Летняя ночь светла. Только вот в низких местах стоял такой плотный туман, что Катерина с трудом угадывала тропинку. На лугу в траве кричали ночные птицы, и иногда у реки всхрапывали пасущиеся кони. Одна старая лошадь, низко опустив голову, дремала у самой тропинки. Услышав, а потом, увидев перед собой человека, она потянулась к руке девушки и коснулась ее своими мягкими губами. Это как-то подбодрило Катерину, и она веселее побежала по тропинке в сторону соседней деревни.
Колдунья Пелагея жила на краю деревни. Домик небольшой, находился он в глубине сада. Катерина, отдышавшись и успокоив дыхание, осторожно постучала в окошко. Ее словно ждали – открылась дверь, и Пелагея, взяв девушку за руку, провела ее через сени в дом. Там колдунья, не торопясь, зажгла настольную лампу и поднесла поближе к ночной гостье, чтобы рассмотреть ее.
Сама Пелагея на колдунью, ведьму, совсем была не похожа: молодая женщина, круглолицая, приятный певучий голос.
- Э, милая, вижу, девичье горе у тебя. Поди, четыре месяца уже, а может, чуток и более.
Катерина кивнула головой и заплакала.
- А что ж ты слезы льешь? Сынок у тебя будет! Да-да, вижу, парня тебе боженька даст. Будущий папа знает?
- Уехал он, - с трудом через слезы выдавила Катерина. – Увезли.
- А ты, значит, боишься суда людского, родителей и хочешь вытравить мальчонку.
Девушку прямо затрясло от рыданий.
- Вот что, девонька, избавиться от ребеночка не получится, уже нельзя, поздно. Не плачь: были же дружок, любовь, сладкие ночи.
- Всего-то одна ноченька, - вздохнув и вытирая слезы платочком, сказала Катерина.
- А у меня и не одна была, но боженька так и не дал мне ни сыночка, ни доченьку. Ты вот что, голубушка, рожать будешь не для людей и даже не для родителей – у тебя сын будет, защитник! Вот-вот, ты его Сашкой назови. Александр – воин, защитник. И главное запомни: если тебе будет невмоготу, нужда крайняя, знаешь, принеси мне своего ребеночка, я его возьму, мне сыном будет. Поняла? А хочешь, приходи ко мне жить, вместе будем Сашку растить. Я буду ему крестной мамой. Проживем как-нибудь.
Таиться перед родителями было уже невозможно, и Катерина повинилась в своем грехе, созналась отцу и матери. Мать, Авдотья Егоровна, спокойно эту весть восприняла, потому что сама обо всем уже догадалась. А вот отец, Семен Кузьмич, был прямо ошарашен: его старшенькая, его Катюха, в подоле принесла!
Сашка появился на свет в середине декабря. Роды принимала местная бабка повитуха, которая и объявила всем: «Мужик!»
Молока у Катерины было мало, да и сынок ее был беспокойным, поэтому часто плакал. Иногда Семен Кузьмич, не выдержав, серьезно говорил: «Вот возьму и выкину его. Нисколько не жалко. Отнесу в овраг и выброшу!» Но неожиданно у маленького Сашки нашлись и надежные защитники - пятилетние сыновья Семена, братья-близнецы Петр и Павел. Они тут же начинали укачивать своего племянника и так смотрели на своего отца, что сразу было понятно: выкинуть малыша они не дадут. Дашутка же бежала за Катериной, помогавшей матери по хозяйству.
На самом деле выкидывать Сашку Семен Кузьмич не собирался, он только часто вглядывался в него, мучаясь над вопросом, кто же отец этого крикуна.
В начале двадцатых годов в деревнях жили не очень сытно. Катерине пришлось, оставив сыночка, наняться в услужение к богатым хозяевам.
Однажды зимним вечером в дом Семена Кузьмича, постучавшись, зашла в длинной шубе и закутанная от холодного ветра в теплый платок Пелагея, колдунья из соседней деревни. Поздоровалась и прошла поближе к горевшей на столе лампе, не раздевалась, только платок размотала.
- Что привело тебя к нам? – удивленно спросил Семен Кузьмич.
- А вот его пришла навестить, - сказала Пелагея и показала на Сашку, сидящего на коленях у Дашутки. – Он ведь не чужой мне, почти родственник. Отдайте мне его: вам всех ребятишек не прокормить.
- Как это отдайте? – подскочила от печки к столу Авдотья Егоровна. – Зря что ли мы его два года растили?
- Не хотите отдать, тогда продайте!
Пелагея вытащила из-за пазухи узелок и высыпала на стол около десятка золотых царских монет. Одна монетка покатилась по столешнице, и двухлетний Сашка ловко прихлопнул ее ладошкой.
Малыша не отдали и не продали, но золотые Пелагея оставила Семену Кузьмичу и велела их обменять в городе на крупу и хлеб, а вот на ту монетку, пойманную мальчиком, она что-то пошептала и протянула ее самому парнишке:
- Здоровья тебе, Сашок! И долгих лет жизни!
Царские золотые червонцы поменяли на продукты, так и пережили голодную зиму, сохранив всех ребятишек.
Потом Авдотья Егоровна с Катериной стали ходить на работу во вновь образованное товарищество по обработке земли. Трое: Даша, Петя и Павлик - учились в школе, а Сашку оставляли дома с Семеном Кузьмичом, который дежурил ночным сторожем на конюшне.
Дед водился с внуком, кормил его и говорил: «А теперь, Сашка, ляг на лавку, полежи, чтобы жирок завязался». Внук послушно ложился на лавку, полежав на которой несколько минут, объявлял: «Всё, дедушка, жирок завязался».
Когда Сашка выходил на улицу, никто из ребятишек его не дразнил: Петя и Павлик всегда были недалеко и доглядывали за племянником.
В деревне детство заканчивается быстро. Когда Сашке исполнилось двенадцать лет, во время сенокоса он отказался от граблей: «Что я, девка? Косить буду!» Так и шли по полю, мерно взмахивая косами: Семен Кузьмич, Петр, Павел и Сашка. За одно лето плечи у парнишки развернулись и руки окрепли.
Семен Кузьмич, любуясь внуком, все пытался понять, кого же он ему напоминает.
На войну Петр, Павел и Сашка ушли почти одновременно, но пути их там разошлись. Петр и Павел стали танкистами, воевали вместе, на обоих одновременно и принес дед-почтальон похоронки: под Великими Луками сгорели сыновья Семена Кузьмича в танке заживо.
Авдотья Егоровна плакала и по ночам, стоя на коленях перед иконами, просила Богородицу пощадить хотя бы младшенького, Сашеньку. А потом и Семен Кузьмич встал рядом с женой: «Господи, Иисусе Христе, Пресвятая Богородица и Все Силы Небесные! Забрали у нас сыночков наших, понимаю – значит, надо было, чтобы страну спасти! Коли надо, меня заберите! Жалко, конечно, но и Авдотью заберите! Но Сашку оставьте! Пусть живым вернется с войны!»
И Сашка дошел до Берлина. А потом еще ему довелось и в Японии побывать, и только в сорок седьмом году офицер-артиллерист вернулся с войны в родную деревню. По просьбам односельчан, столы накрыли на улице, во дворе дома. Собрались все: бабушка, дедушка, мама Катерина с новой семьей, Дарья тоже со своей семьей, Пелагея из соседней деревни пришла, в центре стола Семен Кузьмич велел поставить портреты погибших сыновей – пусть тоже побудут с нами! Здесь же вокруг столов кто как пристроился, вся деревня собралась: воевавшие, работавшие в тылу, здоровые, искалеченные войной, молодые, старые. Повод-то очень важный – последний участник войны вернулся домой, в родное село!
Сашку все целовали, и он всех обнимал.
Сашка уже вовсе и не Сашка, а капитан, награжденный тремя орденами и несколькими медалями, с двумя нашивками за ранения. Высокий, широкоплечий – вот это жених! Повезет же какой-то деревенской красавице!
- Слышь, Авдотья, - шепнул Семен Кузьмич своей жене, - никак не пойму, кого же мне Сашка наш напоминает?
- Да ты что, Семен? Глаза разуй! – удивилась Авдотья Егоровна. – Так ведь Сашка наш – копия своего деда! Твои и портрет, и стать, али не видишь?
Изумленный, Семен Кузьмич, так и ахнул:
- Точно! Нашего роду-племени Сашка! Наследник! Не зря, значит, я жизнь прожил! Ну, Катюха, вот молодец-то!
(Щеглов Владимир, Николаева-Щеглова Эльвира)
#деревенская жизнь
#рассказы
#война