В ночь на 12 августа 1952 года, сталинские палачи после жестоких пыток и издевательств расстреляли в подвалах Лубянки 13 приговоренных по делу Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). В их числе был цвет советской еврейской литературы на идише: поэты Перец Маркиш, Лев Квитко, Давид Гофштейн, Ицик Фефер, писатель Давид Бергельсон.
Расстрел 12 августа ставил кровавую точку в существовании еврейской культуры, еврейской идентичности в Советском Союзе. Уже были разгромлены еврейские издания и издательства, закрыты театры, научные учреждения, общественные организации, брошены в тюрьмы и лагеря, частью расстреляны и замучены писатели и журналисты, творившие на идише, ученые, занимавшиеся им.
Хотя идиш существует больше тысячи лет, книги на нем издаются со времен Средневековья, и он был самым распространенным еврейским языком за всю нашу историю, профессиональная литература на идише начала формироваться только на рубеже XIX-XX веков. «Золотой век» ее продлился всего около четверти века. И практически весь он пришелся на советский период.
Несмотря на идеологический гнет, цензурные фильтры, советская еврейская литература была (и теперь уже, к сожалению, останется) самой мощной ветвью всемирной литературы на идише.
В Советском Союзе был самый большой читательский ареал. Численность евреев там примерно соответствовала количеству еврейского населения в Польше и США. Вплоть до войны подавляющее большинство советских евреев считало идиш родным языком, а многие только на нем разговаривали дома. Но кроме того, на привилегированное положение идиша и литературы на нем влияли чисто советские факторы.
Прежде всего (в немалой степени – благодаря позиции Евсекции, еврейской секции коммунистической партии) из-за полного запрета, вплоть до уголовного преследования иврита, идиш получил монопольное положение в качестве единственного разрешенного еврейского языка в СССР. Преследование религии, в частности, иудаизма, массовая миграция еврейской молодежи из местечек привели к тому, что поколение рожденных или выросших после революции евреев в большинстве своем отошли от религии, а значит и от лошн-койдеш. Между тем традиционная еврейская тяга к знаниям, образованию вместе с небывало широким доступом к получению образования для еврейской молодежи сохранили в них уважение к книге, потребность в чтении. Идиш был для них родным языком, читать они стремились на нем. Все это увеличивало потенциальную читательскую аудиторию на идише в СССР по сравнению со всеми странами со значительным еврейским населением. То есть читателей здесь было больше, чем где-либо.
Но еще более благоприятные факторы имелись в Советском Союзе для появления и особенно – существования писательского корпуса. То есть того, что формирует литературный процесс: собственно писателей, критиков, издательства и издателей, литературные журналы, редакции и редакторов. Советская диктатура воспринимала их бойцами идеологического фронта, чиновниками от литературы. Отбор туда был строгий. Контроль – тщательный. Но зато и обеспечение – полное, по мерками советской номенклатуры. Нигде в мире таких условий у писателей не существовало. И тем более – у пишущих на идише. Для еврейских литераторов это было лучшее место в мире.
Вот все это вместе и превратило советскую еврейскую литературу в самую богатую и сильную литературу на идише в мире и в истории.
Вот ее и ликвидировали в течение нескольких недель – по высочайшему распоряжению. А ее носителей – по списку и выбору – уничтожили в течение считанных лет физически: кого буквально, кого – до состояния лагерной пыли. Апофеозом стало 12 августа 1952 года.
Долг выжившего
Мой отец – в то время молодой еврейский поэт Хаим Бейдер – уцелел случайно.
Он считался юным дарованием. В студенческие годы (папа с мамой учились в Одесском пединституте) ему благоволил сам Перец Маркиш, проталкивал его стихи в журналы и альманахи. Первый стихотворный сборник он подготовил в 21-летнем возрасте. Это был 1941 год, лето. И стало не до него.
В 1947-м во время съезда писателей Украины папе устроили творческий вечер, он получил рекомендацию на стихотворный сборник. Когда пришла верстка, папа, естественно, был счастлив. И тут все началось. Набор рассыпали, издательство закрыли...
Это его и спасло. Вышла бы книга – его приняли бы в Союз писателей. И он автоматически оказался бы в списке на арест. Бюрократические стандарты работали четко: вышла книга – можешь вступать в Союз, вступил в Союз – значит, писатель, еврейский писатель – значит националист, значит – ордер на арест. Никто из папиных коллег, старших товарищей, этой участи не избежал.
А к неофициальному по статусу писателю только приценивались. Когда к маме пришел «страховой агент» и стал расспрашивать о папе, родители все поняли. Всю ночь мама жгла в печке папины стихи – опубликованные и в рукописях.
Так он не сел. Так родился я. О том, что мой отец – еврейский поэт, я узнал, когда мне было десять лет. Только тогда стало можно. Папа вернулся в еврейскую литературу уже сорокалетним, а после пятидесяти получил редкую для еврейского литератора возможность вытаскивать из небытия, из забвения собратьев по цеху – живых и еще более – павших; их и было больше.
Он стал заместителем главного редактора единственного в Советском Союзе литературного журнала на идиш «Советиш Геймланд». Зарылся в архивы и рукописные отделы крупнейших библиотек. Он не мог, понятно, возродить эту почти исчезнувшую культуру, эту расстрелянную литературу, которую считал уникальной и великой. Но мог восстановить память о ней, вернуть нам, уже мало с ней знакомым, хотя бы осознание ее масштабов и силы. Тоже своего рода воскрешение – как сейчас сказали бы, виртуальное.
Со временем папа стал, может быть, самым большим знатоком идишистской культуры. В конце жизни он понял, что остался чуть ли не единственным, кто может это сделать. И решил, что обязан это сделать. Больше некому.
Здесь кончается личная история и начинается, неловко употреблять это слово, общенародная.
Еще в конце 70-х папа завел в журнале рубрику «Материалы к лексикону еврейской литературы», где стал рассказывать о еврейских литераторах, деятелях искусства и науки. Почему «лексикон»? Не «словарь», не «энциклопедия», не «очерки»?
В мире идиша существует единственное фундаментальное издание, значение и авторитет которого сродни «Британской энциклопедии» на Западе, «Энциклопедии Брокгауза и Ефрона» в России, Google в Интернете.
Это 8-томное издание «Лексикон новой еврейской литературы», подготовленный самым престижным научно-исследовательским институтом гуманитарных наук на идише ИВО и выпущенный под эгидой Всемирного конгресса еврейской культуры в 1956-1981 годах в Нью-Йорке. Там собраны биографии всех известных составителям «Лексикона» еврейских литераторов, писавших на идише.
Папа загорелся идеей издать 9-й том «Лексикона» — полностью посвященный литераторам, писавшим на идише в Советском Союзе. Это была практически неосуществимая мечта, когда СССР существовал, и еще более нереальной, когда окрылись границы, распался СССР, но и прекратил свое существование журнал «Советиш Геймланд», а книги на идише вообще перестали выходить.
Папа пытался заразить своей идей израильтян. Над ним смеялись: московский мечтатель. Он и сам это понял, когда оказался в Нью-Йорке, стал консультатом ИВО.
Тогда он решил, что сделает «Лексикон» сам. Ну и что, что над предыдущими восемью томами работал целый институт, а он один и ему под восемьдесят? Раз больше никого – значит он сам. Ведь и в атаку ходили в одиночку. Эта книга вышла уже после его смерти – в 2012 году, на идише, под эгидой ИВО.
Он свое дело сделал. Остается нам сделать свое - и хотя бы узнать, что у нас было, чтобы понять, что мы есть.
Автор Владимир Бейдер