Многие исследовали творчества Николая Васильевича Гоголя, говоря о Вие, отмечали, что сказка о смерти ведьмы встречается у множества европейских народов. В разных редакциях ее знают немцы, литовцы, румыны, финны. Статичным остается мотив трех ночей, в течение которых молодой человек, являющийся либо женихом, либо случайным прохожим, нанятым на службу, должен читать над гробом умершей девушки, так или иначе связанной с нечистым, молитвы. Все три ночи полны опасностей и ужасов, однако советы родителей или наставников помогают герою избежать страшной смерти.
В собрании Государственного музея истории религии тоже есть «дальний родственник» гоголевской истории. Это иллюстрация к литовской сказке, впервые записанной собирателем фольклора Симонасом Даукантасом, чьи заслуги по значимости стоят на одной ступени с Вильгельмом и Якобом Гримм.
Согласно сюжету, осиротевший юноша, исполняя последнюю волю отца, взял в наставники седого старика, случайно зашедшего на похороны. Советы старца помогли молодому человеку одолеть страшное чудовище, каждую ночь пробуждающееся на церковном дворе и поедающее людей. Две ночи парень обманом прятался у чудища под носом в церкви, а оно, не видя и не чуя его, в ярости уходило с криком петуха. На третью ночь юноша, по совету наставника, дождался пока чудовище выйдет из темного подвала и занял место его пребывания в дневное время. Вернувшись на рассвете, чудовище попыталось запугать юношу проклятиями, но молодой человек был непреклонен. Тогда монстр стал просить его вежливо и жалобно, чары рассеялись и перед храбрецом предстала заколдованная девушка необычайной красоты. Молодые люди сыграли свадьбу и жили долго и счастливо.
Сходство сюжетов Вия и литовской сказки отнюдь не случайно. И сказка Даукантаса, и гоголевский Вий впервые были опубликованы в 1835 году. Для поиска более близкого к оригиналу фольклорного сюжета следует обратить внимание на ключевые детали обоих произведений.
В сказке Даукантаса фигурирует не покойница, а чудовище, в которую была превращена красавица. Кем и когда – не ясно. На первый план выходит мотив превращения девушки в животное, символизирующее собой временную смерть, ее уход в царство мертвых, откуда она еще может вернуться, в отличие от гоголевской панночки, которой навсегда суждено остаться в свите Вия. Спуск героя в подземелье, где обитает чудовище, является отголоском обряда инициации, а снятие чар с девушки символизирует ее оживление и возвращение в мир живых, но уже в новом образе: она возвращается прекрасной девушкой. Ее спаситель, в свою очередь, также меняется. Он проходит испытание, спасает девушку и тем самым доказывает свою готовность к браку, в который и вступает.
Панночка – та же пленница обстоятельств, что и героиня Даукантаса. Вопрос ее спасения заключался в способности Хомы отмолить и тем самым спасти если не тело, то хотя бы душу несчастной. Однако героине Гоголя повезло куда меньше, и выбранный ею спаситель провалил испытание, погубив и себя, и девушку.
Спастись самому и снять проклятие с девушки герою литовской сказки помог старец, согласившийся быть наставником парня. Персонаж-помощник является неизменным героем любой народной сказки. Его необычные способности объясняются предельно просто: он – представитель иного мира, обладающий скрытым от обычных людей знанием или волшебными предметами и помогающий герою пройти испытание – ритуал инициации. Сказка как десакрализованный миф сохранила в себе черты культа предков, воплощенные в данном сюжете. Можно предположить, что мудрым стариком является никто иной, как покойный отец героя, даже после смерти продолжающий оберегать сына.
На первый взгляд, в «Вие» Гоголь бросает Хому на произвол судьбы: философ действует по наитию, интуитивно принимая решения о защитном круге, молитвах и … заклятиях. Православный учащийся киевской бурсы не просто молится и читает псалмы, он обращается к заклятиям, чертит круг, за который не может вступить сатанеющая панночка, которую сдерживает не факт пребывания в церкви, а нецерковные ритуалы. Гоголь также упоминает о некоем монахе, который «всю жизнь видел ведьм и знал множество заклинаний от них» и с которым был знаком Хома. Именно благодаря ритуалам, о которых он узнал от монаха, ему удалось спастись от колдовства панночки в первые две ночи.
Когда нечистая сила получила власть над святым местом и кто ей ее предоставил? Все тот же монах, знаток заклятий и ведьм. Казаки, наперебой обсуждающие силу дьявольской свиты. Сам Хома Брут и отец покойной панночки…
Народ, являясь носителем культурной памяти, отдал предпочтение не официальным церковным взглядам, а народным представлениям, которые были далеки от догматического христианства, а потому были начинены могущественными по своей силе персонажами, имеющими нехристианский характер, но поданными под «соусом» христианской культуры. Выступая хранительницей всевозможных суеверий, культурная память позволила и гоголевской покойнице, и чудовищной деве Даукантаса пугать в церкви несчастных сторожей, абсолютно не опасаясь власти Бога, которая вместе с официальной церковной позицией меркла перед живым воображением и представлениями, хранимые в народе.
И гоголевский «Вий», и сказка, записанная Даукантасом, стоят на древнем культурном пласте, в котором вдоволь покопались и литераторы, и фольклористы, и этнографы, и религиоведы, и историки. Однако и сегодня данные произведения будоражат воображение слушателей и читателей, вновь и вновь возвращая нас в мир старых сказок.