Говорить о Евгении Леонове легко и трудно. Легко - когда вспоминаешь: "Нолито. Ну не обратно же выливать?", «Плаху, палача и рюмку водки! Водку – мне, остальное ему!» или любую другую из десятков его изумительных фраз. А трудно - когда начинаешь подбирать никому не нужные слова про его нечеловеческое обаяние.
Сосед-алкаш с авоськой из “Осеннего марафона” (на Венецианском фестивале именно Леонов, а не Басилашвили получил приз за лучшую мужскую роль).
Добродушный тюфяк из детсада и матерый уголовник в одном лице. Он сыграл их так органично, что сомнений, как могли ошибиться Хмырь и дурачок Федя не было.
Советский Винни-Пух (не могу представить медвежонка, говорящего чьим-то другим голосом).
И целая россыпь его шедевров в захаровских проектах.
Леонова узнавала вся страна. И не только в лицо. Так получилось, что он первым показал голый зад советскому народу. Произошло это в картине «Полосатый рейс».
«Полосатый рейс» снимали по заказу самого Хрущева с размахом: теплоходы, каскадеры, зоопарк хищников. Помните эпизод, когда Леонова посадили в клетку, чтобы тигры стали яростно бросались на прутья? Не тут-то было! Звери не обращали на актера никакого внимания.
Тогда Леонову дали живого поросенка и попросили уколоть его вилкой.
Словом, смешного было много.
Градус народной любви зашкаливал. Миллионы людей считали его своим — простым, отзывчивым, добрым мужиком.
“Когда мы снимали в Тбилиси „Не горюй!“, в перерыве между съемками я решил навестить своего лежащего в больнице родственника..
Посидели в палате минут пять, стали прощаться. Тут врач попросил:
— Товарищ Леонов, давайте обойдем всех! Ведь сердце — это очень серьёзно, а вы лучше любой терапии на них действуете”.
Да! На него смотрели и улыбались. Но внутренний потенциал Евгения Леонова, его великая душа была способна вместить в себя Вселенную – особенно в так называемых «серьезных» драматических ролях.
«Белорусский вокзал» был назван лучшей картиной о войне без войны. Важная роль для Леонова - в бесконечной череде добряков и недотеп, на которых он был обречен из-за своей фактуры.
Евгений Павлович признавался, что больше всего ему по душе эта роль простого слесаря Ивана. Роль более глубокая и интеллектуально наполненная, чем могло показаться на первый взгляд.
Особое место для меня занимает фильм “Старший сын”. Там есть сцена, которая из раза в раз вышибает слезы. Когда Сарафанов, узнав, что его обманули, и что Володя ему никто - тихо, опустив голову, произносит: «Ну скажи, что ты мой сын…».
Что это? Бессознательная вампиловская тоска о своем расстрелянном отце? А может, дело в том, что в жалкой жизни неудачника, якобы сочинявшего симфонию, а на деле подрабатывающего на похоронах, всегда было место мечте и надежде? Надежде на любовь.
На такую любовь, которая сквозит в письмах Евгения Павловича своему сыну.
«Андрюша, ты люби меня, как я люблю тебя. Ты знаешь, это какое богатство — любовь.
Эх, Андрюша, есть ли в твоей жизни человек, перед которым ты не боишься быть маленьким, глупым, безоружным, во всей наготе своего откровения? Этот человек и есть твоя защита.
А я уже скоро буду дома.
Отец. Ленинград. 3 октября 1974 года»
Известно, что Леонов почти не гримировался в кадре. Его “неактерская” внешность стала мощным драматическим оружием. Никогда толком не учившийся ремеслу, Евгений Леонов брал зрителя, что называется, голыми руками. Вернее — голым сердцем.
Вершина леоновской громадной любви ко всему живому - это его спектакль «Поминальная молитва». Это история о судьбе евреев в царской России. Об этой шедевральной постановке писали, как о феномене «вненациональном». Это было тоже «на совести» Леонова, его нерва, так сыгравшего своего Тевье, что понятие национальность исчезло.
Актер ушел в мир иной, собираясь играть в этом спектакле. Чтобы в очередной раз сказать со сцены: «Бог один, но дороги к нему разные...». Не смог. Это было впервые, когда спектакль не состоялся.
Никто из зрителей не сдал тем вечером билеты в кассу, чтобы получить деньги. Они купили в храме по соседству с «Ленкомом» свечи, зажгли их возле театра. И простояли с ними весь вечер. Провожали Маэстро.
В 1994-м на «Кинотавре» артисту присудили посмертную награду «За вклад в развитие русского актерского искусства».
А еще в памяти остались его правила жизни:
“Выше законов может быть ЛЮБОВЬ! Выше права - МИЛОСТЬ! Выше справедливости - ПРОЩЕНИЕ!”
Да будет так!
