В небольшом помещении доктор в белом халате перелистывал страницы, исписанные крупным, немного разболтанным почерком".
"Лучший способ сделаться алкоголиком - жениться на сварливой женщине. Сварливость эта должна напоминать о себе регулярно, она должна бить отравленным родником - бесшумно, но с громкими последствиями. Я стал алкоголиком незаметно. Увы, я не хочу винить в этом свою жену, которая сегодня мне приснилась в страшном виде. Лежала в коридоре с пробитой головой. Кажется, что она улыбалась. За двадцать с лишним лет нашей совместной жизни это случалось считанные разы. Да и здесь, во сне, я обнаружил, что улыбка супруги имеет несколько наносной характер. Просто челюсти при падении сложились миролюбивым образом, я едва не обманулся… Она улыбалась только на семейных фотографиях, когда хотела создать иллюзию семейного благополучия. Человек шестьдесят лайкают обычно. Толстые женщины, в основном.
Меня зовут Иван, я оптимист. Но под откос пошло все. Даже городской трамвай, которым я управлял в течение пятнадцати лет. Власти сочли это средство передвижение нерентабельным. Я управлял Татрой. Огромная, громыхающая машина неслась мимо Морозовской фабрики, сбавляла ход на сложных (в виду разбитого асфальта) перекрестках, умела затаиться перед стремительным рывком по Чайковскому проспекту. Под колесами рвалась земля, стремительность многотонной машины завораживала, успокаивала. Все невзгоды перемалывались под тяжестью движущейся махины.
Но мой чудовищный сон передан обрывками. В ночном бреду я даже порывался спасти супругу. Да, было такое, должен признаться. Хотелось броситься к телефону и вызвать скорую. Но ведь вы знаете, что во сне, движения подчиняются несколько иной логике. В членах поселяется медлительность. Я пребывал в мороке, в холодной невесомости. Я был пассивным наблюдателен, но не актором.
И честно признаюсь, в голову пришла юркая мысль, а вдруг скорая приедет и исцелит мою супругу? Черт возьми, только не это… Пусть полежит, думалось. По этой же причине я не хотел вызывать священника. Ведь женушка моя ходит в храм, и так страшно поет среди старческих голов, что деревянный пол под ногами начинает дымиться. Думаете, я предвзят? Нет, просто у меня есть слух. Я водитель трамвая с отменным слухом. Бывший водитель трамвая. Так вот, пока я находился в объятиях Морфея, пришло опасение, что бешеная дура воскреснет. Вдруг случится чудесное исцеление? Теоретически такое возможно, если бы приехал отец Петр - чудаковатый поп. К нему стекается вся наша горемычная беднота. Кружит вокруг него, сосет рубль пожелтевшими ртами. Некоторые верят, что его молитва обладает каким-никаким дерзновением. Если бы он воскресил мою голубушку, я бы сделал этому святому человеку подсечку снизу. Прямо в коридоре, который он кропил лет десять назад. Пусть знает, как вытаскивать из рая чужих жен!
Лучше бы он воскресил городской трамвай с изящными поручнями в вагонах. Когда я проснулся, жена смотрела на кухне телеканал «Спас». Ей бы к психиатру обратиться. Ведь иногда в нее вселяется бес. В такие моменты каждый мой шаг ее раздражает. Так было в прошлый вторник. Вы спросите, что же такое стряслось?
Супружница моя закатила невероятный скандал. Вчера я не успел забрать ее из центра в условленный час. Весь вечер пошел насмарку. До сих пор перед глазами сцена. Ревет в трубку, плачется своим родителям о том, что я ничтожная скотина и высокомерная дрянь. В тот момент я хотел выброситься в окно, но я боялся поехавшей с катушек жены. Мне виделось, что она следом за мной вывалится из окна, но вовремя сгруппируется, оттолкнется от поребрика и начнет меня поносить за то, что я недостаточно хорошо выкинулся из окна. Жуть!
Благо, что я сумел выпросить у корешей из трамвайного парка списанный вагон, который должны были порезать на части. Я заказал кран, привез его на свой участок (это приобретение я решительно скрывал от супружницы), подновил салон, поставил кровать, книжный шкаф, умывальник, приспособил буржуйку с кривым дымоходом.
После очередного скандала я стал заглядывать в свое металлическое логово. Хребтовая рама, изобретенная великим австрийским инженером Гансом Ледвинкой, выдерживала серьезные нагрузки. Но моя персональная тоска, сильно превышала коллективный вес всех пассажиров. Вагон притопился, ушел в почву…"
Иван Вербицкий. Из личного дневника.
О закрытии трамвайного сообщения поговаривали давно. Но не верилось. Ведь не смогут же власти просто остановить все эти неуклюжие, шумливые подвижные составы. Красно-белые вагоны, траченные ржавчиной в разных местах, были украшением города. В вечернюю пору люминесцентные лампы обдавали салон камерным, почти заговорщицким светом. Приятно было остановиться, всмотреться в уходящие, переваливающиеся под собственной тяжестью, кабинки, задуматься…
Уход с работы он переживал тяжелее, чем семейные тяжбы и психические проблемы второй стороны. Иван, со связанными в тугой узор руками, сидел в небольшой комнате. Было прохладно, по сторонам били косые лампы.