Я не просила у Демида ни копейки, но ему проще откупиться, бросить купюры, чем выдавить из себя простое человеческое спасибо. Так неприятно…
Еще и эта моя манера при любых обстоятельствах всегда оставаться человечной подбивает к действиям. Почему Грозный может быть жестоким, Джулия коварной, люди циничными, а я нет?
— Демид! — окрикиваю его у самого выхода из кабинета.
— Я спешу, Юль, — отвечает так, будто хочет поскорее отделаться.
— Ты не понял.
Лицо пылает от жара, но я все равно шагаю к мужчине.
— Вальтер ждет тебя в холле, он отвезет домой, если ты об этом.
— Нет же! — беру его за рукав пальто. Демид задирает голову, смотрит поверх меня, не хочет встречаться взглядом. — Твоя рубашка… она в помаде.
Грозный так замотался, что совершенно забыл о небольшом казусе. Только Хилл растеряет последние нервные клетки, если заметит на своем мужчине следы чужой женщины. Не представляю, что случилось бы с сестрицей.
— Черт.
Демид резко выдыхает, срывается к шкафу, где на глянцевых плечиках аккуратно развешаны сменные рубашки. Вновь снимает пальто, кидает его на диван. Развязывает галстук. Быстрыми движениями пытается расстегнуть испачканную рубашку, не контролирует силу, выдирает первую пуговицу.
— Успокойся, — опять подхожу к нему. — Никуда твоя Джулия не убежит с поломанной ногой!
Без каких-либо скрытых смыслов тянусь к Демиду и ловко расстегиваю остальные пуговицы, стараясь не смотреть, как из-под краев белой рубашки оголяется его торс. Аромат от кожи слышится ярче, а тепло задевает мои пальцы.
Напрягаюсь, хочу спрятать глаза в пол, но вижу дорогой черный ремень с платиновой пряжкой, темные брюки Грозного, еле скрывающие физический интерес, вспыхнувший так внезапно на мои движения.
Вздрагиваю, когда Демид без предупреждения обхватывает мои запястья и насильно прижимает ладони к своей груди. У него учащается сердцебиение, что вполне логично, но не от бабочек в животе или чистой любви, а всего лишь от плотского влечения.
— С Хилл меня перепутал, да? — пытаюсь свести все к шутке.
— Хватит сводить меня с ума! — сдавленно рычит, одергивает. — Никогда больше так не делай!
Холодно отстраняется, недовольно переодевается. Даже пальто в кабинете накидывать не желает, а просто забирает его с дивана.
Держится от меня на расстоянии, как от прокаженной.
— То есть целовать, обнимать, танцевать и тискать ты считаешь нормой, — разочарованно усмехаюсь, — а помощь расцениваешь как страшный грех.
— Соблазн.
— Что?! — поперхнувшись воздухом, дышу глубоко. — С чего ты взял? Я и не думала тебя искушать, навязываться. Впрочем… ты сейчас не на меня злишься, Демид, а на себя. Это ты в голове выдумал похоть и спроецировал мысли мне. Знаешь, ты далеко не предел мечтаний и поставь передо мной выбор, ушла бы к другому мужчине. Мне вообще блондины нравятся!
— Бери деньги и возвращайся в особняк, — мрачно заявляет, первым шагает из кабинета.
Других аргументов, оспаривающих мои слова, он, конечно же, не находит. Во всех смыслах проще уйти, когда не можешь ответить.
Принципиально оставляю конверт на столе, надеваю туфли. Выжидаю минут пять, чтобы Демид точно спустился из офиса и сел в машину. Не хочу случайно столкнуться с ним еще раз.
Вальтер сидит на диване в холле, широко расставив ноги, увидев меня, поднимается.
В гардеробе накидываю шубу, нигде не замечаю Нину, чтобы попрощаться. Ладно.
На улице не так морозно, но меня все равно пробирает дрожь.
Приглашенные бизнесмены почти разъехались, и охранник сумел припарковать авто возле крыльца. Боясь поскользнуться, придерживаюсь за Вальтера, осторожно спускаюсь.
Ступив на снег, оглядываюсь по сторонам и замечаю внедорожник Грозного. Не слишком-то он и торопится к Хилл, раз до сих пор не уехал.
Оборачиваюсь к машине, на которой приехала, и вижу еще одного мужчину из свиты Грозного, забирающего из багажника совершенно ненужную в это время щетку для очистки снега, лопату и какой-то плед.
Как будто у Грозного больше нет запасных принадлежностей.
— Кто он? — спрашиваю Вальтера.
— Стефан, личный водитель Демида Леонидовича.
При других обстоятельствах я бы никак не отреагировала на мужчину, но Стефан — обладатель нордической внешности. Он высокий блондин со светлой кожей и голубыми глазами. Ему лет сорок пять, однако возраст совсем не показатель к провокации, что устроил мне Демид.
Грозный специально задержался, отправил водителя, чтобы понаблюдать за моим поведением.
Надо же было ляпнуть про блондинов? И второй вопрос, зачем это Демиду?
Стефан закрывает багажник.
Спокойно иду к машине и распахиваю заднюю дверцу.
— Стефан! — окрикиваю мужчину так, чтобы Грозный услышал. — Удачной поездки!
Тихонько посмеиваюсь и сажусь в авто.
Демид сам создал эту ситуацию и, наверное, в глубине души хотел, чтобы я клюнула на блондина. Исполняю его желание, правда, не от чистого сердца.
Весь путь до особняка не могу сдержать улыбку. Ох, Демид…
Хорошо возвращаться домой, когда там нет Джулии. На сердце легко, если знаешь, что можно просто подняться в комнату, не ловя косые, наполненные гневом взгляды сестры.
Ночь проходит отлично.
Я постепенно привыкаю к новому жилью и не вздрагиваю от каждого шороха.
Просыпаюсь только к одиннадцати, освежаюсь, не снимая пижамы, спускаюсь в столовую.
К этому времени Грозный должен быть на работе, так что меня никто не потревожит.
Но все хорошее настроение неумолимо катится вниз, когда в гостиной я вижу сестру. Она сидит на диване, забросив загипсованную ногу на низенький журнальный столик, пьет кофе, болтает с Люсиндой, не замечая меня.
— …Гадина поганая, ненавижу эту Юлю. Демид носится с ней как с писаной торбой, витамины покупает, продукты особые. Вроде и жду, когда придет результат анализа, но, с другой стороны, боюсь, что окажется положительным.
Экономка стоит за спиной Хилл и кончиками пальцев делает ей успокоительный массаж головы.
— Выдохните, наша любимая госпожа…
— Не могу! — ругается. — Аж зависть берет! Меня в больницу не повез, а для Юленьки лично купил одежду для беременных, как будто знает, что ребенок его!
Никаких вещей я не видела, но сильнее меня поражают слова сестры о зависти. Даже потряхивает от ее высказываний.
— Завидуешь? — не выдерживаю. Хилл дергается и смотрит на меня. — Боже, чему? Меня муж бросил за то, что не смогла родить ему ребенка! Простой учительницей работала и то сократили, когда узнали о беременности, хотя это незаконно! Получаю копейки за репетиторство. В нормальное место не берут, не желают оплачивать декретный отпуск. Ни денег, ни связей, еще и вынуждена соседствовать с тобой!
Нахмуриваюсь, быстрее спускаюсь по ступеням к Хилл. Та порывается встать, но больная нога не дает этого сделать.
— У нас тоже с Демидом дети не получались. Раз забеременела, и то оказалось, что внематочная, а тут ты нарисовалась, змея! Подкупила Ледянского, лишь бы олигарха моего заграбастать, — показывает мне дулю. — Вот тебе, а не Грозный!
— Чем подкупила? — не перестаю удивляться. — Добрым словом?
— Не прикидывайся ангелом, знаю я таких стервятниц. Долго в особняке ты не проживешь — это я гарантирую. Уйдешь как миленькая, а если не захочешь — вперед ногами вынесут!
Экономка охает, хватается за грудь:
— Мисс Джулия, не шутите так…
— И не думала шутить. Это Демид Леонидович у нас юморист, а я говорю как есть. Убью ее, сделаю это прямо сейчас, — берет бархатную подушечку и запускает в меня. — Скройся, не порти нервы!
***
День результатов анализа ДНК.
Хоть Джулия и боялась этого дня как судного, а я каждый вечер тайком молилась об отрицательном результате, настало время узнать правду.
Грозный по случаю даже не поехал в офис и сейчас ждет на первом этаже особняка.
Стоя у зеркала, заплетаю косу, поглядываю на собранный чемодан. И дня не задержусь больше в этом доме. Оставила лишь подачки Демида висеть в шкафу — штанишки со специальной посадкой для беременных, туники, кофты.
После банкета Грозный всячески избегал встреч, благо размеры дома это позволяют, старался допоздна задерживаться на работе, демонстративно ужинал в другое время. Единственное…
Ах, господи…
Заглушка сотовой связи в доме иногда отключается, но точный момент нельзя угадать. Это не брак в устройстве, а прихоти владельца особняка. Слышу сигнал сообщения, хватаю телефон и вижу на экране уведомление о пополнении счета.
Фыркнув, захожу в мобильное приложение банка и отправляю деньги обратно Демиду, пока сигнал связи не потерялся.
Грозный не заходит в комнату, не спорит, не швыряет купюры, как тогда в кабинете, теперь у господина другое развлечение. Терроризировать меня безналичными! Как будто ему заняться больше нечем.
«Демид Леонидович, я принципиальная, я козерог. Так что не надо вот этого».
Успеваю прикрепить послание, и через секунду сигнал опять исчезает. Ставлю телефон на беззвучный режим.
Накидываю куртку, в которой украл меня Грозный, беру сумку и спускаюсь на первый этаж.
Усмехаюсь, но быстро давлю улыбку, когда замечаю возле Демида и его невесту.
Хилл сидит в инвалидной коляске, облаченная в норковую шубу розового оттенка. На ней кокетливая шляпка, волосы уложены в пушистые локоны. Джулия выглядит слаще зефира, конечно, ведь подле нее Грозный.
— Юленька, милая! — елейно восклицает она. — Наконец-то ты вышла, а то я уже волноваться начала, побоялась, что плохо стало, — играет в сострадание. — Ой, ты и вещички с собой взяла? Не стоило, даже если анализ окажется отрицательным, я бы не отпустила тебя, не накормив…
— Мисс Джулия, — отвечаю нейтрально, — спасибо за гостеприимство, но не хочется вас стеснять.
— Нет-нет, дорогая, — приветливо возражает. — Я уже к тебе привыкла. В этой стране у меня мало друзей, так что можешь обращаться по любому вопросу. Всегда помогу.
— У вас такое большое сердце… госпожа Хилл, — перевожу взгляд на Грозного. Демид стоит возле двери, плечом подпирает косяк. Сосредоточенно смотрит в телефон, — Доброе утро, Демид Леонидович.
— Доброе, Юль.
В моем кармане опять вибрирует телефон. Сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза в потолок, достаю гаджет. Демид не унимается.
Судя по блаженному лицу Хилл, невеста не в курсе, что сейчас ее возлюбленный пишет мне. Очень интересно.
В моих силах устроить настоящий Армагеддон. Что ни на есть. Показать Джулии переписку, в которой Демид утверждает, что по знаку зодиака он лев и все сложится так, как он захочет. Но так и быть, делать этого не стану, врагов в лице Грозного наживать не хочу.
Первой выхожу из дома, шагаю к распахнутым воротам. За спиной раздается грохот колесиков по асфальту — Демид катит кресло Хилл.
Замечаю продрогшего водителя:
— Здравствуйте, Стефан! — улыбаюсь. — Вы сегодня невероятно свежо выглядите. Ваши голубые глаза кажутся бездонными, редкими. Не то что серые, — имею в виду цвет Демида.
Украдкой оборачиваюсь, любуюсь недовольным Грозным, погружающим Хилл на заднее сиденье внедорожника. Хлопает дверцей.
— Смешно тебе? — вполголоса хрипит.
— А что мне плакать?
— Садись к сестре.
— Но я хочу быть ближе к Стефану, — невинно моргаю ресничками. — А ты великолепно смотришься рядом с Хилл.
— Командовать здесь вздумала, девочка? Не надо. Мое терпение не безгранично.
— Демид Леонидович, это не приказ, а что-то вроде последнего желания перед казнью, — не откликаюсь на строгий тон, продолжаю разговор на шутливой ноте. — Осужденным всегда дают такое право.
— Ты не поедешь рядом со Стефаном.
Грозный берет меня за предплечье и тащит к другой стороне машины, заставляет сесть к Джулии.
Сестрица косится злобно из-за того, что видела, как Демид прикасался ко мне, но ничего не говорит в его присутствии…
…Лаборатория открывается ровно в восемь. Мы прибываем на десять минут раньше.
Стефан паркуется возле парадного входа.
В салоне звенящая тишина, слышно только, как Демид барабанит пальцами по панели авто.
Едва сотрудник лаборатории отпирает изнутри здание, сигнализируя о том, что можно заходить, Грозный тут же покидает машину. И я не жду милостей, торопливо следую за Демидом.
— Любимый! — кричит ему в спину Джулия. — А как же я?!
Сейчас Демиду совершенно не до Хилл. Еле успеваю за ним.
Грозный сильно нервничал, это было прекрасно заметно, но теперь он держится хладнокровно, спокойно, в отличие от меня. Сердце подкатывает к горлу, а потом резко ухает вниз, разнося по телу мелкую дрожь и тревогу.
Девушка в белом халате распечатывает результаты, сначала смотрит сама и улыбается.
— Можно поздравить, Демид Леонидович… — передает бумагу мужчине.
Наваливаюсь на стойку, тоже подглядываю в текст и вижу неутешительные девятки.
Горло натирает дыханием, лаборатория превращается в цитадель моих сгорающих надежд на светлое будущее без участия Грозного. Этот жар отпечатывается у меня на щеках, красными пятнами ползет по коже.
— С чем поздравить?.. — сначала робко шепчу, но с каждым мгновением лютый страх и тревога лишь усиливаются. — С чем?! Боже, он отнимет у меня ребенка, как вы не понимаете?!
Слезы ослепляют глаза, пячусь от стойки, разворачиваюсь и шагаю вглубь лаборатории.
— Юля! — ругается Демид. — Стой, куда ты?
— Не подходи! Не прикасайся!
На шум, учиненный мной, из кабинетов высовываются и другие сотрудники, с любопытством поглядывая на меня. Кидаюсь к доктору, молодому, на вид крепкому. Впиваюсь ладошками в его халат.
— Умоляю, спрячьте или вызовите полицию, только не отдавайте Грозному! Демид держит меня взаперти, он заберет дочь после рождения…
За спиной раздаются медленные, но четкие шаги. Вздрагиваю, прячусь за мужчину.
— Демид Леонидович, — сомневается рн, — то, что сказала пациентка — правда?
Грозный останавливается в метре, с видом хозяина жизни читает бедж, что прикреплен к груди доктора.
— Павел, — очень терпеливо, без лишних эмоций отвечает, — вы как врач должны понимать, что у женщин в этот период настроение нестабильно. У Юлии гормоны играют, плюс навязчивые мысли, панические атаки, — делает еще шаг. — Мы решаем этот вопрос с психиатром…
От волнения подпрыгиваю за спиной у доктора.
— Он врет! Я не хожу к психиатру!
Демид напрягает челюсть, не реагирует на мои слова, а продолжает кошмарить Павла:
— …Вам известно, кто я? И что я могу предпринять, если вы поверите девушке с лабильной психикой, а не мне?
— Конечно, господин Грозный, — еле слышно бормочет.
— В таком случае не будем создавать друг другу проблем.
Павел, как специалист, все прекрасно понимает, однако страх за собственную жизнь побуждает его отступить в сторону, коснуться моего плеча и вернуть Грозному.
Демид благосклонно ухмыляется, желает Павлу и всей лаборатории процветания. Ведет меня на улицу.
— Спасибо, что облегчаешь задачу, — говорит по пути к машине, как клещ впивается в руку. — С такими истериками тебя можно легко счесть за сумасшедшую в случае, если ты додумаешься обратиться в суд! Свидетелей полно.
Грозный тоже на взводе. Сейчас нет посторонних людей. Он выпускает наружу собственную темную суть и эгоизм. Как же я хочу, чтобы судьба конкретно надавала ему по щам!
— Ты ошибаешься, — всхлипнув, утираю слезы. — Сотрудники лаборатории согласились с ложью только потому, что у тебя много денег и власти. На самом деле они считают тебя скотом. Живи теперь с этим!
Демид замирает, как вкопанный, резко оборачивается ко мне, встряхивает:
— И ты так считаешь?
Смотрит в высоты, не моргает, подавляет волю пронзительным взглядом.
— Ты хуже, чем скот…
— Я ровно, как и ты, хотел ребенка, — возобновляет шаг, грубовато тащит за территорию. — И я не виноват в оплошности Ледянского. Мои люди уже отправлены в штаты — отыщут его. Из-под земли достанут.
Хилл настежь распахивает дверь, пытливо уставившись на меня, улыбается широко, ведь замечает слезы, откровенную скорбь на лице.
— Ах, детка, — наигранно сочувствует. Была бы здоровой, кинулась еще обниматься, утешать. Джулия воплощение всего святого, когда возле нее Грозный. — Ты плачешь? Наверное, расстроилась, что ребенок не от Демида?
Глупышка Хилл со своими крохотными мозгами искренне верит, что я без памяти влюблена в Грозного, только и жду, как бы утянуть богатого мужчину в сети.
Замираю напротив сестры. Демид пытается насильно усадить в машину, но я сопротивляюсь.
— А сейчас плакать будешь ты! — дергаюсь, вырываюсь из захвата Грозного. Поднимаю взгляд на мужчину. — Ну же, похвались результатом анализа перед невестой! Обрадуй ее… отцовством!
— Замолчи, Юля, — очень тихо отвечает.
Однако Джулия услышала и с первого раза поняла мои слова. Былой румянец, ухмылка королевы бесследно исчезают с ее лица. Хилл вздрагивает, хватает ртом воздух.
Мурашки бегут по телу от того, что я смотрю на Джулию как на свое зеркальное отражение. Девушка полностью соответствует мне в настроении, мимике, лишь незначительные детали внешнего вида различают нас.
— Не может быть… Я не хочу верить… — шепчет, а после срывается на иностранные ругательства.
Она забывает даже про свой ангельский образ перед Демидом.
— Успокойтесь! Обе! — Грозный повышает тон и все-таки запихивает меня в авто. До зубного скрипа стискиваю челюсть, наблюдаю, как Демид занимает место спереди.
— Но, любимый, как же я могу оставаться в спокойствии? А как же свадьба? Что теперь с нами будет?
Мужчина приказывает Стефану ехать обратно в особняк.
— Ничего существенного в нашей жизни не поменяется. Временно Юля будет находиться под присмотром в доме, пока не родит мою дочь. Позже я проспонсирую ей весь период восстановления и новую процедуру ЭКО, а мы вернемся за границу. Не нравится мне эта страна.
— Зачем же ей быть в особняке? Давай снимем для Юли отдельную квартиру, поближе к женской консультации, — осторожно спорит. — Если хочешь, приставим сиделку, охранников и…
— Я так решил!
У Джулии трясутся губы. Вот-вот ее тихие слезки превратятся в водопад.
Грозный не соизволил обернуться, чтобы пожалеть невесту. А может, на меня смотреть стыдно. Хотя последнее маловероятно, ведь Демид не постеснялся говорить ужасные вещи про мое будущее.
Не в силах больше слушать пророчества, вступаю в разговор:
— Как ты смеешь?! Это моя дочь, — дотрагиваюсь до живота, будто опасаюсь, что Демид может отнять ее уже сейчас. — Я люблю малышку. Она не продается.
— Твой ребенок тот, что сделан из клетки безымянного донора, Юль, — на мои слова Грозный оглядывается, но я не вижу в нем и слабого проблеска понимания, только железную решимость в собственной правоте. — И… я не представляю свою дальнейшую жизнь, зная, что моя родная дочь прозябает с чужими людьми непонятно где.
— Со мной!
— Но без меня — отца. Я хочу этого ребенка, Юль. Я ждал ее очень долго.
Уверенными фразами Грозный нещадно бьет сразу в две цели — меня и сестру. Он разрушает наши судьбы.
— Дорогой, — упрашивает она, — у меня еще есть шанс стать матерью, — хватается за подголовник его кресла, чтобы оказаться ближе к Демиду. — Я рожу нам своих детей, а ты можешь стать крестным для дочери Юли, помогать финансово ради успокоения души…
— Закрой рот. Перестань нести бред.
Впервые слышу, что Демид грубит Хилл.
Слава богу, что я намучилась в прошлом браке и стала ценить мужчин за поступки, заботу.
Виктор был гораздо хуже Демида, он поднимал на меня руку, похлеще оскорблял, подарил такой опыт, что до старости помнить буду. Для настоящего мужчины мало спать с женщиной или приносить зарплату домой. Он должен уметь быть нежным и заботиться о ней. А то, как иногда ведет себя Демид с Хилл, не похоже на отношения. Фальсификат какой-то.
— Молчу, молчу любимый, — бормочет, покорно возвращается в исходное положение и откидывается на спинку заднего сиденья.
Ну и дура, что молчишь.
Незаметно выключаю запись на диктофоне, прячу телефон в карман. Это второй файл, который есть у меня на Грозного. Но будет еще, сколько угодно.
Мы с Хилл как два лягушонка, закинутых Демидом в кувшин с молоком. Джулия уже пошла на дно, а я не хочу принимать условия.
За окнами внедорожника виднеется проклятый особняк.
Очень жаль, что у меня здесь нет ни одного союзника, никто не осмелится содействовать девушке без денег и авторитета.
Грозный первым покидает авто, распахивает дверь для Джулии, пока водитель достает из багажника инвалидное кресло.
— Почему не выходишь? — интересуется Демид, усаживая невесту на коляску.
— Жду, когда вы с госпожой Хилл скроетесь во дворе, — слезы на моих щеках высохли, на их месте зияют только невидимые раны. И в сердце ледяная мгла. — Хочу уединиться со Стефаном, поболтать немного, отвлечься. Он замечательный мужчина, блондин… с голубыми глазами… все как я люблю.
Откатив подальше Хилл, Грозный оглядывается, убедившись, что водитель тоже не слышит, вновь склоняется ко мне в салон:
— Я уволю Стефана, и ты больше никогда его не увидишь. Понятно выражаюсь?
— Неужели ревнуешь? — ехидно морщусь. Просто мечтаю впиться и расцарапать лицо Демида. — Так поздно. Ты уже оставил на мне метку, как минимум на полгода, — имею в виду срок, который малышка будет еще внутри меня.
— Улыбайся, Юленька, смейся, — тянет руку, на что я сильнее жмусь к противоположной части авто, — раз это еще допустимо. Тебя спасает лишь ребенок. Моя дочь. Но это не вечно. Ты же понимаешь?
— Предельно хорошо, Демид Леонидович, — открываю свою дверь и выпрыгиваю из машины. Кричу ему с другой стороны внедорожника: — Я преисполнена таким благоговением от своей беременности, что буду наслаждаться каждым днем этого волшебного состояния!
— Конечно, Юлия Олеговна, я всеми руками за, — медленно обходит автомобиль, но я пячусь, держу дистанцию. — Ты познаешь настоящую сказку, пока вынашиваешь мою наследницу. Пока…
— Ой, как великолепно! — дразню. — Буду пользоваться тобой на полную катушку!
Не даю себя поймать.
Неизвестно, сколько бы продолжал охоту Демид, но Хилл не может стерпеть лишнего общения со мной.
— Любимый, — напоминает о присутствии, пыхтит и едет обратно к воротам. — Очень холодно, отвези меня, пожалуйста, домой.
— Да, иду! — только это останавливает Демида.
Напоследок блеснув нехорошим взглядом, он все же отступает, однако задерживается, вспоминая о Стефане.
— Загони машину в гараж и можешь быть свободен! Сегодня у тебя отгул.
Как неоригинально Демид устраняет «соперника». Очевидно же, что ревнует, но не хочет в этом признаться.
Мобильная связь на телефоне исчезает, едва я ступаю во двор и следую за парочкой.
Джулия болтает без умолку, насильно удерживает внимание Грозного на ненужных ему вещах: наметенных вдоль забора сугробах, плохой работе садовника, замерзших магнолиях… Но Демиду нет дела до надуманных возмущений невесты, вряд ли он расслышал и половину из того, что пытается донести Хилл. Его мысли сейчас блуждают в далеких странствиях, ближе к еще не родившейся дочери, чем к Хилл.
Я сбавляю шаг, плетусь медленно, придерживаюсь за живот.
И Джулия тоже догадывается, кому с недавних пор подчинена бóльшая часть размышлений Грозного. Знает, что если замолчит окончательно, то мужчина хотя бы на время, но перестанет вспоминать о ней совсем, а это для сестрицы хуже смерти.
Так что Хилл понижает тон, тараторит почти шепотом, вынуждая Демида вновь и вновь останавливаться, склоняться ближе, чтобы расслышать пустую болтовню.
Лишь когда на крыльцо особняка выходит Люсинда, встречая хозяев, словесный понос Джулии заканчивается. Грозный с облегчением вздыхает, катит девушку по закрепленному пандусу в дом.
Крадусь за ними.
— Это взаимно, — адресую экономке.
— Вы о чем? — приподнимает брови, кутается в пуховую шаль.
— Я тоже не рада тебя видеть, — шагаю внутрь. — Уверена, что едва мы выдвинулись в лабораторию, ты кинулась натирать образок и просить господа, чтобы ребенок оказался не от Грозного, — говорю тихо и совершенно спокойно. По внезапно округлившимся глазам Люсинды понимаю, что угадала. — И я очень хотела этого.
— Мне неинтересны семейные конфликты, — со всей холодностью отвечает.
— Какая ложь…
У разожженного камина Демид лично снимает ботинок с продрогшей бедняжки Хилл. Беспомощного, хрупкого цветочка — так преподносит себя Джулия перед Грозным.
— Мне нужно в офис, — объявляет невесте, но почему-то смотрит на меня. — По возвращении хочу видеть в доме порядок и спокойствие. Достаточно на сегодня страстей.
— Можешь не волноваться, любимый! — тут же восклицает сестра и хватает цепкими пальцами его за рукав пальто, как маленькая девочка дергает, лишь бы Демид опять разглядывал только ее.
Рефлекторно скрещиваю руки на груди и немножко корчусь, но не от ревности, а от того, что сестра сейчас напоминает мне не госпожу из семейства богатых небожителей, а рыбу-прилипалу.
Тошно вдвойне, что Хилл — моя близняшка, и я могу воочию полюбоваться на себя со стороны. Как бы выглядела, если бы поступала так же. Жалкое зрелище.
Демид, наверное, тоже скрестил бы руки, но все же использует остатки благородства, которые наскреб, и склоняется к девушке. Быстро и без каких-либо вожделений целует ее в лоб:
— Спасибо, Джули.
— Моя главная миссия делать тебя счастливым, Демид, — щебечет. — Вот только нога еще побаливает, ты не мог бы заехать в аптеку и купить обезболивающее?
Сестру до сих пор коробит, что Грозный когда-то сам приобретал для меня витамины и одежду. Теперь Хилл жаждет самоутвердиться, показать, что Демид позаботится и о ней, а заодно напомнить, что она жертва обстоятельств.
Грозный кивает, отстраняется, идет к двери.
— Демид Леонидович! — спохватывается экономка и вынимает из кармашка лист бумаги. — Я набросала список недостающих продуктов, хотела отправить Стефана в магазин, но не могу его найти.
— Давай сюда, — на ходу забирает записку, не читая, прячет в пальто.
Я, как нежеланный родственник, топчусь в сторонке. И надо бы держать язык за зубами, дать нормально уйти олигарху…
— Господин Грозный, раз уж все озвучивают вам заказы, то и мне, пожалуйста, привезите ёлку. Настоящую, большую, ароматную.
Демид замирает на полпути и удивленно оборачивается:
— Зачем она тебе?
— Хочется создать атмосферу праздника уже сегодня. Нарядить, повесить гирлянду. Для волшебства не нужны поводы, томительные ожидания определенного числа.
Хилл фыркает, порицая мои слова. Зато Демид, кажется, прислушивается и даже анализирует.
— Начало декабря, Юль. Еще нигде не продают ели, — хмурится, но не уходит.
Взмахиваю руками:
— Вы же бизнесмен! Для вас нет ничего невозможного! В конце концов, не за подснежниками в лес посылаю.
— Да, Юль. Я всегда получаю то, что хочу.
Хорошо, что Демид стоит к Хилл спиной и сестра не видит, что он пусть на секунду, но улыбнулся. Еще раз взглянув на меня, Грозный покидает особняк.
Мила Дали. "Дочь для олигарха. Родить вместо сестры" Пост 4
