"Лютый февраль" глава 1
— А февраль был лютым и сердитым,
Ты стояла у окна светёлки.
Ванька черномазо-неумытый
Загонял единственную тёлку.
Чтобы не замёрзла животина,
Постелили ей в сенях…
— Павел Андреевич! Ну ей-богу, ноябрь на дворе. Какая животина? Какая тёлка? И кто там у вас стоит у окна?
Очень высокий молодой мужчина поднялся со стула. Испуганно взглянул на себя в зеркало. И тут же ссутулился, словно испугался своего роста.
— Не болтай, Федька! На улице ноябрь, на сердце февраль. А кто такая она? Да чёрт её знает. Она и она. Баба. Деревенская баба с длинной косой и широкими чёрными бровями. Вот только она мне представляется какой-то безгрудой. Кожа да кости. Жрать им в деревне нечего. Вот и представляется такой.
— Кому нечего? — серьёзно спросил Федька, лысоватый невысокий мужичок.
— Кому-кому? Бабе той есть нечего, вот она и стоит у окна и молится Богу, чтобы тот забрал её несчастную поскорей, — выпалил Павел Андреевич.
— Ну дела… — протянул Федька. — Жа́ра нет вроде, а фантазия впереди вас бежит.
Павел Андреевич махнул рукой и направился к двери. Подойдя к ней согнулся ещё ниже, хотя дверные проёмы были высокими.
Федька за хозяином не торопился, пробормотал под нос:
— Ещё один… Что ж за мать такая вас нарожала, таких бездушных? Что отец, что сын… Вот бы вокруг меня так бабы вились, я бы султаном стал арабским. А эти… Тьфу на вас!
— Я всё слышу, — из другой комнаты крикнул Павел Андреевич.
— Простите, дорогой, — прошептал Федька. — Завидки берут, грешен…
— Так пойди помолись. Плотские свои желания поумерь. А то я Софье всё передам. Будет тебе и султан, и арабский гарем, — смех Павла Андреевича был заливистым.
Федька прикусил от обиды губу.
— Немного вам осталось, — тихо прошептал он. — Посмеюсь потом и я…
— Ей-богу, Федька! Ты чего сегодня разошёлся-то? Иди уже проверь, чего с завтраком опаздывают?! — голос Павла Андреевича был уже раздражённым.
Федька проковылял мимо хозяина.
— Стой, — скомандовал Павел. — Я твои мысли читаю, запомни. Думаешь, ты кому-то нужен кроме меня? Войны захотел. Ну-ну… Кто ж тебя кормить будет ненасытного?! Думаешь, я не знаю, как ты прячешь продукты? Думаешь, я идиот?
Федька посмотрел на Павла с прищуром и произнёс:
— Ну чай не обеднели вы, Павел Андреевич! А подглядывать нехорошо…
— Ну вот скажи мне, Федька! Вы же там на ярмарке песочите всех. Ну почему же ты не уходишь? Воля вам для чего дана была полсотни лет назад?
— Будто не знаете, почему не ухожу, — Федька почесал свою лысину. — Вы платите больно много.
Федька улыбнулся и продолжил:
— Забудем о моём бормотании, — предложил он. — Бес попутал. Пал Андреич, а если свергнут царя, как слухи ходят, вы куда отправитесь?
Павел Андреевич задумался.
— Отправлюсь с отцом по его задумке.
— Куда интересно? — Федька близко подошёл к хозяину, встал на цыпочки, подставил ухо и прошептал: — Шёпотом говорите...
Тот засмеялся и легонько толкнул Федьку.
— Ишь ты, любопытный какой! Не только без носа, но и без уха останешься.
— Упаси Господь, — пробормотал Федька и направился к двери, — без уха мне никак…
Павел Андреевич подошёл к роялю.
Сильно ударил по клавишам.
В комнату влетела перепуганная девушка в белоснежном фартуке и высоком чепчике.
— Павел Андреич, ну простите, пожар! Пожар на кухне организовался! Новая кухарка тряпку на печь положила, как задымило всё! У вас тут и запаха не слышно, а там глаза слезятся.
Девушка всё показывала рукой в сторону кухни.
— Ну взгляните, Павел Андреич, ну посмотрите на неумеху!
Павел ещё раз ударил по клавишам и закричал:
— Да вы мне дом спалите! На улице оставите, безрукие! Вон отсюда! Завтрак неси.
Девушка испуганно озиралась по сторонам. Подошла к мужчине, опустила голову.
— Паш… Ну зачем ты так…
— Иди, Глаша, — пробурчал Павел. — Не Паша я тебе, а Павел Андреевич! Не Пал Андреич, не Павел Андреич, а Па-вел Анд-рее-вич! Запомни, Глаша! Да иди поскорее пожар туши! Что ни работник, то проблема на мою голову!
Глаша быстро смахнула слезу со щеки. Выпорхнула из гостиной как белая голубка.
Павел смотрел ей вслед, сердце заныло.
— Хватит, —сказал он самому себе, — хватит девчонке голову морочить. Ну что она может? Слушать, целоваться, читать может в отличие от других. И всё! Даже вон пожар устроила! Недоглядела! Как по жизни с такой идти?! Правильно, Пал Андреич, никак!
А пожар разбушевался не на шутку.
Павел слышал, как кричат слуги, как кричит Глаша. Запах гари стал доносится и до него.
Он ринулся в комнату к отцу.
— Отец, отец! Надобно на улицу выйти, пока потушат, задохнуться можно.
Седой мужчина приподнялся с кровати, свесил ноги. Павел наклонился и обул отца в красные сафьяновые сапоги.
Мужчина встал на ноги, схватил сына за руку и качаясь пошёл к двери.
Андрей Леонтьевич был на голову выше сына. Худой, с крючковатыми пальцами, впавшими щеками, дрожащими коленками, он чудился Павлу ковылем на ветру.
Павел сжал руку отца сильнее и произнёс:
— Обожди, отец, передохни…
Передышка была недолгой. Дымом стало заволакивать коридор.
Подбежала Глаша. Сунула под нос Андрею Леонтьевичу мокрую тряпку и разразилась на Павла:
— И чего вы медлите Па-вел Анд-рее-вич! — Глаша имя произнесла по слогам. — Никак отца хотите погубить?!
— Сгинь, — выругался Павел. — Сгинь, Глаша!
Но Глаша никуда уходить не собиралась. Она схватила Андрея Леонтьевича за другую руку и потащила к двери.
Павел Андреевич глубоко вздохнул, когда в нос ударил свежий воздух.
Отец вдруг стал обмякать, опустился на колени. Схватился за перила.
— Уморили, — еле слышно сказал он. — Уморили старика…
Глаша присела рядом с отцом Павла. Погладила его по голове.
— Проветрят… Всё наладится. Я вам завтрак в беседку принесу.
Старик вздохнул и улыбнулся.
Павел недовольно взглянул на Глашу и произнёс.
— И мне неси в беседку.
Девушка кивнула.
Поднялась на ноги, Павел схватил её за руку. Потом отпустил. Глаша покраснела.
— Паша… Ой, Павел Андреевич, простите. Федька керосин на печку плеснул, когда тряпка загорелась.
Павел сжал кулаки.
— Позвать мне этого Иуду! Скрутить и привести, — скомандовал он.
— Сбежал он, — прошептала Глаша. — Всем сказал, что бежать собрался. Давно говорил, что мстить будет.
— А чего ты молчала, дура! — возмутился Павел Андреевич.
— Не молчала я, Паш… Ой, Павел Андреевич! Вы не слушали меня.
— Сгинь…
Кухня в доме выгорела полностью. Чудом огонь не перекинулся на другие комнаты.
Вечером в гостиной Павел сидел понуро.
Что-то писал пером, рвал бумагу на мелкие кусочки.
— Покоя не даёт мне эта безгрудая. И чего она прицепилась ко мне?! — Павел говорил вслух и записывал:
— А февраль был лютым и сердитым,
Ты стояла у окна светёлки.
Ванька черномазо-неумытый,
Загонял единственную тёлку.
Чтобы не замёрзла животина,
Постелили ей в сенях под утро.
И живёт в сенях теперь скотина…
— Павел Андреевич, — Глаша стояла в дверях и смотрела на Павла. — Паша…
Продолжение тут
Всем приятного чтения!