Начался август, а вместе с ним стартовали наши ежегодные хлопоты в преддверии нового учебного года. Так как весной младший сын поступил в музыкальную школу, в этот раз добавилась новая задача - приобретение инструмента.
Я трусиха, паникерша и перестраховщица, поэтому слезно упросила мужа помочь мне с выбором, все-таки игрушка получается недешевая, потому что мы решили покупать цифровое пианино.
Последние пару недель мы "зависаем" на сайтах музыкальных магазинов, читаем отзывы, сравниваем, изучаем. "Знаешь, что, - сказала я как-то во время этого приятного занятия, - Я хочу продать свой аккордеон. А деньги вложить в покупку пианино." - "Ты уверена? - удивился муж. - Дело твое, конечно, инструмент твой... Это же память, это твое детство..." - "Это да," - согласилась я и вдруг вспомнила одну историю.
То, что я поступила в музыкальную школу и буду учиться играть на аккордеоне, я узнала, так сказать, постфактум. Меня просто куда-то привели, заставили спеть, похлопать и потопать. Ребенком я была послушным, не приученным задавать вопросов, поэтому все выполнила, как положено. "Будешь учиться на аккордеоне! - заявила мать. - Я сама когда-то хотела научиться, но не получилось. Так что цени - у тебя такая возможность есть!" - и примерно через неделю у нас появился новенький аккордеон "Вельмайстер", 3/4 по совершенно заоблачной стоимости, которую мне тут же озвучили.
Аккордеон был красивым - это, наверное, было единственным его достоинством, потому что занятия почти сразу превратились для меня в мучения. Инструмент был тяжелым, неудобным, его звук меня раздражал, а то, что мне предлагалось играть совершенно не нравилось. К тому же, пожилой преподаватель с первых же уроков кричал на меня, обзывал бездарностью и сжимал мою руку до синяков - ему не нравилась постановка.
Два часа ежедневно я, как потом метко заметил папа, "пилюкала", пока мои подружки гуляли, играли или читали книжки. Я старалась. Не отлынивала. Честно выполняла все, что от меня требовали. Мне было невероятно тяжело, как физически, так и морально - попробуй-ка в таком возрасте, позанимайся нелюбимым делом! Но мне сказали - надо! Ты должна! И я продолжала "пилюкать".
На мой девятый день рождения, в конце мая, как всегда собрались родственники и подружки матери. Немного пообщавшись, взрослые завели речь о музыкальной школе, о том, сколько времени и сил она отнимает.
"Ерунда! - возразил дед, который видел меня только по большим праздникам, - Чего там заниматься? Какое время? Какие силы? Ничего в этом сложного нет! Вот давай, - обратился он ко мне, - сыграй что-нибудь, а я тут же повторю! Я никогда не занимался, играть не умею, но сыграю не хуже тебя!"
Я очень удивилась, посмотрела на мать, а она, как-то хитро и непонятно улыбаясь, покивала: "Ну давай, давай, сыграй!"
Я сыграла, кажется, какой-то вальс, который на тот момент был вершиной моего исполнительского мастерства и над которым я билась чуть ли не с Нового года. "Вот, - сказала я. - Повторишь?" - "Конечно! Плевое дело! Даже говорить не о чем!"
Я засуетилась, показывая деду, как надо застегнуть ремни, чтобы ему было удобно, но он меня остановил: "Да я и без ремней сыграю! Только я стесняюсь тебя. Иди на кухню!" - я снова посмотрела на мать, а она засмеялась в голос: "Иди, дедушка стесняется!"
Стоило мне выйти, как из комнаты донеслись звуки вальса. Только... Только дед почему-то играл совершенно также, как я: даже запнулся в том же самом месте... Предчувствуя неладное, я бросилась в комнату и успела вовремя: аккордеон стоял на стуле, дед сидел за столом, а звуки аккордеона доносились из магнитофона...
Меня захлестнула жгучая обида. Получается, это все было подстроено? Магнитофон дед принес с собой, заранее готовясь к этому розыгрышу, мать его поддержала и даже помогла ему: во время моей игры она стояла так, что я не заметила, когда дед нажал кнопку записи. И они, что, действительно думали, что я не догадаюсь? Не пойму?
Я стояла посередине комнаты, растерянно моргая и чувствуя себя дурочкой, а взрослые хохотали во весь голос и восхищались находчивостью деда. "Как я тебя уделал, а? Ты ведь поверила, поверила!" - веселился дед. А я чувствовала, как из глаз потекли слезы.
"Ну и чего ты ревешь-то? Совсем, что ли, шуток не понимаешь? - прикрикнула мать, - Иди, умойся! нечего нам тут настроение портить! Раз у самой чувства юмора нет!.."
Сама не понимаю, почему тогда мне было так обидно: то ли потому, что меня сочли глупой, не способной разоблачить розыгрыш, то ли потому что доказывали бесполезность моих многочасовых занятий, то ли потому что все взрослые так смеялись над моим растерянным видом. Наверное, это действительно было невинной шуткой. Наверное, обижаться мне, и правда, не стоило. Только это я понимаю СЕЙЧАС, а тогда просто стояла и ревела...
Конечно, этот случай не заставил меня бросить музыкалку. И даже со временем стерся в памяти. Но, думаю, где-то на уровне подсознания все-таки зацепился, раз вспомнился сейчас.
Школу я закончила. Мне сказали "надо", я сделала. А аккордеон после выпускного экзамена задвинула в шкаф - подальше от глаз. И доставала я его за прошедшие почти тридцать лет считанные разы - когда меня очень-очень настойчиво об этом просили. Не люблю я аккордеон. Даже его звук мне неприятен почему-то.
"Ты точно решила продавать инструмент?" - уточнил муж через пару дней. - "Абсолютно точно," - ответила я.