Найти тему
Валерий Грачиков

Саранча, из-за которой Пушкин отправился из одной ссылки в более другую

При всем уважении к великому поэту, знаменитая история с саранчой, случившаяся весной 1824 года, не красит Пушкина совершенно. И даже его доклад в стихах, который принято подавать как элегантную шутку, вообще-то таковой совершенно не выглядит.

Вообще, конечно, получилось очень мило. Пушкин, «прославившись» в столице, загремел в ссылку на юг, сначала в Кишинев, а потом его перевели работать в канцелярию Михаила Воронцова. И в общем-то, у Александра Сергеевича сложилась немного не та ситуация, когда можно дерзить всем подряд, особенно начальству, потому что в Петербурге ему грозила ссылка совсем не в теплые края и Карамзин фактически спас его от Сибири.

С Воронцовым отношения у Пушкина не сложились. Причём почему-то считается, что во всем виноват Воронцов. А ведь он всего навсего требовал от своего чиновника работать на работе.

Удивительное дело, правда?! Оказывается, если ты на службе в канцелярии генерал-губернатора, то там надо не только за губернаторской женой ухлестывать и стихи про талисман писать, но и делами края заниматься. Но это же так неблагородно и скучно - особенно какая-то саранча.

-2

Ведь буря грянула из-за того, что молодого чиновника отправили в командировку, собирать сведения о саранче. И он воспринял это как оскорбление. Его, дворянина, заниматься какой-то ерундой!

На секундочку поясню: саранча на тот момент - стихийное бедствие, бороться с которым почти нет возможности. Но можно, по крайней мере, пытаться как-то минимизировать вред. Например, создать запасы продовольствия для тех уездов, которые пострадали от этих насекомых.

В общем, сведения нужны и именно на государственно-губернаторском уровне. И кто-то этим должен заниматься. Да, в губернаторской канцелярии. A там как раз есть мелкий чиновник X класса - коллежский секретарь Пушкин. Как раз под такую задачу.

Тем более, что у губернатора есть еще и личная причина отправить Пушкина в командировку. Потому что подчиненный как-то совсем потерял берега и ухлестывает за женой своего непосредственного начальника. Само собой самое простое - отправить его на месяц позаниматься делами в разъезде, пусть остынет, одумается. Заодно поучится государственным делам - как работать самому и заставлять заниматься делами других.

Повторюсь, Пушкин расценил приказание поехать в командировку для сбора сведений о саранче как личное оскорбление от начальства. Ему на тот момент 24 года. Да, он уже достаточно известный поэт, уже написавший, например «Руслана и Людмилу» (и «Гаврилиаду» тоже…). Но это для нас с вами. Мы сильны послезнанием. В канцелярии Воронцова - он всего лишь чиновник Х класса, который в свободное от службы время пишет хорошие стихи.

Это - как раз тот уровень, который нужен для сбора сведений, которые потом позволят бороться с регулярно возвращающейся напастью. Ведь Пушкин должен был собрать сведения о том, как и куда перемещается саранча, сколько ее и принимаются ли хоть какие-то меры по борьбе с насекомыми. В общем, набрать полезный и нужный массив данных. Сбор сведений закончился знаменитым отчетом:

«Саранча:

23 мая - Летела, летела;

24 мая - И села;

25 мая - Сидела, сидела;

26 мая - Все съела;

27 мая - И вновь улетела…»

Шутник, ага.

Стоит ли удивляться, что этот «отчет» повлек капитальный разнос, в ходе которого опытный государственный служащий Михаил Воронцов, популярно, в резких и доходчивых выражениях, обьяснил слишком много о себе думающему потомку дружинника Александра Невского принципы служебной субординации и государственной службы.

-3

Напомню,что Воронцов, на секундочку - генерал, командовавший русским оккупационным корпусом во Франции и заплативший все долги своих офицеров и солдат из собственного кармана.

А тут еще и эпиграмма:

«Полу-милорд, полу-купец…»,

по моему мнению - одна из самых несправедливых выходок Пушкина. И то, что все закончилось написанием обязательства незамедлительно выехать во Псков - в общем-то справедливо. Потому что свои должностные обязанности следует выполнять, а не паясничать. Александр Сергеевич этого до конца так и не понял, хотя и остепенился с возрастом под чутким надзором Николая I и Бенкендорфа.