Владимир Левицкий, старший преподаватель кафедры специального фортепиано, принял участие в записи на многозадачные камеры.
Наш Большой зал оснащён ими в рамках Национального проекта «Культура». Идея записывать с их помощью отдельные номера для накопления наследия отлично подошла и под формат канала, а её реализация потребовала привлечения новых световых и звуковых решений - например, ручное сведение и балансировка 5 или 6 дорожек, установка дополнительных прожекторов и эксперименты с их расположением для получения художественной картинки.
Кроме этого, подобный формат отдельной записи, по мнению автора канала «Консерватория Саратова», формирует исполнительские традиции вуза в цифровом формате, для нынешнего и будущего поколений студентов и слушателей.
Владимир Левицкий поделился своими мыслями о полученном опыте подобной записи.
Аслан Антонов: «Владимир, насколько мысль о том, что эти записи закладывают и формируют исполнительские традиции консерватории, находит отклик у тебя?»
Владимир Левицкий: «Подобная запись - это возможность зафиксировать результат. И чем больше получается делать такие записи, тем лучше для всех - студентов, преподавателей и, естественно, для консерватории. Записывать концерты - это замечательно, но они бывают разные. Концерт - дело живое, и нет гарантии, что всегда сыграешь удачно. Правда, на записи её тоже нет, но зато больше возможностей для корректировки. В связи с этим я бы хотел поделиться своим опытом аудиозаписи, который мне предоставила в своё время московская Центральная музыкальная школа. Запись проходила на её базе много лет назад. Когда я ехал туда записываться, то даже понятия не имел, насколько это может быть замечательно реализовано. Я сел за рояль, сыграл первый основной дубль, а потом началась невероятно скрупулёзная и очень трудная работа звукорежиссёра, с использованием нот с пометками. Работали и последующие два дня. Результат тогда меня поразил, и я запомнил столичную ЦМШ именно по отдаче звукорежиссёра; он подошёл к моей записи высокопрофессионально, потому что результат - это его лицо. Как он сводил, склеивал запись... Просто космос! Наверное, с похожей тонкой проработкой трудился и Глен Гульд со своей командой в студии, когда экспериментировал как раз со склейками».
ВЛ: «Сегодня в консерватории у нас появилась возможность создавать свой контент. Есть оборудование, есть человек, который заинтересован в том, чтобы это делать. Это же здорово! Если записываются педагоги - прекрасно, студенты – тоже замечательно, это убирает фактор избранности и даёт возможность самым разным исполнителям попробовать себя в этом качестве. Для всех это серьёзный опыт».
ВЛ: «Когда играешь на концерте, то, если что-то не получилось, ты понимаешь и принимаешь это лично для себя. А на записи необходимость перезаписывать исполнение из-за малейшего недостатка является тем опытом, который, в конечном итоге, работает на повышение общего исполнительского уровня».
ВЛ: «Ещё я осознаю, что на аудио можно намастерить и намонтировать многое. Но людям в наш век нужна и картинка. Я по себе это замечаю: найду какую-то запись, и мне хочется посмотреть это видео. Я не могу объяснить почему. Конечно, главное, - это музыка, но всё-таки нужен и визуальный ряд. У нашей консерватории есть картинка с возможностью менять ракурсы, выстраивать их художественно, а не просто номинально, как подтверждение, что это именно ты играешь. Это важно для консерватории и, безусловно, должно использоваться».
АА: «8 декабря, когда мы тебя записывали, до тебя была Яна Кропочева, студентка 2 курса. Она попросила меня присутствовать потом на твоей записи. Возникла интересная ситуация. Ведь есть концерты, когда ты играешь на публику, но знаешь, что тебя записывают. А вот здесь получилось наоборот. Ты записываешься и приходят студенты или преподаватели именно слушать процесс записи. Это ведь на самом деле очень интересная тема, уникальная именно для консерватории. Потому что представить подобное в филармонии мало реально, а тем более в студии, куда нет прямого доступа тем же студентам. И получается как бы перевёртыш - на концерте играешь на публику и знаешь, что тебя записывают, а здесь ты играешь на запись, зная, что есть публика. Как думаешь, насколько интересно записывать в такой форме? На следующих записях, может быть, в кадре даже показывать людей, которые сидят прямо на сцене и слушают».
ВЛ: «У меня к этому двойственное отношение. Конкретно в этот раз я не фокусировался на зрителях. Я понимал, что есть кто-то, кто меня слушает и даже дал разрешение на это. Но я не знал человека, присутствовавшего в зале. А если бы это был, скажем, мой ученик, то я бы волновался сильнее. Вообще, когда я начал преподавать, выход на сцену стал для меня более ответственным. Я знаю, что главное – это музыка и во время исполнения надо думать только о ней, но трудно уйти от мысли, что твои студенты тебя слушают. Ты учишь как играть, что делать, а сам при этом можешь не последовать своим же словам. Исполнителю от этого необходимо абстрагироваться. Нужно уметь играть в разных условиях. Конечно, для студента быть в зале, слушать исполнение, следить за работой звукорежиссера - это великолепно! Я бы сам поприсутствовал на такой записи; мне как слушателю бы было интересно в очень приятной атмосфере посидеть в зале, послушать игру профессионала. Другое дело, приятно ли это исполнителю. Поэтому допускать студентов и коллег-преподавателей на записи это по желанию исполнителя, скажем так. Делать это стандартной и обязательной практикой я бы не стал».
ВЛ: «Могу вспомнить ещё один свой интересный исполнительский опыт. Нам с Анастасией Шевцовой (кандидат искусствоведения, старший преподаватель кафедры оркестровых струнных инструментов - прим. А. А.) однажды пришлось играть концерт при пустом зале, потому что из-за пандемии была разрешена только онлайн-трансляция. Мы не фокусировались на том, есть ли кто-то в зале или нет и, фактически, вышел концерт для себя. Понятное дело, что многие его смотрели, и мы это знали. Но получилось очень здорово абстрагироваться от всего постороннего, и мы, на мой взгляд, добились максимальной творческой концентрации. Но есть, конечно, исполнители, для которых очень важно, чтобы в зале при их игре присутствовали люди, а не только камеры…»
АА: «Поговорим об атмосфере того дня, о том, что окружало процесс записи. Например, одно дело - обычное освещение на концертах, а другое, когда заходишь в полностью тёмный зал, а там прожекторы которые выстраивают специальным образом и один из них, к тому же, светит тебе в лицо. Что скажешь о своих ощущениях, и насколько волнение от записи отличается, с одной стороны, от волнения на концерте, с другой стороны, от волнения на записи чисто аудио».
ВЛ: «Волнение присутствует всегда. С одной стороны, на записи его меньше. Понимаешь, что у тебя есть варианты, ты можешь перезаписать или вовсе не публиковать ее. С другой стороны, волнения больше из-за того, что исполнение может потерять элемент естественности, сиюминутности. Это возможно в том случае, когда записывается произведение целиком, без всяких правок, врезок. Ты понимаешь, например, что неплохо сыграл, скажем, половину и можешь записать цельный отличный дубль, а дальше... может включиться режим «надо стараться сыграть все качественно, ничего не испортить». Начинаешь стараться – перестаешь играть спонтанно, естественно».
ВЛ: «Бывает и другой тип записи, такой, какой у меня происходил в ЦМШ, я это прекрасно помню. В какой-то момент процесс стал абсолютно техническим и профессиональным. Я понимал, что мы пишем кусок, я сейчас сыграю фрагмент, меня где-то остановят, то есть я должен выдать свой максимум на определённый эпизод. Так играть, конечно, проще. Ты понимаешь, что не нужна выдержка на всю пьесу, а надо сконцентрироваться только на фрагменте. Не висит вот это бремя, что нужно выстроить все идеально от начала и до конца».
ВЛ: «Играя в Большом зале, я понимал, что идёт запись на максимальный результат. Приятно осознавать, что ты можешь принести пользу консерватории, но в момент исполнения это не основная мотивация. Первоочередная цель - сыграть то, что ты задумал, реализовать все свои идеи; причем это не должно выглядеть как заранее задуманное, выполненное и сделанное».
ВЛ: «Если сравнивать со сценическим волнением, то на записи и перед ней такого и близко нет. Обычно перед живыми выступлениями на большой сцене я довольно сильно волнуюсь, и это не очень приятные ощущения. Хотя вообще волнение может сыграть и в плюс, дать исполнению какое-то особое вдохновение. Но может и подвести исполнителя. 100-процентной статистики здесь нет».
АА: «Кстати, по воспоминаниям, великий Эмиль Гилельс испытывал очень сильное сценическое волнение...»
АА: «А по свету что?»
ВЛ: «Всё было удобно. То, что он светит в глаза, на волнение вообще никак не влияет. В данном случае атмосфера, созданная нашей командой, мне нравится, потому что она похожа на атмосферу, при которой записывалась Татьяна Николаева... Я имею в виду, когда она играла Прелюдии и фуги Шостаковича. У неё там был торшер, на полу разложены светильники, если мне не изменяет память. Это было красиво и очень эстетично. Да, такое видео смотреть приятно. Это лучше, чем просто камеру сбоку поставили и видно, что ты играешь».
ВЛ: «Аслан, у тебя на записи просто другой уровень, это даже сравнивать нельзя с повседневными записями, которые мы часто делаем, чтобы послать на конкурс или записать экзамен. У тебя она действительно художественная. В любом случае, если кому-то что-то неудобно по свету, можно скорректировать. Важно наличие вкуса у оператора и художника по свету, и тут оно присутствует».
АА: «Спасибо! Ещё вопрос по атмосфере. Между дублями мы разговаривали, менялись местами за роялем. Каковы твои ощущения, когда общаешься не просто со звукорежиссёром, чётко знающим, что нужно, какой микрофон прибавить, убавить и прочее, а с тем, кто может сам сесть, сыграть и поделиться своим опытом, пообщаться на сторонние темы, пусть и музыкальные. Как тобой это воспринималось, насколько тебе было комфортно, когда мы с тобой разговаривали между дублями?»
ВЛ: «Когда человек не просто знает о чем-то, а ещё и умеет это делать сам - это большой плюс. Как в педагогике, где ты и объясняешь, и можешь показывать. Конкретно в нашем случае то, что мы с тобой так говорим, мне это просто приятно. С точки зрения качества игры диалог на меня не влияет. Но то, что ты описываешь, сказывается позитивно на моих внутренних ощущениях. Я могу расслабиться, попытаться перестать «стараться». Я могу уйти от того, что я должен записаться и прийти к пониманию, что мы просто занимаемся музыкой, здесь и сейчас. Вообще, самое лучшее - это когда при игре на запись нет тяжёлой работы за роялем. Ты просто как бы говоришь своей игрой: «А посмотрите, я задумал интерпретацию вот так, мне это кажется интересным». Не пытаешься что-то объяснять, не навязываешь, а просто делишься. И для создания вот этой атмосферы такие диалоги, по-моему, полезны».
ВЛ: «Касательно того, что ты что-то играешь, - мне это интересно именно для общения. Честно говоря, если бы ты даже ничего не говорил о музыке, а мы с тобой между дублями просто общались бы на отвлечённые темы, мне это тоже помогло бы. Самое главное - уйти от сковывающего чувства необходимости делать что-то только так и никак не иначе. И в процессе диалога как раз приходит то самое раскрепощение. Я стараюсь такие моменты ловить. Это как если бы мы просто встретились в классе и делились своими ощущениями: как, на мой взгляд, то или иное должно звучать. Не думая о том, что идёт запись или ты на выступлении, к которому нужно собраться, на которое надо решиться, настроиться... Да, та форма работы, которая была у нас в Большом зале, лично мне очень помогает».
ВЛ: «А еще хотел бы отметить, что у тебя и съёмочной команды в целом получается не просто показать, что мы - педагоги и студенты – можем сыграть, а создать художественное освещение нашего труда».
АА: «От себя хочу дополнить, что и наш вариант интересен, и то, что у тебя было в ЦМШ, тоже замечательно. Ты с профессионалами столкнулся там, ну и здесь мы постарались достойно сделать. Для нас это только начало. Спасибо тебе огромное, что ты поддержал, пришёл».
ВЛ: «Тебе спасибо за приглашение, от таких возможностей нельзя отказываться (конечно, при условии того, что в репертуаре есть произведение, достойное записи такого высокого качества)».
Фото: Аслан Антонов
