***
Нас разместили в развалившемся жилище. Ни дров, ни постелей в доме не было. Я тряслась от холода всю первую ночь, а рядом со мной тряслись и мои младшие сестры, и еще братик. Наше барахло, с которым нас погрузили и везли всю дорогу до поселения свенов, местные отобрали. Выдали взамен старые тряпки и старые же, рваные, тулупы – мне и деду Орису. Маленьким ничего не дали. Оставили на теле одежку, сняв все теплое и более-менее новое.
Уже на следующее утро заявился староста, один, и высказал пожелание забрать меня. Можно прямо в этот день. Взамен меня пообещал привезти дров, много еды и хорошую одежду. Дед Орис уперся. Я молчала.
Вот тогда староста и сказал, что мне и деду осталось думать лишь до дня весеннего равноденствия. Вернее, за неделю до этого дня нужно дать согласие, иначе меня женят на мертвом боге. И не важно, что лет мне всего ничего. Главное, что я – чистокровная. Еще сказал, что следом и сестры пойдут, в следующие года. По старшинству. Еще сказал, что, если я соглашусь, то младших будут хорошо кормить (как и деда), пока они не пригодятся для новой свадьбы.
Мертвый бог Чернодер женился каждый год, вновь и вновь, на новой жертве и обязательно весной.
Староста ушел. А мы стали думать, как нам прожить хотя бы до весны. Уйди я сейчас в дом старосты, и двери для меня закроются. Что станется с моими сестренками и братцем, да и с дедом? Верить старосте, что он приглядит за мелкими даже я не пыталась. Скорее всего, дед умрет, а сестер разберут свенские семьи и будут кормить и содержать по отдельности в разных домах, пока те не понадобятся для новой жертвы. Ждать, пока сестры дорастут хотя бы до моих двенадцати лет, никто не будет. Жертва нужна каждый год, всего один раз и если в поселении нет чистокровных людей, то жертву выбирают путем тайного голосования среди своих. У кого выпадет короткая щепка, та семья и должна отдать свою дочь. Моих сестер конечно же разберут те, кто побогаче.
Кого-то, скорее всего, следующую после меня по возрасту Эльму, отдадут мертвому богу уже нынешней весной. Сомнительное счастье улечься в одну постель с сыном старосты предлагалось только мне, как самой старшей. Вот и думай.
Уйти и бросить своих родных я всегда успею. А помочь им прожить хотя бы до весны я могу. Пойду работать, хоть бы даже и в наем к любой другой семье. Весной уже можно попробовать сбежать. Если и поймают – не велика печаль: предложат те же условия. Мы с дедом подумали и решили не торопиться.
Староста, выслушав наше решение подождать с ответом до весны, определил меня на работу на лесоповал.
Нас хорошо стерегли. А мы и не пытались бежать. Почти сразу после нашего заселения в предложенное жилище пошли такие холода, что думать о побеге мы перестали. Не замерзнуть бы в жилище до утра и как-то протянуть на выдаваемых мне продуктах до следующего дня. Вот и все желания, которые у нас семерых остались.
А еще совсем не было дров, и мой дед каждый день, проводив меня на работу, сам уходил в стоящий рядом лес и голыми больными руками ломал сухие, низко расположенные, сучки.
***
Так вот. День весеннего равноденствия – это праздник для всех. Только одна семья страдает, остальные счастливы, потому что впереди теплые месяцы и много еды.
Но наш староста, похоже, сильно переживал за своих соседей. И вот однажды куда-то уехали вернулся лишь спустя две недели, привезя с собой повозку с нами. Сельчане обрадовались такой невероятной удаче. Начали расспрашивать старосту, где он нашел целую семью людей, в которой к тому же почти все девочки. Такая удача! На несколько лет община избавлена от тяжелого бремени выбора жертвы среди своих детей. Тем более, что лучше чистокровного человека мертвому богу жертвы и не сыскать! Год наверняка будет урожайным, такая кровь пролита! Но староста отмалчивался.
С моей головы сняли мешок, вытащили из повозки, поставили на ноги. Рассмотрели, и уж не знаю, что они во мне нашли привлекательного, но предложение все же сделали и даже оставили добровольный выбор. Все по закону.
Так и сказали: «по закону». Какому, правда, закону не уточнили. Дед, как самый умный среди нас и единственный взрослый, молчал. Он такого закона тоже не знал, чтобы ночью, вырезав лишних, уволочь неизвестно в какие дали целую семью людей!
Так вот.
Лучше всего, если невеста Чернодера будет человеком. Чистокровным – самое лучшее, что только можно представить, для нашего бога. Если не найдут чистокровную, то бог тоже примет дар, но год, по всеобщему стойкому убеждению, тогда будет неурожайным, стада к концу лета не будут тучными, сена будет заготовлено очень мало. В общем, ситуация для местного народца на ахти какая, учитывая, что в массе своей он представлял собой как раз смесков крови живших здесь издавна людей и пришлых орков.
Орки были нам, людям, совсем чуждой расой. Внешне они сильно отличались от людей. Рогатые, носатые, с клыками, торчащими из пасти; глазища страшные – желтые и мутные. А еще орки огромного роста и с такими свирепыми мордами!
Свены же были больше похожи на людей: у всех без исключения были желтые глаза, а в остальном, внешне, такие же люди, как и мы! Я, когда их разглядела, несколько дней не могла понять, чем же мы все-таки отличаемся?
Дед родной просветил: «Кровью! Наша кровь – человечья, кровь свенов – орочья». Вот и пойми деда… Если свены внешне больше на людей смахивают, при чем тут кровь? Я видела – она у них такая же красная, как и наша, человечья.
Какого цвета кровь орка я не видела и спросила об этом деда, как самого умного среди нас. Он как-то странно глянул на меня, а потом сказал, что красная.
Красная… Как у людей, как у свенов. Как у птиц, зверей и даже рыб! Все странно!
Поэтому, чем же не угодила Чернодеру орочья или смешанная с орочьей людская кровь, – вообще непонятно. Вроде бы это местный бог, свенский… Так почему ему тогда подавай людей, а не свенов? Мне это было совершенно не ясно, но чистокровных людей, как породистых коров, очень ценили. При этом – не всех. Мужиков вообще не берегли. Детей оставляли. Но мальчиков продавали, когда те подрастут, не знаю – куда, а девочек или брали в младшие жены (считай, наложницы), или привязывали к трем осинам и поджигали у всего поселка на глазах. Еще и кровь пускали и мазали вонючим маслом. Если невеста кричала – очень хорошо, а если долго кричала – так просто замечательно. Костерок под ногами складывали небольшой, ветки все сухие. Чтобы пламя было жарким – клали сосну. Осина горит не очень, это всем известно, так что невеста, привязанная к столбу, сгорала в костре, а сам осиновый столб оставался почти не тронутым огнем и стоял так еще очень долго, часто по нескольку годков.
Наш столб был новым. Куда делся старый, я спрашивать остерегалась. И так – почти что невеста бога! Что в голове у старосты? Он ведь может и передумать. А еще странно, то, что им важно мое мнение. На что оно им? Говорят, так должно быть по закону... Я никаких законов не знала, меня законам не учили. Очень хотелось спросить, а в таком случае, по какому такому закону нас насильно привезли в этот поселок? Спросить хотелось сильно, но я молчала. Страшно.