Снег стал идти сильнее. Темнота сгущалась. Пузыри на ногах стали давить. Павел опустил голову. Заплакал.
Слёзы лились от обиды, от беспомощности, от несправедливости. Так ему казалось.
Лес всё не приближался. Сделав ещё несколько шагов, он повернул назад.
"Лютый февраль" 11 / 10 / 1
Снег уже лепил в глаза. Павел перешёл на бег. Руки и ноги болели. Никогда в жизни не было такой боли. Раньше было только блаженство. Теперь дикая боль, которую невозможно было терпеть. Но Павел тогда не знал, что это не предел боли, что может быть ещё больнее.
Он шёл в сторону свинарников. Странно, но через плотную пелену снега можно было разглядеть строения.
Когда уже понял, что в безопасности, облокотился о стену. Несколько раз лбом ударялся о брёвна, пока не почувствовал, что в лоб вошло что-то острое. Нащупал руками, там торчал гвоздь. Так и держа лоб подошёл к дому.
С ужасом подумал, что нужно топить печь.
Вдруг захотелось есть. Еле волоча ноги преодолел две ступеньки крыльца.
Почуял запах дыма. Внюхивался в воздух. Закружилась голова.
Толкнул дверь от себя. А внутри смешался запах дыма, хвои, горячего хлеба.
Павел отступил назад. Закрыл дверь.
— Дожился, — пробормотал он себе под нос, — уже еда чудится.
Потом опять открыл дверь. Вошёл. Внутри было темно, но запахи не исчезали.
— Не чудится… — Павел был взволнован.
Вдруг перед ним кто-то возник. Павел слышал чьё-то дыхание. Всё похолодело у него внутри. Только хотел было бежать к двери как услышал:
— Ну что, нагулялся? Куда ж ты побежал, болезный?
Это был голос Петра.
Павел не знал: радоваться ему или бояться.
— Сейчас лампу зажгу, да сядь поешь. Чай я не помещик, а ты не раб, чтобы я тебя голодом морил. Есть у меня к тебе и жалость, и злость. А ты мне так имена тех двоих и не сказал… Молиться об них надобно.
Но Павел молча сел за стол. Схватил кусок горячего хлеба.
Сначала долго вдыхал его аромат.
Пётр подкидывал дрова.
— Пашка, ты читать умеешь?
Павел так был занят хлебом, что не услышал сначала.
— Читать-то умеешь?
Павел кивнул.
— Ваську мою научи… Умная девчонка, сообразительная. Может пригодится ей в жизни. У нас тут случай был три года назад. Вот так как ты заезжие ночевали. Пурга их с пути сбила. Не у меня ночевали, у соседа. А у него пацанёнок до того бойкий, до того проныра. Читать умел неизвестно откуда. Так он так гостей поразил, что те взяли его под свою опеку.
В город отвезли, в училище пристроили. Так он теперь ценный работник. А я думаю, Васька моя тоже пригодится кому-нибудь. А может и тебе. Возьмёшь девчонку на воспитание? Я смотрю, ты побогаче других будешь…
Но Павел ел молча. От хлеба перешёл к каше. Набивал полный рот. Глотал побыстрее, пока Пётр не передумал его кормить. Украдкой удалось в карман спрятать ломоть хлеба. А Пётр всё мечтал:
— Выучится Васька, будет отцу на радость умом всех поражать. Так что ты научи. Буду по вечерам к тебе её отправлять. А утром забирать. Только смотри руки не распускай! Дитё она ещё…
Павел никак не мог прийти в себя. Закрывал глаза и думал, что ему это всё снится.
Утром проснулся оттого, что замерзает. Натянул на себя одеяло, замотался в него. Потом поднялся, дотронулся до печи — холодная.
Петра в доме уже не было. На улице завывал ветер.
Как растопить печь, Павел не знал. С трудом открыл дверцу, кочергой пошевелил золу. Мелькнула перед глазами искорка. Павел судорожно стал запихивать в печь дрова.
Закрыл и стал ждать. Но тепла всё не было.
Потом поднялся, обошёл несколько раз вокруг стола. Не было и еды. Нащупал в кармане хлеб. Отломил кусочек, положил под язык и вышел на улицу.
Снега нападало много.
Идти было тяжело. Кое-как пробрался в курятник. Испугался, что там открыта дверца.
Вспоминал, что ещё вчера там были куры. Сегодня не оказалось ни одной.
— Кого потерял?
Павел оглянулся.
С ведром, полным парящей пшеницы, стояла Алёна.
— Да вот… — еле слышно ответил Павел. — Куры пропали…
Алёна засмеялась.
— Так Петя их всех вчера зарубил.
Павел вздохнул с облегчением и уставился на ведро.
— Не тебе это, — опять засмеялась Алёна. — Свиньям. Петя велел до вечера тебя не кормить. Работай…
Алёна заспешила в сарай к свиньям. Быстро опустошила ведро и ушла.
Павел оглядываясь по сторонам убедился, что больше никого нет. Зашёл к свиньям, оттолкнул одну из них от корыта, зачерпнул рукой тёплую пшеницу и побежал домой.
Выложил её в тарелку. Долго смотрел на неё. Потом стал по зёрнышку пробовать. Понравилось… Даже не заметил, как тарелка оказалась пустой. Вернулся в сарай, а в корыте уже ничего не было.
Пнул со злости свинью, та хрюкнула недовольно. Отошла от корыта.
Павел схватил корыто и вынес его на улицу. Долго всматривался в него. Теплилась надежда, что вдруг Алёнка ещё принесёт еду свиньям.
Но день тянулся медленно. К работе Павел не приступил. Ходил бездумно. К обеду потеплело. Побежали ручьи.
Несколько раз Павел заглядывал в печь в надежде, что огонь занялся. Чуда не произошло.
Вечером пришла Василиса. Принесла кашу и хлеб.
— Папка сказал, чтобы на обучение я пришла. Чего так холодно?
— Потухло всё, — с грустью в голосе произнёс Павел.
Василиса засмеялась, растопила печь.
— Поешь, барин, — сказала она ласково. — Завтра утром отец придёт, работу твою проверять.
Павел не стал говорить, что ничего не сделал.
— На вот, — Василиса протянула ему мешок, — сапоги отец велел тебе отдать. А то в пузырях ноги сгниют.
Павел схватил мешок, заглянул внутрь. Впервые за много дней улыбнулся.
Василиса чтение схватывала быстро.
Оба до утра не сомкнули глаз.
Под утро уснули. Их разбудил Пётр.
— Ах ты ж лодырь! Ах ты ж приживальщик! Палец о палец не ударил! Я тебя, сволочь, кормить ещё должен?! Вон! Вон из моего дома, вон!
Павел потирал глаза и испуганно смотрел на разбушевавшегося Петра.
Василиса быстро накинула свой полушубок и выбежала из дома.
Пётр схватил кочергу и замахнулся на Павла.
***
— Мама, маменька! — кричала Васька во всё горло. — Маменька! Папка барина убивает!
Алёнка испуганно взглянула на дочь, потом стала трясти её за плечи.
— За что убивает? Тебя он тронул?
— Убивает ни за что! Спаси его, маменька!
Алёна и Василиса бежали по полю.
Когда вошли в домик, Пётр восседал на стуле, выпрямив спину, и важно смотрел на жену.
Павел сидел на полу и чистил Петру сапог. Усиленно тёр тряпкой.
— Чего прискакали?
— Да ничего… — голос Алёны дрожал. — Позвать на завтрак хотели. Пойдём, Петь…
— Обожди, пусть дочистит второй сапог…
Чтобы больше не гневить «хозяина», Павел стал понемногу работать. Вычистил курятник, коровник. К свиньям стал побаиваться ходить. Сбили они его однажды с ног, когда он пришёл к ним за кашей днём. Чуть не затоптали, еле выбрался живым.
Договорился с Васькой. Написал ей расписку, что золотом оплатит, как вырвется из плена. Василиса навела у свиней порядок.
Девочка уже читала.
Незаметно наступил апрель, потом май. Павел ходил в тряпье, мало ел, много работал. И почему-то домой уже не рвался. Всё думал: «Ещё немного тут побуду, ещё немного и сбегу…»
С Петром отношения были не очень.
— Ты не торопись бежать, — всё время говорил он. — Власть поменялась, не место вам там. Здесь ты на человека похож, а там убьют ненароком.
Павел боялся.
Васька стала вторым человеком, которому он читал свои стихи. Она слушала внимательно и повторяла. Запоминала их наизусть с первого раза.
А потом Павел стал писать для неё частушки. И писал их до тех пор, пока Васька запрещённую частушку не спела перед отцом:
— Как у нашего у тяти
Живёт баба на полати.
Ночью дарит всю любовь,
Омолаживает кровь…
Пётр чуть едой не подавился.
Продолжение тут