рассказ
Муж Анны – Семён Семёнович Сергеев – был человеком серьёзным и даже жестким. Данный природой характер соединился с десятью годами начальствования на нескольких крупных предприятиях, и когда-то хмурый и сосредоточенный мальчик Сёма превратился в Семёна, а потом уж и в Семёна Семёновича. И не было в нём ничего от добродушного киношного Горбункова, хотя фраза «Эх, Семён Семёныч!» - была в семье в ходу.
Впрочем, Анна видела в муже всё того же худого молчаливого студента в нелепых больших очках. Того Сёму, который предложил ей как-то после лекции пойти в кафе-мороженое, и шея его в этот момент предательски заполыхала такими неровными красными пятнами, что было сразу и всё понятно.
Довольно быстро разглядев главное в своем новом кавалере, Анна взяла процесс в свои руки. Первая поцеловала его, первая пришла знакомиться с его родителями, сделала предложение тоже сама. Ну, как предложение, просто сказала: «Сёма, может, поженимся? А то нас распределят в разные города». Рациональные аргументы Семён всегда слышал, понимал, легко соглашался. В ответ на предложение Анны он кивнул, поправил очки и лишь потом улыбнулся – тепло, интимно. Эту улыбку строгого сдержанного человека видела она одна во всём мире. Никому больше он так не улыбался – словно какой-нибудь морской моллюск высовывался из раковины, сразу становясь беззащитным, уязвимым, но настоящим, без панциря. За эту улыбку Анна и полюбила своего Семёна.
В год, когда Сергеевы планировали отметить двадцатилетие со дня свадьбы, Семёну Семёновичу предложили возглавить небольшой, но очень значимый для области опытно-механический завод. Это предложение было из разряда тех, от которых не оказываются. И в один из апрельских дней Семён Семенович получил новое место, новый кабинет, новый вид из окна и – секретаря. Секретаршу. Фигуристую блондинку Злату с небрежным узлом на затылке, крупными серьгами, высокими каблуками и трогательными ямочками на щеках, которые словно делали её младше и проще. Собственно, серьги, каблуки, а также декольте и красную помаду Семён Семёнович заметил несколько позже. Ямочки первыми бросились ему в глаза, когда девушка вскочила из-за стола в центре большой неуютной приёмной, воскликнула: «Добро пожаловать!» - и улыбнулась.
Так сложилось, что у Семёна Семёновича никогда не было молодой симпатичной секретарши. Последние десять лет он работал с Тамарой Ивановной, грузной, неторопливой, но невероятно работоспособной, внимательной и дотошной женщиной. Она не только работала самоотверженно, не допуская ошибок, а любую оплошность воспринимая как личную трагедию, но и опекала своего начальника почти по-матерински. Оберегала его обеденное время как святыню, а в отпуске отбивала, как оруженосец, все попытки со стороны подчиненных написать, позвонить, связаться, решить. В общем, за своим секретарем Семён Семёнович был как за каменной стеной. Но со свойственной ей точностью Тамара Ивановна ушла на пенсию строго в соответствии с трудовым кодексом. Несколько месяцев до перехода на новую работу осиротевший Семён Семёнович терпел в приемной дочь главбуха, которая училась «на заочке» делопроизводству и практиковалась, получается, под его началом. Она пропускала письма и ошибки в словах, не умела принимать факс и постоянно жевала жвачку. В общем, с девицей Семён Семёнович простился без сожаления.
Злата как секретарь оказалась чистое золото. Если бы Семён Семёнович упражнялся в сочинении каламбуров, до этого словосочетания он додумался бы в первые недели своей работы. Но он и не думал, голова была занята вниканием в дела завода, раскручиванием странных клубков действий предыдущего директора. Он просто приятно удивлялся тому, как четко и быстро девушка выполняет поручения, не забывает, не переспрашивает и предлагает кофе именно тогда, когда он только собирался подумать, что хорошо бы выпить кофе. Ну, и постепенно всё увидел, конечно: и талию, и стройные ножки, и линию шеи, и выразительные глаза. Увидел, но не осознал. Не привык он думать о женской красоте и идентифицировать её. Просто каждый раз, когда Злата улыбалась, ямочки словно немного согревали его. Хорошие ямочки, почти детские, милые.
Через три месяца слаженной работы – без неожиданностей и эксцессов – Злата вдруг позвонила вечером Семёну Семёновичу. Срывающимся голосом сказала, что завтра не сможет выйти на работу, извинялась. Он из вежливости спросил, что случилось и не нужно ли помочь. Нет, сказала она, всё нормально – и разрыдалась. Десятилетие как минимум Семён Семёнович не видел и не слышал женских слез. Брак с Анной был счастливым и ровным, как плывущая по Волге в солнечный день баржа. Плакала жена когда-то в молодости, да и то редко – один раз когда сильно порезалась, а второй – когда сын их Лёва упал с велосипеда и лежал на асфальте с отрытым переломом голени. И больше, кажется, Анна не плакала никогда.
Поэтому от Златиных слез Семён Семёнович опешил. Он терпеливо и с искренним участием слушал, как девушка рассказывала ему, что её мама в соседнем городе попала в больницу, и нужно ехать, решать с операцией, и это как минимум на несколько дней… Семён Семёнович слушал и почему-то представлял, как слезы стекают по щекам Златы и заливают собой ее милые ямочки.
Потом Златы не было. В приемной цокала каблуками офис-менеджер Татьяна, миловидная брюнетка, шумная и громкоголосая. Слишком шумная и слишком громкоголосая, раздраженно думал Семён Семёнович. И кофе приходилось просить.
На третий день он позвонил Злате сам. Спросил, как дела, как мама. Девушка разговаривала с ним, как с близким родственником, искренне и непосредственно. Операция прошла, через пару дней заберет маму домой и оставит на попечение младшего брата. И вернется. «Как дела на работе?» - спросила Злата совсем с той же интонацией, с какой спрашивала его вечерами жена. И он на автомате ответил: «Всё нормально», а хотел сказать: «Злата, возвращайтесь быстрее, без вас всё как-то не так».
Через два дня она позвонила ему и сказала, что вынуждена ещё на несколько дней задержаться, у мамы осложнения после операции. «Но все эти дни в счёт отпуска возьму, конечно же», - обеспокоенно сказала она. Семён Семёнович рассердился, но ответил: конечно, всё понятно, здоровья маме.
А на следующий день позвонил ей, чтобы она напомнила ему, именно ему, а не громкоголосой Татьяне, куда отправлять корреспонденцию. Поболтали. А ещё через день она позвонила ему, чтобы сказать, что маме лучше и скоро выписка. Ещё поболтали.
Летним субботним вечером Анна обнаружила своего Семёна сидящим на просторной террасе их дачного дома с трубкой телефона, прижатой к уху. Говорил он негромко, посмеивался, что-то спрашивал. Анна удивилась не содержанию звонка, а то, каким голосом муж говорил. Более низким, чуть ли не ласковым. Анна вышла в сад и недоуменно перебирала в голове всех знакомых, выискивая среди них тех, с кем бы Семен мог бы так… ворковать? Именно это слово пришло на ум. Хотелось себя похлопать по щекам и убедить, что показалось. Но Анна была человеком здравомыслящим и честно сказала себе: нет, не показалось. Однако муж не прятался, не смутился, когда она вошла на террасу – значит, скрывать ему нечего. И это хорошо. Но всё же странно.
— Кто звонил тебе? – спросила она за вечерним чаем на той же террасе прямо, но мягко.
— Злата, - так же прямо и просто ответил он.
— Твой секретарь?
— Да.
Тут Анна поняла, что ничего не знает о той женщине, которая работает каждый день бок о бок с её мужем. Не знает, сколько ей лет, замужем она или нет, как выглядит, как живёт. Впрочем, короткий допрос, завуалированный под приступ искреннего интереса, показал, что и Семён не в курсе личной жизни и подробностей биографии своей секретарши.
— Ну, какая она хотя бы? – смеясь, спросила Анна.
— Симпатичная, - просто ответил муж, но потом поспешно добавил, - обычная, в общем.
Этот разговор с женой встревожил и самого Семёна Семёновича. Он вдруг обнаружил, что в разговорах о маме и её здоровье, о рабочих ситуациях, о прочитанных книжках и просмотренных фильмах он ничего не выяснил о самой Злате. И даже в вопросе про возраст не мог определиться: он никогда не был силен в этих межполовых играх, никогда не мог угадать, сколько женщине лет, по лицу. А как давно и прочно женатому человеку, верному мужу и отцу, этот навык был ему без надобности. И именно жена Анна словно толкнула его в направлении этих размышлений. И он подумал: действительно, а сколько ей лет?
Когда Злата наконец появилась на работе, чуть осунувшаяся, но по-прежнему улыбающаяся, Семён Семёнович по возможности прямо и без дополнительных смыслов спросил её про возраст и семейное положение. Просто, чтобы быть в курсе.
— Мне почти тридцать. В разводе. – Злата смотрела прямо и улыбалась, ослепляла шефа ямочками на своих щеках, и не могла не видеть красные пятна, выглядывающие из-за ворота его белой рубашки.
продолжение здесь