А он так долго шёл, не ведая куда. Дороги мятый шёлк, стальные провода остались позади. С улыбкой на лице нетяжело идти, когда ты видишь цель. Но если сердцем слаб, и в голове туман, не сдюжит эскулап, не выдержит шаман извечного нытья, разгневанных речей.
Властитель бытия не терпит мелочей: вали отсюда вон, фельдмаршал неудач. И колокольный звон, и колокольный плач напоминали, что нетерпеливый век колышет крылья штор. Бескрылый человек прошёл и был таков, не вникнув в суть вещей. Сто тысяч башмаков сменил он, сто плащей.
А он так долго брёл от разных несмеян. Летел над ним орёл, ползла за ним змея. Дуб шелестел над ним, река за ним текла. Как соскочивший нимб, земля была кругла. Прозрачен горизонт. На каменной плите он видел страшный сон, скормил его воде, окрасив воду в цвет теней небесных тел. Выслушивал совет, но делал, что хотел. Без злости дележа (нельзя делить на ноль), уже почти бежал, превозмогая боль. Какой-то пьяный страж сболтнул, махнув рукой, про сбивчивый мираж, потерянный покой. Мол, мне до фонаря, но ты, дружок, секи. Раз люди говорят, раз чешут языки. Раз убегать нужда в закатные костры. А он так долго ждал, как дети ждут игры, как ждут с войны солдат, как ждут домой отцов. По изгородям дат пришёл, в конце концов.
И город-бирюза, и город-тайный код открыл ему глаза. Закончился поход. От маленькой души до дальних берегов. Потом так долго жил, что насмешил богов. А город был хорош, хотя не идеал. Осиновая дрожь заляпанных зеркал, приподнятая бровь ажурного моста. И в городе любовь. Единственная. Та. Он всё носил пиджак. Он всё смотрел в лорнет.
Как умер он? Никак. Ты помнишь — смерти нет.
Арт: Таня Сытая