатолий Петрович К.
Но начальник милиции меня в очередной раз удивил. Он предложил сначала выслушать все предложения, а мой рапорт о переводе он подпишет, какое бы решение я не принял.
Оказалось, что начальник следственного отделения майор М. зовёт меня в следователи, начальник отделения по борьбе с хищениями социалистической собственности майор Б. – к себе в инспектора, а начальник уголовного розыска майор Н. (по прозвищу «Указник») – к себе. О том, что в уголовный розыск он меня готов взять, я знал ещё со своей службы участковым. В его глазах я ещё тогда «показался».
(«Показался» - выражение, взятое из повести Валентина Катаева «Сын полка»).
Я решил не изменять мечте и попросился в уголовный розыск.