//«Ну надо же! Оказывается, все, чему нас учили, -- истинная правда! Она вертится! Они не горят!» (ДБ)//
«А когда надоест любить и жить и уйдет моя глупая сила, ты мне, милая, непременно скажи, что ты меня разлюбила.
Но она завинчивает басы, и гитары лаковое тело поблескивает, да стучат часы: «Что ж, любила – и надоело.
Я спою тебе печальный романс, как прежней любви не стало, как встречала вас, как любила вас, провожала и вспоминала»…
И гитара гудит, и чай кипит, и платье с плеча валится.
– Подожди, дорогой, еще потерпи. Нам не скоро угомониться» (ИЮ).
Это стихи почти забытого поэта Игоря Юркова (1902 – 1929). 27 лет прожил, как Лермонтов. Был очень красивый. Родился в Ярославле в дворянской семье. Жил в Чернигове, служил в Деникинской армии, добровольно перешёл в Красную, активно участвовал в литературной жизни Киева, но издана была только маленькая книжечка, и поэта забыли. Умер от чахотки, которую подхватил в Средней Азии, похоронен был под Киевом, следов могилы не осталось. Забыли поэта.
А ведь Юрков – это совершенно уникальная страница в русской поэзии, представитель русского сюрреализма. Сон и реальность – мне нравится именно такое определение сюрреализма, и это очень подходит Юркову. В наше время вспомнили поэта благодаря замечательным подвижникам. Евтушенко напечатал несколько стихов в своем знаменитом альманахе. И, конечно, спасибо ДЛ Быкову. Он и писал о нем, и публиковал его стихи. ДЛ, вспоминая день, проведенный в Чернигове, писал, что воскрешение забытых имен доставляет ему огромную радость. Способствуя воскресению поэта, он чувствовал «себя если не Богом немножечко, то хотя бы его полномочным представителем». На мой взгляд, это здорово. Действительно, возвращение поэта читателю – это благое дело, великое дело. И хочется ещё раз повторить, что рукописи не горят, никто не забыт и ничто не забыто и со смертью всё не кончается.
А стихи Юркова как пришельцы, они непохожие, у них особая интонация, особый язык. Вот какое красивое стихотворение об осени он написал:
Астры стоят в высоком стакане на сотни вёрст осыпая цвет,
Я, как слепой, утеряв осязанье, молча вхожу в этот пестрый бред
Среди легких циновок высокие свечи тяжело горят желтым огнем.
Это – сон, колокольный звон, вечность и на белой стене набросок углем
Здесь, как встарь, ревнуют дряхлые боги, вечера полны духоты и луны.
Но поет кузнечик, и в пыли дороги отъезжающим астры еще видны.
И он говорит: «Кончилось лето. Так кончается жизнь, а мне легко,
Потому что много красок и света, потому что небо не так высоко»
