Почему книги Прилепина можно порекомендовать другу? Потому что там поднимаются темы, которые интересуют российское общество 21 века.
Прилепин начал с темы войны в Чечне (роман «Патологии»),
продолжил реакцией молодёжи на развал СССР (роман «Санькя»),
поймал атмосферу растерянности и горечи, вседозволенности и разгула (сборники «Пацанские рассказы», «Грех» и др.),
присоединился к копанию в страшных эпизодах советского периода истории (роман «Обитель»).
Всевозможным социальным и культурным сдвигам Прилепин посвятил сборники эссе («Я пришёл из России», «Сцены из лёгкой и мгновенной жизни», «Имя рек» и др.)
Зарисовки конфликтных ситуаций, переросших в СВО, находим в сборнике рассказов «Ополченский романс».
Этот современный писатель «проработал» практически все тяжёлые и нуждающиеся в осмыслении темы российской жизни. Поэтому я советую его читать – и друзьям, и подписчикам, и всем-всем-всем – вне зависимости от возраста и политических взглядов.
Если говорить о конкретной книге, то это будет сборник «Семь жизней» (2016). Это очень разные рассказы, их 10, я выделю «Семь жизней», давший название сборнику, и «Петров».
«Семь жизней» – это семь зарисовок. Каждый раз повествование идёт от первого лица, и концовка одной миниатюры перетекает в начало следующей. Это поток сознания семи людей:
состоятельного дауншифтера, военнослужащего, политика, городского алкоголика, неисправимого бабника, сельского батюшки и, наконец, самого себя (наверное). Каждый раз читатель помещается «в шкуру» нового персонажа.
Бывший бизнесмен в полном расслаблении проводит день за днём в какой-то далёкой жаркой стране и говорит, что по утрам у него «много дел»: выпить кофе и «навестить скелет кита»…
Снимаешь себе домик: аренда на месяц обойдётся немногим дороже чашки кофе, которую ты выпил, пересаживаясь с рейса на рейс в европейском городе, аренда на год стоит как твой последний велосипед; делаешь нехитрый подсчёт и хохочешь вслух – при таких раскладах ты можешь жить здесь, на берегу, как минимум сто лет, если только тебя не унесёт волной: ведь ты у океана.
Океан вздыхает и выдыхает, это никогда не сможет надоесть. Это как собственное дыхание – разве от него можно устать?
А там, с той стороны океана, нет никого, кто пожалеет о твоём исчезновении; хотя мама, да. Но маме всегда можно отправить открытку, что-то наврать, мамы созданы для лжи, в каком-то возрасте они способны, как идеальные приёмники, настроиться на одну твою лживую волну – и слушать её бесконечно.
Военный описывает будничные для войны случаи и размышляет судьбах сослуживцев.
…эта дорога простреливается вдоль и наискосок. Если в каждой воронке посреди асфальта, куда попала шальная бомба, поставить цветок, а в месте гибели одной или другой машины – крест, то от креста до цветка будет по этой дороге где минута езды, а где и меньше, но почти нигде – больше. <…> Иной раз летишь там, на обочине ещё томится, замерзая с непривычки, новопреставленная душа, ловит попутку, и удивляется, что никто не тормозит.
Бабник откровенничает:
Просыпаясь каждое утро, если я просыпаюсь один, а я стараюсь просыпаться один, я делаю что-то со своей жизнью, с самим собою, со своей, например, работой, – но вместе с тем, никакой другой цели у меня нет, кроме одной. <…> Я не веду счёт, я никому не обязан отсчитываться: если я забываю имена – я их забываю, если я их помню – я их помню, впрочем, имён слишком мало, они скоро кончаются, а потом часто повторяются.
Спившийся алкоголик философствует о том, что саморазрушение – тоже работа, и вспоминает времена, когда ещё вёл социальную жизнь.
У меня была «Волга» – я её продал, это последнее, что я продал, до неё ту же участь поимели все мои близкие, поголовно – я их сдал, как стеклопосуду.
Политик делится замечаниями о себе и своём окружении (наименее интересная, на мой взгляд, миниатюра).
Однажды то, что называется бесстрастным словом «политика», заменило мне всё остальное. Всё стало ничтожным и малым в сравнении с ней.
Зато про священника, по-моему, наиболее интересная.
Я здесь и за священника, и за председателя сельсовета, и за лечащего врача, и за социальную службу, и за почтовую иногда, и ремесленную мастерскую открываю, и за няньку сойду при случае. А ведь начинал служить – даже колокола не было у нас. Помню, крестный ход на Пасху веду, и колокольный, красный, пасхальный звон в своём мобильном включал, держа над головою: динь-дон-динь-дон. Храм стоял ледяной, пола не было. На крыше дерево выросло – берёза.
Эта миниатюра рассказывает не столько о батюшке, сколько о нашей нищей глубинке. Приведённая цитата напрямую говорит: нет там ни поликлиники, ни мастерской, ни социальной службы… Есть полуразрушенный храм и, видимо, вышка сотовой связи. Картина маслом, как говорится.
Безработица, бездорожье, безнадёга – и бездуховность. Откуда взяться-то духовности?
К службе приходило то пять прихожан, то двое, то одна моя матушка. На исповедь не шли – боялись. Хорошо хоть, на меня смотрели с тёплой стыдливой тоской – в той тоске была надежда, что придут в храм однажды.
Ну, и «седьмая жизнь» – жизнь автора. Он поместил нас и себя в сознание шести разных персонажей – дал возможность «прожить» кусочек жизни, не похожей на собственную. А вывод сделал такой:
Неслучившаяся жизнь – по её встречам и её разнообразным событиям можно тосковать, можно даже ностальгировать, но эта ностальгия имеет особенный вкус. А можно всё это презирать, вот эту несбывшуюся жизнь – первую, или вторую, или третью, или какую-нибудь ещё – презирать и радоваться тому, что не случилось с тобой.
«Петров» – история и смешная, и трагическая. По-настоящему смешная и по-настоящему трагическая.
При всём реализме – абсолютно искусственная и полностью подчинённая авторскому замыслу. Следить за тем, как «ниточки» повествования сводятся к тугому «узелку» – увлекательно. Писатель «подгоняет» характеры и обстоятельства под главную идею: не будьте такими, как Петров; не чурайтесь людей, не бегите от жизни, не закрывайтесь в свой «кокон»; будьте активными, думающими, мечтающими!
Это всё подано не назидательно, а обыденно и с юмором (напоминает стиль Зощенко).
Считаю, что Петров – типичный «герой нашего времени». Это не топ-менеджер, не нувориш, а непримечательный, потерянный, аморфный, каких, увы, много. Даже фамилия у него «среднестатистическая».
Петров наблюдал кота в окошко и однажды понял, что кот – его полная противоположность. Рыжий кидался на всё живое – насекомые, другие коты, птицы, собаки, дети – он всё это хотел если не победить, то напугать. <…> Кот мстил Петрову за то, что они такие разные. Рыжий не хотел жить с Петровым вместе.
И Петров встаёт на путь к развязке сюжета, решив отвезти рыжего в деревню 31 декабря…
Этот рассказ я уже упоминала здесь, о нём также писала БиблиоЮлия.
Об ещё одном рассказе из сборника – здесь.
О сборнике «Семь жизней» хорошо отзывался Павел Басинский – здесь.
Про повесть Прилепина «Восьмёрка» – здесь.
Кроме того:
Обращаю внимание: статья и весь канал – о литературе! Не засоряйте комменты политическими дебатами!
#культура #литература #захарприлепин #современнаяпроза #конкурс_книга21века (там все статьи-участники)
Организаторы конкурса: Синдбад + Longfello; Ариаднина нить; Библио Графия; БиблиоЮлия; Запах книг; Книжная аптека; Книжный клуб авантюристов; Книжный мякиш; Книжная полка Джульетты; чопочитать
