Всё началось, когда, кривя лицо, жара смыкала плотное кольцо. Для подвигов растили храбрецов. И я родился. Не человек, не демиург, не бог. Неидеален, не хорош, не плох. Ошибка, синий клевер, бурый мох, стрела из тиса.
Я совершенно точно слышал зов. Я был в чести у воронов и сов из долгих снов, из колдовских лесов, любви к былому. Сова мне пела про ветра и льды, а ворон — про знамение беды, чтоб наперёд просчитывал ходы, стелил солому.
Всё кончилось в один ужасный день. Народ искал спасительную тень. На рынке продавалась дребедень. Туристы брали. Приятно память привезти домой. То ведьмой, то монахиней хромой история то ходит по прямой, то по спирали, то колесом, то спицей колеса. Но в этот день примерно в два часа из города пропали голоса и птичьи трели.
Как будто всё — молчи, не прекословь. Такая жуть, что стыла в жилах кровь. Заткнулись барды, певчие хоров и менестрели. Кривлялся шут, усевшийся на спил. Звон золота. Бессилие зубил. Я воронов любил. И сов любил в любую фазу. Возликовали, мыслями важны, поклонники оглохшей тишины, и тьмой, и светом сразу прощены.
Святые сразу.
Гадал старик на глиняных кругах. Портной плохого мастера ругал. Крылом мне стала левая рука — как вдовий ужин. Крылом мне стала правая — как снег. Родился я: не бог, не человек. Скиталец — задержался на ночлег, а мир снаружи. Гагары, утки, зяблики, стрижи. Я улетел от прячущих ножи, от тех, кто перманентно учит жить. От колоколен. Над голыми макушками камней летит сова, и ворон вслед за ней. Неважно, кто белее, кто черней. И я доволен.
Стремится к бесконечности овал. Возможно, кто меня заколдовал. Тогда спасибо за девятый вал, следы зарницы. За юный гром, грохочущий вдали. Когда мы перестанем мир делить, то снова станем дети и врали. Вернутся птицы.
#svirel_poetry
Арт: Иван Лубенников