Раз-раз... Не разучился.
Сейчас три пятнадцать утра, десятое апреля две тысячи... забыл. Кажется, пятнадцатого. Пятница, в общем. В пятницу у нас обычно много посетителей.
Меня зовут Токтамов Владимир Хасанович, и если вы назовете меня «Ктотамовым», я не обижусь. Будь я каким-нибудь артистом или писателем, так бы и звался «Вовадий Ктотамов». Да. Шестьдесят семь лет, вдовец, сын, хотя лучше бы дочь. Она должна приехать сегодня после работы.
Должна была бы. Если бы была. Но Наташи давно нет и...
Я забегаю вперед. Интересно, а можно ли забежать вперед в истории, которая уже случилась?
Если она случилась. Здесь – в туалете, довольно чистом для «дома отдыха престарелых» – она кажется сном, а сны мне давно не снятся. Разве что этой ночью.
Тетрадку я взял у Александра Совенко. Из нашей, так сказать, палаты. Персонал называет палату просто «спальней», совсем как в пионерском лагере, только в спальнях подростков не бывает кнопок вызова этого самого персонала. Не ждите, что Совенко вспомнит про тетрадку. Он и себя-то помнит плохо, отзывается только на «Сашко», и даже если отзовется, ничего, кроме идиотской улыбки, вы от него не дождетесь.
Я все это запишу, и если потом окажется, что мне все приснилось...
Но если мне все приснилось, то и это, наверное, тоже снится. Господи, залезть в чужую тумбочку!..
Будем считать, что началось все вчера вечером, в нашей «комнате отдыха». Комната отдыха в доме отдыха, да...
Так вот. Я сидел с чашкой горячего какао и смотрел в окно. Капель, которая вроде бы началась, утихла, стоило солнцу зайти. Пустой сквер в свете новых, поставленных осенью фонарей выглядел каким-то неправильным, искусственным, но хуже всего был снег. Особенно на дорожках: словно кто-то походил по большим пенопластовым панелям, а потом наломал их и раскидал как попало. Но я сидел за своим столом, ждал, когда какао чуть остынет – но только самую малость – и думал, что скоро уже можно будет выходить на улицу без ненавистного шарфа, а Иванов сидел за столиком наискосок от меня, мрачно грыз ноготь большого пальца – слава Богу, на руке – и пытался провертеть во мне дырку взглядом, чтобы удобнее было смотреть насквозь.
Думаю, в каждом «доме отдыха» в нашей стране – и парочке сопредельных – есть как минимум один «Иванов». Если они соберутся вместе, то смогут стать реальной политической силой.
Наконец я отсалютовал ему чашкой, сказал: «Твое здоровье, Михалыч», и сделал глоток. Горячее в нашем возрасте вредно, но чем-то надо согреваться.
Иванов ответом не озаботился, но я не в обиде. Иванов за те пять месяцев, что я здесь, как-то очень сдал. Началось это, мне кажется, прямо после Нового Года. Когда я сюда переехал, он был другой и уж за словом-то в карман не лез, а теперь...
Пять месяцев! Так-то вот. Помню, оказывается.
– Слушай... – сказал я ему, но он вдруг перебил меня.
– Володя, а ты Антона Петровича не видел? – спросил он слабым голосом, не вязавшимся с его в целом суровым видом.
Есть такие имена, которые нам, пожилым людям, не подходят. Вот Антон, по-моему, одно из них. Ну что это за «Антон» такой? Антошка-Антошка, пойдем копать картошку, к землице привыкать... И какое ты к нему отчество ни цепляй, так Антошкой и останется.
– Да куда он денется, Петрович твой? – усмехнулся я тогда. – По-моему, он трубил в уборной минут десять назад.
– Чего?! Куда трубил? – ужаснулся Иванов.
Я тоже испугался.
– Да в нос, в нос, куда еще-то?! А ты что вообразил?
Он буркнул что-то неразборчивое и снова принялся за ноготь, а потом встал и убрел в спальню, забыв свою чашку.
Я сразу вспомнил Мишу Черноброва. Невысокий такой был старикан, но очень какой-то крепкий, хоть и с больной спиной. Бывший десантник. Он тоже вот так вот сдал, как-то очень быстро и жутко, посерел, начал заговариваться, а после двадцать третьего февраля... Девушки его тогда поздравили, но он отчего-то вдруг расстроился – и утром я проснулся и увидел, как его осторожно перекладывают на каталку и накрывают простыней.
Антон Петрович появился, когда от моего какао остался только осадок на донышке чашки. Я поставил ее на стол и услышал знакомое постукивание и покряхтывание. Пеплин устроился сбоку от меня, подтащил к себе чашку Иванова и принялся шумно глотать. Потом проскрипел:
– Э, Хасаныч, как спалось-то?
– Спрашивал уже.
– Да ну? – очень натурально удивился Пеплин. – Это когда?
– Вчера.
– И что ты мне ответил?
Будь у меня все зубы вставные, я бы его укусил. Честное слово. Но портить пусть редкие, но свои клыки об этого сопливого трубадура мне не хотелось. Я просто вперил в него свой взгляд, где-то чуть повыше переносицы:
– Нормально, Антоша. Нормально.
Его сморщенная физиономия, вся в каких-то неопрятных кустиках щетинок, покраснела. Но взгляда он не отвел. Наоборот, чуть придвинулся и спросил тихо:
– А снится что-нибудь?
– Не помню.
Он допил чужое какао и заметил:
– Потому что нечего.
В его голосе звучало удовлетворение. Я почувствовал злость. Вот паскуда!..
И снова вспомнился Чернобров. Как он сидит, склонившись над шашечной доской, один, расставил шашки и сидит, а потом, так и не сделав ни пол-хода, встает и идет в спальню. В восемь вечера. И ложится спать.
– Зачем мне сны? У нас есть телевизор...
– А я тут видел, – перебил меня Пеплин и зажмурился на секунду-другую. – Неплохой. Не досмотрел, правда. Тебе оставил. Хочешь досмотреть?
Он мне уже предлагал такое. Один раз. После Нового Года. Незадолго до того, как Черноброву накрыли лицо простыней и увезли на каталке со скрипучими колесиками. Но я тогда был совсем не в настроении и потому Антон Петрович пошел по такому адресу...
Правда, тогда он что-то промямлил про «первый раз бесплатно».
А еще я подумал, что с подобным предложением он рано или поздно подкатывает ко всем, кроме Совенко – зачем чужие сны тому, кто постоянно видит свои? Круглосуточно.
– И что же ты хочешь взамен? – спросил я.
Он усмехнулся.
– Вспомни что-нибудь хорошее.
– А ты сам не можешь?
– Э, сам! Сам я много чего могу, – ответил Пеплин. – Только, знаешь, жизнь-то всего одна...
Хотел я спросить, не пробовал ли он книжки читать, но передумал. Есть люди, которые не умеют готовить. Таким кулинарные книги ни к чему – их нельзя есть.
Что у меня в жизни было хорошего? Как это ни странно – детство. Огромный каштан во дворе многоэтажки, где я вырос. Солнце, отражающееся от поверхности воды в реке. Песчаная коса и как я в первый раз до нее доплыл. Сам, без посторонней помощи. Сданные экзамены в институт – когда доказал, что могу. Работа. На Ирке женился. Потом – рождение Борьки... И уже позднее, когда появилась дочка – невеста сына. Налаживание по второму разу отношений с уже Борисом Владимировичем, потому что родился Вовка-младший...
Который не родился. Потому что на скорости сто десять километров в час их серая мазда влетела в столб. Борис отделался сотрясением и переломами обеих своих поганых рук, а Наташа и будущий внук...
Которому сейчас должно быть шесть, как Борьке, когда я помогал тому взобраться на старый каштан, как бы ни ворчали бабки у подъезда. Может быть, они завтра...
Проверьте – если вы там это читаете, то наверняка можете проверить – чья фотография лежит в моем портмоне. Я – не могу.
– Ну так что? – спросил Пеплин.
– Ничего, Антоша. Вспоминаю. Сам понимаешь, есть что вспомнить...
Вот тут его перекосило по-настоящему. Видали когда-нибудь лицо алкаша, на глазах которого дешевую водку заливают в бачок омывателя лобового стекла? Просто я не могу сравнить с наркоманом на ломках или голодным вампиром – никогда не видел.
До этого.
– Выбираю, – продолжил я, будто ничего не заметил.
Он облизнулся и просипел:
– Давай! А то я пойду Иванова найду...
– Спит Иванов небось. Без твоих снов. Так что – не торопи. Тебе надо.
Он сдержался. Потому что я прав был – ему надо, не мне.
– А что делать-то? – спросил я чуть погодя, когда смотреть на его рожу стало нестерпимо мерзко.
Не знаю, заметил ли он что-нибудь. А если и заметил – жажда пересилила подозрение.
– Давай руку, – сказал он.
Я взял его за высохшую ладонь так, словно мы собирались помериться силами на руках, сжал этот набор обтянутых шершавой кожей костей и заглянул в красноватые глаза:
– Лови.
Он отшатнулся, голова мотнулась, словно от удара. Я подумал, что она сейчас оторвется и укатится в угол. Не оторвалась.
– Ты!!! Ты обманул меня! – заверещал он, пытаясь высвободить руку.
– А хочешь еще что-нибудь? – хрипло спросил я. – В качестве довеска?
Он все-таки вырвался. Вскочил, едва не опрокинув стул и забыв свою клюку.
– Я!.. Я!..
По-моему, он задыхался.
– Ну, ты можешь пожаловаться нашим девочкам в розовых халатиках, – улыбнулся я. – Они с удовольствием тебя выслушают.
Давно я столько не писал. Наверное, со дня окончания института. Но осталось всего-ничего.
Я проснулся совсем недавно. Луна заглядывала в окно сквозь неплотно задернутые шторы. Я попытался вспомнить сон...
Мы с сыном охотились на рыбу в каком-то коллекторе. У меня была в руке банка с чистой водой, и я беспокоился, что здешняя рыба в ней, наверное, не выживет, подохнет с непривычки, и еще все время уговаривал Борьку не прыгать в воду, потому что сюда сливают всякую дрянь...
Такой вот сон.
Потом меня стало двое.
Один я вспомнил, что сегодня пятница и что, наверное, мои должны приехать. Наташа с Володей, а Боря не приедет, сегодня его смена...
Другой я вспомнил, что никто не приедет.
Мы с ним сели на кровати, и наша общая, одна на двоих голова закружилась. В портмоне я посмотреть не рискнул, да и темно было.
А потом раздалось тихое бормотание. Жалобное такое. Оно раздавалось из того угла, где спал Пеплин. Но смотрел я не на него – смотрел я на Ивана Михайловича. Он лежал, отвернувшись лицом к стене. И я был уверен, что если бы не я, Пеплин присосался бы к нему, как клоп. И Иван Михайлович просто не захотел бы просыпаться. Есть вещи, к которым привыкаешь, даже если они не очень... реальные.
Я встал. Огляделся. Все спали. Пеплин – и тот спал и жаловался кому-то во сне.
Мне удалось ненадолго собрать мозги в кучу. Поэтому я взял подушку со своей кровати, подошел к нему, осторожно перевернул на спину и положил подушку на лицо.
Долго держать не пришлось.
Потом я залез в Сашкину тумбочку – Сашко дрых, сунув в рот большой палец – слава Богу, руки... что-то знакомое... Неважно. Я стащил его тетрадь и цанговый карандаш. Удобно – не нужно затачивать.
Не знаю, хочу ли я выяснять, какая часть из всего написанного являлась сном. Не хочу. Хочу спать. Все-таки неплохая штука – сон.
Только чересчур короткая...
Автор: Валеев Иван
Источник: https://litclubbs.ru/articles/5529-torgovec-snami.html
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#сны #торговец #проза #ужасы
