Рано утром Тая сошла с поезда в своём родном городе, и теперь быстро шла по улице, чтобы согреться. Билеты она достала только в общий вагон, ночью почти не спала, сидя на скамье в душном вагоне, и теперь её била дрожь от холода. Улицы были ещё пусты, лишь кое-где ранний прохожий торопился на работу. До сестры идти было далековато, но транспорт ещё не ходил, и Тая надеялась согреться, пока дойдёт до дома родителей, где сейчас жила её сестрёнка Юля со своим мужем и двумя детьми.
Тая давно жила в Москве, и не была в родном городе восемь лет, с тех пор, когда приезжала на похороны отца. А за два года до этого они хоронили мать. За время с её последнего приезда сестра успела выйти замуж, родила двоих сыновей и была беременна третьим. Они жили в маленькой двушке родителей. Конечно, стоило бы давно навестить сестру, да как-то всё было не до того. Да и не хотелось грузить её своим присутствием – ей и так хватало забот, и квартира была маленькая, и потому они общались по телефону по случаю дней рождения и праздников.
Пока она шла, улицы постепенно наполнялись прохожими. Но никого знакомого она не встретила. Когда она пришла, Юля была дома одна, её муж уже уехал на работу, по пути оставив сыновей: одного - в школе, а другого - в детском саду. Сёстры обнялись. Юля должна была скоро рожать, но сейчас легко суетилась туда-сюда, накрывая на стол. Тая наконец согрелась, и стала расспрашивать сестру, по какому поводу она её вызвала сюда, о каком завещании говорила по телефону. Юля объяснила, что умерла мамина младшая сестра, тётка Анна, перед этим оформив завещание на свой дом на Таю. Та удивилась, почему тётя Аня не оставила дом Егору, своему единственному сыну, которого воспитывала без мужа и души в нём не чаяла.
Юля рассказала, что Егора убили какие-то пьяные отморозки ещё два года назад. Тётя ненадолго пережила его. Она знала, что у Таи нет своего жилья, а Юля теперь обеспечена квартирой, хотя и маленькой. Тая жила в Москве, в квартире свекрови, с мужем Вадимом и сыном Серёжкой. Квартира была трёхкомнатная, но, как Анна говорила, не своя. А её дом можно и продать – всё-таки какие-то деньги. И Тае нужно было сегодня попасть к нотариусу, так как была уже пятница. А в понедельник Тае нужно было выходить на работу. И потому она поспешила закончить завтрак, отложив разговоры с сестрой на потом.
У нотариуса Тая на удивление быстро оформила все бумаги, и решила сразу пойти посмотреть дом. Как сказал нотариус, по поручению Анны после её смерти за домом присматривала соседка и подруга баба Настя, и ключи от дома были у неё.
Дом Анны был на краю города, но Тая не стала ждать автобус, а пошла пешком, благо времени было достаточно. Город был небольшой, компактный, идти недалеко. Когда она подошла к дому тёти Анны, навстречу ей кинулся Боцман. Да, это был он – старый добрый Боцман! Неужто он ещё жив? Она помнит, как Егор когда-то подобрал на улице щенка-овчарку, видно, хозяин забраковал его из-за полуприкрытого глаза, и не нашёл ничего лучшего, как просто выбросить щенка на улицу. Щенок был еле живой. Грязный и мокрый, он дрожал от холода, потому что была, как сейчас, ранняя весна, снег ещё не весь сошёл, но уже бежали ручьи.
А сейчас Боцман сразу узнал Таю, и кинулся ей в ноги, как к хозяйке, которая куда-то отлучалась из дома.
- Помнит! – удивилась Тая, ласково потрепав собаку. Услышав лай Боцмана, из соседнего дома вышла баба Настя, и, переваливаясь по-утиному, поспешила к Тае.
- Ай, молодец Боцман! Службу знает! – ласково проговорила она.
- Здравствуй, Таюшка. Как доехала? Документы уже оформила? – спросила она. Тая кивнула головой. Баба Настя слово Таюшка произносила с ударением на букву «ю», также, как всегда называла Таю тётя Анна. И это получилось так ласково, по-доброму, что у Таи слёзы навернулись на глаза. Баба Настя тепло обняла её:
- Ах, ты, бедолажка моя! Несладко, видать тебе пришлось.
Пойдём ко мне, чайку попьём. А потом и в твой дом пойдём.
Они сидели на маленькой кухне и пили чай с малиной. А перед этим баба Настя накормила Таю наваристым борщом Было тепло и уютно – баба Настя протопила печь – и пахло чем-то неуловимо родным, тёплым и аппетитным.
- Да, вот так всё и случилось, Таюшка, неожиданно и быстро. Сначала Егор, а за ним и Анна… Убийц Егоровых нашли, посадили. Только она не дождалась этого. Всё горевала, что их не найдут. Анна тебя всё время вспоминала, особенно в последние свои дни. Любила тебя… Наверное, потому и дом оставила. Ей почему-то очень хотелось, чтобы ты в нём жила. Да, она тебе и письмо прощальное написала. Я принесу сейчас.
Баба Настя достала из-за большого зеркала запечатанный конверт и подала его Тае.
- На, вот! Почитаешь вечерком. Думаю, ты здесь переночуешь, у меня, или в своём доме? У Юли-то, поди, тесно? У Анны дома тепло, я подтапливаю печь-то иногда. Только сегодня с утра протопила. Там ведь кот живёт, Матросом звать. Его Боцман в зубах принёс однажды осенью. Котёнок был совсем маленький, мокрый, еле живой. Ещё и есть-то сам не мог! Думали, он не выживет. Но Егор его выходил, кормил тёплым молоком из пипетки. И назвал Матросом – «чтобы у Боцмана был подшефный». А теперь этот Матрос такой большой, бродяга! Да ты сама увидишь. Вот так мы сейчас и живём втроём, каждый служит своё: Боцман караулит славно, Матрос от мышей спасает, а я их кормлю. С ними и мне веселее. А то силы оставляют уже моё тело. Сколько ещё проживу… А кто-нибудь будет жить в доме Анны – и мне радостнее, поговорить можно, чайку вместе попить.
- Ну вот, уже и стемнело. Пойдём, примешь свои владения, Таюшка. Вот ключи от твоего дома. Там и решишь, что тебе дальше делать.
Они прошли через проход в заборе. Замок открылся легко. Боцман хотел было войти в дом за ними, но баба Настя на него прикрикнула, и он послушно отправился во двор. Матрос оказался крупным, пушистым, с барскими замашками, котом. Он неторопливо спрыгнул с русской печи и стал тереться возле ног бабы Насти.
- А-а, морская твоя душонка, кушать никак захотел? Таюшка, я ему сейчас принесу чего-нибудь, а ты осматривайся, раздевайся, устраивайся пока.
Минут через пять баба Настя вернулась и поставила в угол у порога плошку с борщом и мясной косточкой. Матрос, урча от удовольствия, накинулся на еду.
- Ну, как, огляделась? Вот здесь, в комоде, лежат все документы и фотографии Анны. А в шкафу есть чистое, и даже новое, постельное бельё. Можешь стелить и ложиться спать. Устала, небось? Я сейчас и Боцмана покормлю. А ты можешь не опасаться, спать спокойно – Боцман никого не допустит во двор. Спокойной ночи. И баба Настя ушла.
Тая сняла куртку, огляделась. Было тепло, тихо и уютно. Подобревший Матрос свернулся калачиком в мягком кресле, стоящем напротив телевизора, и сделал вид, что уснул, иногда приоткрывая глаза, когда Тая проходила мимо него. Она нашла бельё, постелила себе на диване. Попробовала включить телевизор – он не работал.
Спасть ещё не хотелось. Она достала из комода папку с документами и два больших альбома с фотографиями, примостилась на диване поближе к свету и стала перебирать документы, какие-то старые письма, квитанции. Потом вспомнила о письме тётки Анны. Оно было небольшое,
на полстраницы. Тётка Анна обращалась с просьбой, чтобы Тая, по возможности, сама жила в этом доме. Но не настаивала, а так – просто просила.
- Что же делать с этим домом? – думала Тая. Ничего не решив, она подумала, что завтра надо посоветоваться с Юлей, увидеться с племянниками, отдать им привезённые подарки.
Её мысли перекинулись на сына, потом на мужа Вадима. Мать мужа, Вера Борисовна, души не чаяла в Серёжке. Он был единственным внуком и был очень привязан к своей Верочке - так она сама попросила называть её, и жизнь её была полностью посвящена любимому внуку. Казалось, что любовь в ней копилась всю жизнь именно для Серёжки. Сын Вадим всегда жил сам по себе и для себя. Иногда Тая с удивлением думала, для чего он создавал семью, если ему совсем не нужны ни сын, ни жена, ни даже - мать. Кроме того, у него была любовница, и Тая, как и свекровь, знали об этом. Тая очень переживала, когда узнала об этом. И только благодаря свекрови у неё получилось как-то уживаться с этим. Собственно, они втроём – Вера Борисовна, Тая и Серёжка и были семьёй. Вера Борисовна с горечью иногда говорила, что избаловала сына в детстве, так как растила его без отца. Как-то раз Тая случайно увидела, как свекровь после разговора с сыном долго молча стояла у окна, и по щекам её катились слёзы. Тогда боль полоснула по сердцу от жалости к свекрови. С тех пор между ними установились доверительные и нежные отношения. Как они там сейчас? Ну, ничего, завтра она уже будет дома.
- А дома ли? – подумалось ей. В доме тётки Анны она чувствовала себя спокойно, какое-то необъяснимое блаженство и чувство покоя, защищённости наполняли её. – Хорошо бы жить здесь – подумалось ей. Она тут же отогнала от себя эту мысль, но она упорно снова и снова приходила на ум. Ей вспомнились многочисленные вечера и ночи, проведённые в одиночестве, когда свекровь с внуком уже спали в своей комнате, а она не могла спать, раздумывая о своей не сложившейся жизни. И сейчас с особенной остротой она поняла, как одинока. Одинока уже много лет, с тех пор, как уехала от родителей в чужой, холодный город. Хорошо хоть рядом Серёжка и добрая, умная Вера Борисовна.
По щекам Таи катились слёзы. Что-то давнишнее, накопившееся прорвало оболочку равнодушия и беспристрастности, в которую она старалась спрятаться от боли столько лет.
- Как же так? Что же я делаю со своей жизнью? – думала она. – Где выход? Ни на один вопрос не было ответа. Она глянула на ходики, висевшие на противоположной стене – было уже два часа ночи.
Тая не заметила, как уснула. Когда она открыла глаза, было уже позднее утро, в окна вовсю светило солнце. Матрос сладко потягивался у неё в ногах и явно намеревался вставать. Подушка у Таи была влажная. Наверное, были слёзы во сне, как это часто бывало в последнее время. Она вспомнила, что ей снилось что-то хорошее-хорошее, а ещё - мать с отцом, которые смотрели на неё с любовью и что-то пытались сказать. И вдруг она поняла – родители хотели, чтобы она жила здесь в этом, родном для них доме. И что отец с матерью хотят ей счастья. Её так захотелось обнять их, поговорить, пожаловаться, как бывало в детстве! Тая отчётливо поняла, что её семья будет жить здесь. И ещё то, что она расстанется с Вадимом. Это решение сразу стало ясным и твёрдым.
Тая вскочила, быстро умылась. Радостно залаял Боцман. Это пришла баба Настя, чтобы позвать Таю на завтрак, и позвала с собой Боцмана и Матроса, так как уже приготовила им поесть у себя.
Они снова, как вчера, сидели в уютной кухоньке бабы Насти, ели вкусный капустный пирог с домашней сметаной, пили чай с мёдом. Всё было так вкусно, необычно, не по- городскому, что Тая с удовольствием, какого давно не испытывала, поела, и, попрощавшись с бабой Настей, пошла к сестре.
Было воскресенье и все были дома. Сестра готовила обед, а её муж, Костя, играл со своими сыновьями в настольный хоккей на выбивание, и шуму было, как на настоящем матче. Они все вместе пообедали, Тая рассказала сестре, что собирается жить в родном городе, чему все были очень рады, а Костя пообещал помочь, чем может, если нужна будет мужская рука в старом доме. На том они и договорились. Тая стала собираться домой.
Дома она появилась около десяти часов вечера. Серёжка спал, а Вера Борисовна ждала её с ужином на кухне, читая книгу. Тая решила, что сейчас самое время поговорить со свекровью. Вера Борисовна её выслушала со вниманием, ни разу не перебивая. Потом долго сидела молча, о чём-то думая. Обе молчали.
- Я долго этого ждала, - сказала свекровь. Так не могло вечно продолжаться, я это понимаю. Вот и сегодня, как и все предыдущие дни, пока тебя не было, Вадима нет дома. И я тебя не осуждаю. Но что же мне делать? Как теперь жить без Серёжи и тебя?
- Я тоже всё передумала, - сказала Тая. - Очень хочется, чтобы мы жили вместе. Если Вы решитесь, то поедем вместе. Вадим и так почти не живёт с нами. А там мы будем друг для друга опорой. А Серёжка-то как Вас любит – я даже не могу представить его без Вас! Не переживайте, всё будет нормально. Там у нас такая соседка хорошая - баба Настя. Собака есть и кот Матрос. Серёжка с ними подружится. А в сентябре пойдёт в школу – она недалеко от дома. Юлин муж обещал нам помогать первое время, пока обживёмся. Думаю, найдётся для меня работа по специальности. А то здесь сижу в офисе, бумажки из папки в папку перекладываю. Там, наверное, не хватает учителей, вот и буду детей учить. Если захотим, то заведём кур, как у бабы Насти, вот и будут яйца свежие для Серёжки. Подумайте, мама. Тая не заметила, как назвала свекровь матерью. Та ласково и сдержанно посмотрела на Таю.
- Я подумаю. Не знаю, что скажет Вадим. Сын ведь он мне.
- Да, конечно, Вера Борисовна. А я прямо завтра начну готовить документы на развод, договорюсь об увольнении на работе. В общем, дел много. Вещей много мы брать не будем – там есть почти всё. Нужно будет – лучше купим новое. Я Вас хочу попросить, чтобы Вы обо всём сами сообщили Вадиму. Если он захочет со мной поговорить, пусть сам начинает разговор. Но я уже всё решила для себя.
Весь следующий день она занималась делами: уволилась с работы, подала заявление на развод. И всё удивлялась, как ей повезло, что успела сделать так много. Вадим появился дома только поздно вечером следующего дня, когда Тая, обняв Серёжку, рассказывала ему сказку перед сном. Она слышала, как на кухне свекровь разговаривала с сыном. Но ей это было уже так неинтересно и всё равно, что она, как только Серёжа уснул, отвернулась к стене и уснула, как уже давно не спала в этом доме.
Утром, к её удивлению, Вадим был дома.
- Чего это ты надумала? – спросил он, как всегда, грубовато-небрежно.
Тая смотрела на него, и видела совсем незнакомого человека. Она не понимала, как могла потратить на это ничтожество столько лет своей жизни! И что её держало рядом с ним? Он был её так неприятен, что она отвернулась и молча ушла в комнату. Слышала, как за Вадимом захлопнулась дверь, он ушёл на работу. И ей стало так легко, как будто она сбросила с себя непомерный груз, который долго-долго поднимала в гору.
Тая собрала все необходимые вещи в этот же день, заказала билеты на поезд по телефону - себе и Серёжке, на сегодняшний вечер. Вера Борисовна обещала приехать через несколько дней, так как у неё были какие-то дела.
Прошло почти две недели. За это время Тая в своём доме всё перемыла, почистила, даже сменила портьеры на окнах. Дом блистал чистотой и уютом. Конечно, он требовал ремонта, но это – потом. Сегодня была суббота перед пасхальным воскресеньем. Тая, как всегда это делала и любила делать, пекла куличи и красила яйца. Серёжка бегал во дворе с Боцманом, доносились громкие команды сына и радостный лай Боцмана. Матрос, как обычно, спал в кресле, иногда недовольно поднимая голову и пошевеливая хвостом от громкого лая Боцмана. По дому разносился вкусный запах ванили и сдобы.
Неожиданно громко закричал Серёжка: - Мама! Мама! – Тая выскочила из дома. Серёжка стоял, обнимая Веру Борисовну. Боцман удивлённо стоял рядом, не зная, что делать. Потом радостно завилял хвостом, запрыгал вокруг них и лизнул руку Веры Борисовны - она была признана за свою. Тая обрадованно поспешила навстречу. Шофёр такси уехал, выгрузив вещи, и Тая со свекровью понесли их в дом.
- Что же Вы не сообщили, мы бы встретили Вас? - спросила она.
- Ну, я же знаю, что ты занята с куличами. Я угадала? - спросила Вера Борисовна. На вопрос Таи, провожал ли её Вадим на поезд, свекровь, сразу помрачнев, ответила, что не провожал, так же, как и Таю с Серёжей.
Дома Вера Борисовна сразу занялась своими вещами, вместе с внуком, укладывая их в шкаф. Серёжка от неё не отходил ни на шаг – соскучился. А Тая, закончив с куличами, стала красить яйца, с удовольствием слушая из кухни разговоры сына и свекрови.
Утром на пасху они пригласили к себе бабу Настю, чтобы вместе отметить праздник. Та пришла со своей выпечкой и холодцом, приготовленным по такому случаю. Тая достала припасённое красное вино, накрыла на стол. По случаю праздника даже Боцману было разрешено лежать в доме у порога. А Матрос всё оглаживал хвостом ноги сидящих за столом, выпрашивая колбаски. Серёжка втихаря брал со стола колбасу, а потом благополучно отправлял её Матросу. Взрослые делали вид, что ничего не замечают. Им было хорошо вместе. Они выпили по бокалу вина, закусили холодцом, потом шумно стали выигрывать друг у друга яйца, пока Тая не остановила их.
- Оставьте целых-то яиц, а то с чем к Юле пойдём после обеда!
Потом пили чай с куличами, отрезая то от Таиной выпечки, то от бабы Настиной. Они так и не смогли определить, чья вкуснее. Решили, что каждый кулич вкусен по-своему. Неожиданно баба Настя спросила: «Можно, я спою?» И, не дождавшись ответа запела: «Ой ты, степь широкая…». Это было неожиданно – песня была не праздничная. Но с первого же звука все забыли об этом – жил, трепетал, изливался только глубокий, красивого тембра голос. Вера Борисовна сидела, обнявши внука, и по её щекам текли слёзы. Тая тоже замерла, наслаждаясь пением, которого давно не слышала. Она вспомнила, что когда-то, в юности, тётя Аня ей рассказывала, какая красавица и певунья Настя была в молодости. Потом у неё случилась какая-то трагедия, после которой она так и не вышла замуж, не родила детей. А голос-то – вот он, остался. Да ещё какой!
Когда баба Настя закончила петь, какое-то время все сидели молча. Потом Вера Борисовна сказала: «Это же надо, красота какая!», вытерла слёзы и ушла в комнату.
Баба Настя засобиралась домой. Прибравшись на кухне, Тая с сыном тоже прилегли отдохнуть, чтобы после обеда навестить семью сестры, познакомить с ними Веру Борисовну.
У Юли они пробыли недолго, около двух часов. Юля могла родить в любую минуту, и потому её освободили от хозяйских забот. Они и Вера Борисовна как-то сразу подружились, у них нашлось очень много тем для разговора. Сидя на диване, они всё время что-то обсуждали. Юля время от времени кидала взгляд на стол, где Костя с помощью Таи устраивали что-то похожее на праздничное застолье – без хозяйки это было нелегко. Серёжка и Юлины мальчишки быстро поели и убежали в детскую комнату, оттуда доносился их смех, крики. Костя предложил Тае свою помощь в поиске работы, а также помочь с ремонтом, если понадобится. В общем, тем для разговоров хватало. Косте понравилась Вера Борисовна, он пожалел, что у них с Юлей родителей уже нет в живых. Потом Тая помогла Косте прибраться в квартире, и с Серёжкой и Верой Борисовной они пошли домой. Было около девяти часов вечера, солнце только зашло, остался только красивый оранжевый свет, превращая всё вокруг в нереальную картину. Хотя идти было не близко, они отправились пешком, потихоньку шли втроём, обсуждая впечатления. Им было хорошо и покойно идти вот так, всей семьёй, знать, что дома их ждут Боцман и Матрос, добрейшая баба Настя. Тае хотелось, чтобы вот это ощущение покоя и радости осталось в ней навсегда.
Оно осталось в ней и тогда, когда они пришли домой и легли спать. Тая лежала, слышала мерное дыхание свекрови, Серёжкины вскрики и смех – ему что-то снилось, и чувство блаженства наполнило её до краёв – вот так было бы всегда! Ей верилось, что так и будет! У неё теперь есть всё, что нужно для счастья: свой дом, сын, свекровь, заменившая ей мать, в кресле дремлет Матрос, время от времени прядая ушами и начиная мурлыкать, а во дворе – верный Боцман охраняет всё это счастливое царство. Рядом, в своём доме, спит добрая баба Настя. Это она до поры сохранила её дом, и добрый дух этого дома. Тае было хорошо, как в детстве, когда она и Юля жили с отцом и матерью. Ведь почему-то почти все взрослые вспоминают своё детство, как самое счастливое время. Даже если это были тяжёлые военные годы.
Тая понимала, что будет немало трудностей. Но она теперь не одна. И сделает всё, чтобы её любимые, близкие люди тоже чувствовали себя счастливыми. Вот и Вере Борисовне поди нелегко – единственный сын безразличен к ней. Каково ей чувствовать себя одинокой и ненужной! Да ещё в таком возрасте.
Уже засыпая, Тая подумала, как неожиданно и круто всё изменилось в её жизни, и что тётя Аня, так уж получилось, завещала ей не только дом, но и вот это, самое настоящее счастье!