В городе, где жила Лика, был цирк. Не большой, не очень современный. Точнее, это было здание цирка, а выступали там заезжие труппы. Но оркестр , униформисты и шпрехшталмейстер, который ими руководил, были местные.
Оркестр был еще ничего, а вот униформисты и шпрехшталмейстер, он же-руководитель манежа, выглядели, как и здание цирка, непрезентабельно. Униформа болталась на них так, как будто была сшита на богатырей, а досталась худым и долговязым заморышам. По правде сказать, работники арены выглядели в старенькой форме с чужого плеча жалко.
Время от времени униформисты менялись, видимо, зарплата была невелика, но руководитель манежа оставался на своем месте. И каждый раз, придя на представление, Лика удивлялась, глядя на худую нескладную фигуру :"Он еще здесь?"
Ей было непонятно: почему мужчина не уходит? Может быть, ему нравится руководить? Может быть, он больше ничего не умеет делать? Может быть, он мечтал в детстве быть гимнастом, а получилось только руководителем манежа? Неизвестно.
На одно из представлений Лика купила билет во втором ряду, рядом с выходом из закулисья на арену. На первом ряду, перед ней, сидел папа с мальчиком лет трех. Импозантный накачанный папа сидел с краю, рядом с лестницей. Малыш возле папы, на отдельном месте.
Представление шло своим чередом. Артисты выступали, оркестр играл, нескладный шпрехшталмейстер руководил униформистами и объявлял номера.
Началось второе отделение. Заиграла музыка и из-за занавеса на арену выскочил большущий бегемот. Он бежал очень быстро и не заметил металлическую трубку рядом с бортиком. Её еще не успели убрать. Животное с разбегу ударилось о трубку головой.
Бегемот резко остановился, заревел, замотал головой и стал в ярости озираться по сторонам: кто ударил? Кто виноват? Видно было, что ему очень больно и он не понимает, кто напал, на кого обратить свою обиду и ярость?
Зрители ахнули. Папа, сидевший на первом ряду, бросился вверх по лестнице, забыв маленького сына. Лика сжалась, ожидая нападения, но вдруг перед бегемотом выросла нескладная фигура руководителя манежа. Он расставил руки в стороны, загораживая собой первые ряды со зрителями. Его униформа болталась на нем, как обычно, он был мал и тщедушен, бегемоту ничего не стоило отшвырнуть его в сторону или сбить с ног. Но на лице у шпрехшталмейстера было написано: он будет стоять до конца, что бы ни случилось
Слава богу, все обошлось. Дрессировщик увел животное с арены и выступил чуть позже. Папа вернулся на свое место. Малыш ничего не понял и не успел испугаться. У Лики сердце вернулось из пяток на свое законное место. Рукооводитель манежа продолжал объявлять номера и делать свою работу. И почему-то жалким он больше не выглядел.