Это воспоминание — яркое доказательство того, что в таланте лектора идеальное владение речью — не главное.
«Менделеев, крупнейший учёный с мировым именем, был вместе с тем изумительным лектором. По установившейся традиции он ежегодно посвящал первую свою лекцию общим вопросам просвещения и науки, и слушать эту двухчасовую лекцию собирались студенты всех курсов и всех факультетов.
Вступительные лекции, впрочем, не характерны для Менделеева. Его исключительный лекторский талант развёртывался во всю мощь в каждой обычной лекции. Говорил он с внешней стороны из рук вон плохо, точно рожал в тяжёлых усилиях каждое слово. Не находя подходящего выражения, рычал и мычал, смещая подлежащие и сказуемые, дополнения и определения с их насиженных в литературном языке мест и группируя их в какие-то причудливые комбинации. И всё-таки каждая его лекция звучала какой-то вещей поэзией науки, совершенно зачаровывая слушателей. Помню, как на одной из лекций о водороде или азоте мой товарищ Красусский (будущий профессор химии) прослезился от обуявшего его вдохновения.
Менделеев не любил, как некоторые другие профессора химии, объяснять подробности химических реакций и технику устройства разных приборов. „Ну, видите, — говорил он, — тут трубка, винтик, крантик (кран всегда называл крантиком), тут течёт, там вытекает и прочее. Об этом вы прочтёте в учебнике. А важно следующее…“ И начинал излагать принципы и теорию происходившей реакции.
А больше всего мы любили лекции, на которых, окончив изложение какой-либо теории, он вдруг начинал перед нами раскрывать горизонты будущих научных достижений: „А может быть, когда-нибудь наука покажет человечеству…“ — отчеканивая каждое слово с тяжёлым сибирским оканьем, говорил он… И бросал перед нами какую-нибудь из своих научных фантазий, увлекательных и красивых, которые мы часто сами после лекции и дополняли, и развивали в товарищеской компании. Ни один из профессоров, которых мне доводилось слушать, не умел поддерживать в своих слушателях такого увлечения отвлечённой наукой, как Д. И. Менделеев. Даже экзаменоваться у него было величайшим удовольствием, ибо он требовал не столько подробных знаний, сколько понимания предмета, и при наличности такого понимания у экзаменующихся экзамен превращался в интересную научную беседу».
ИСТОЧНИК: Оболенский В. А. Моя жизнь и мои современники. Воспоминания. 1869–1920: в 2 т. — М.: «Кучково поле»; «Ретроспектива», 2017.