Только я занесла ногу над велосипедным седлом, как в небе жахнуло и содрогнуло. Собака в панике полезла под крыльцо. Пришлось поставить велосипед в стойло и вызвать такси.
Пока ждала машину, дождь скупо пролился на горячую землю и тут же испарился от раскалённой дороги, как от сковороды.
Придётся все же поливать огурцы. Одно название -огурцы. Вот помидоры в этом году удались.
Каждый год мои эксперименты по садоводству удивляют меня с новой силой. Сначала я освоила кабачки и смородину, затем малину и баклажаны с перцами, теперь вот прибавилась ежевика и помидоры.
Сажаю я так, больше для опыта, ни закатывать ни есть тазами я не хочу, просто мне нравится сам факт, что это у меня растёт. Я его не загубила, не засушила и оно вопреки моим стараниям вдруг вымахало.
По-моему даже свекла с морковкой скоро будут готовы. Если учесть что я ничего не соблюдаю, а просто тыкаю в землю.
А, да, ещё чеснок! Озимый.
Тоже грядка уже вполне выросла.
Ещё два куста крыжовника. Он почему-то тоже очень хорош, пышен и жирен. Ягод очень много, как и острющих шипов.
Крыжовник нужен для варенья. Его главное, надо варить. Это совершенно ритуальное и чарующее действие.
Надрезать каждую ягодку, выдавить кости, срезать носик и попку. И так тысячу раз. Варить со смородиновым листом и с мамиными заклинаниями.
Хорошо идёт под стихи.
Сразу начинаю чувствовать себя барышней серебряного века, только не хватает запаха керосина от ламп.
В детстве родители снимали дачу по Тверью, в Терехове.
Жили на даче вместе, мамины тетки, мы с братом маленькие, а мама с папой приезжали на выходные.
Домик был не избушкой, а анфиладной системы, и в самом конце некоторого количества комнат, в маленькой спаленке с высокой кроватью с подзорами, с грудой подушек в кисее, жила крохотная сухая старушка, хозяйка домика. Она была из «бывших». По-моему ей было сто лет. Она тонула в слоях юбок и халатиков, каких-то кружат и бантиков и говорила тонким голоском немного в нос. Мне кажется она носила паричок. Тогда я ещё не читала Пиковой дамы, а так бы она вполне подошла. И такая же сухая ручка в перстнях.
Она не вела хозяйство сама, ей помогала соседка.
Мы снимали другую часть дома, с несколькими комнатами и верандой почерневшего дерева. Посреди большой комнаты стоял круглый стол, на веранде гудел керогаз, которым командовала мамина тетя Лена.
Неделя была сонная и ленивая. Нас кормили по часам, выгуливали в заросшем саду. Тетки беседовали с хозяйкой обо всем на свете, о ценах на петуха, на керосин, на трясучую дорогу до Москвы.
Но в пятницу мы начинали неистово ждать родителей.
Наконец уже совсем под вечер раздавался треск и шум подъезжающей машины, начиналась суета, охи и ахи, поцелуи и все вваливались в дом.
Нас заталкивали спать и засыпая я слышала тонкий запах сигарет в приоткрытое окно и тихий разговор взрослых.
Утром папа умывался у рукомойника во дворе. Узенькая тропинка вела к скромно стоящему домику в углу участка и столбику с рукомойником. Он утопал в мальвах и золотых шарах. А вот к домику мне запрещалось ходить строго настрого, под страхом рассказать все маме в субботу. Домик был почерневший и скрипучий с крапивой выше крыши.
Туда ходили большие.
Хотя среди нас и тёток горшок был вполне в ходу.
Папа умывался ледяной водой, фыркал и срывал полотенце с плеча.
Потом брал нас с братом и мы шли на реку.
Это было самое лучшее время во все выходные.
Я бежала впереди вприпрыжку показывая дорогу, а мужчины шли сзади что-то обсуждая.
Песчаная дорога усыпанная коровьими лепешками приводила нас к реке. Широкая и быстрая в этом месте Волга была как море, другой берег еле проглядывал на горизонте. Холодная и быстрая, она немедленно подхватывала за горячие лодыжки и увлекала в темную быструю глубину.
На берегу сидеть на мелкоте было скучно и я тоже, как и отец бросалась в холодные пенные барашки.
Брат переминался с ноги на ногу на берегу. Ему не нравилось лезть в холод, но он перебарывал себя и мы плавали вдоль берега, стараясь не заплывать глубоко, боялись.
Потом обожженные ледяным купанием и разгоряченные шли домой петляя между гуляющими свободно курами.
Нас ждал чай и оладьи со сметаной, яичница и серый деревенский хлеб с маслом. Мама расплетала и сушила мне косу и все кричали наперебой.
И было необычайно весело.
Потом мама стирала, мыла полы, говорила о чем-то малопонятном с тетками.
Я околачивалась во дворе, где отец строил нам с братом песочницу.
Налетал дождь, и было скучно сидеть на тёмной веранде и вдыхать чужие запахи деревни. Главное, что родители будут с нами ещё целых полтора дня.
Сейчас, в своём дачном доме я ловлю эти запахи: мокрого дерева пола веранды, растопленного масла на сковородке, собачьей шерсти, скошенной травы и срезанных стрелок чеснока.
Я выискиваю те цвета и узоры тени, которые приведут меня туда, где я вприпрыжку бегу босиком к реке, или крадусь на половину хозяйки посмотреть на золоченый темный камин, или сижу рядом с тетей у керогаза, подавая ей то шумовку, то соль.
Страх и острое чувство что меня поймали и теперь начнётся: я все расскажу маме! Я никак не могла стать такой же степенной старушкой, мне хотелось везде засунуть нос. Ещё и брат подначивал доверчивую меня.
Чуть позже, я научилась ездить в лагерь и обходиться без взрослых. А тогда, в моем Тверском лете я была поручена двум маминым теткам и выращивалась в соответствии со строгими канонами воспитания хороших детей.
Я не помню, насколько это мне помогло. Но выходных мы ждали отчаянно. Мне было лет пять.
