Анна стояла на краю поля, ее глаза всматривались вдаль. Вся ее жизнь прошла на нем. Никогда не думала Анна о нем красиво, тем более, не говорила. Просто молча любовалась восходами над ним, проходила с тяпкой его километровые рядки свеклы, подсолнуха, кукурузы… Потом придумали культиваторы, и хотя нужда в тяпках вроде бы отпала, свеклу долго еще пропалывали и прореживали вручную. В зной отдыхали в лесополосе, дожидаясь деревянной бочки с холодной водой и с привязанной к ней алюминиевой кружкой. Бабы беззлобно, лениво переругивались, отпускали друг дружке шутки, порой не всегда пристойные… В холодные октябрьские дни сидела на скамеечке в кругу таких же, как она, и чистила сахарную свеклу — обрубала ножом остатки ботвы. А потом на сеялках стояла, следя, чтобы не закончились семена.
И вот уже середина восьмого десятка… Дочка выросла, внуки женились. Дочка тоже всю жизнь посвятила полю. Со школы еще решила стать агрономом, и никакие уговоры и доводы не смогли ее переубедить — уперлась и все тут. Счастливо жила дочка, пока не отняло это поле у нее мужа, которого она очень любила и к которому сама Анна долго относилась настороженно: сегодня любит, а завтра припомнит, что взял с чужим дитём. Но, слава Богу, не случилось этого. Не отделял покойный зять своего и не своего, оба были ему родными. И если б не людская болтовня, никто и не узнал бы никогда, что Сережа не его сын.
В последнее время здоровье стало подводить. То голова вдруг ни с того ни с сего закружится, то в глазах потемнеет. А то пошла как-то утром кур покормить, открыла дверь курятника и упала. Пришла в себя, поднялась, пошла — на ногу больно вставать, ушибла сильно. Синяк расползается приличный — от бедра до колена. Хорошо, что под платьем не видно, а то дочка сразу приставать начнет: где да как.
Не любила Анна жаловаться на здоровье. Мать с детства приучила, что про свои болячки не нужно всем рассказывать: кто-то посочувствует, а другие — позлорадствуют. Да и в невесты кто ж возьмет, если больная? В жены берут здоровых и сильных. Поэтому слушала она разговоры женщин в кругу, у кого что болит и что нужно делать, чтобы не болело, но никогда не рассказывала о своих болезнях — выпьет таблетку и снова за работу.
Но, видно, всему приходит когда-то конец. Вот и организм Анны стал давать сбой. А когда умер зять, она как-то притихла, стала задумываться…
В последние полгода она жила с дочкой: так ей было легче, не нужно после работы бежать к матери, чтобы проведать, как там она. Телефон часто не брала — то на улице была, не слышала его, то придремнула слегка. Про мобильный и слушать не хотела:
-Что я в нем понимаю? Да и маленький такой, куда положу — где его потом искать? Он ведь не привязан к трубке, как тот.
Умерла она тихо, во сне. В последнем сне она шла на работу по заснеженной речке, спешила, боялась опоздать и не заметила прорубь — мужики рыбу ловили, а замерзнуть она не успела. «Да ведь весна уже», - подумала Анна. В последний момент попыталась обойти ее, но упала прямо в воду. Первым было удивление — вода оказалась не такой уж холодной, а вот вынырнуть не смогла — видела над головой свет сквозь лед, искала ту самую прорубь, в которую упала, да не было ее, только лед, как потолок, давил. И дышать в воде нельзя, сдерживалась Анна сколько могла, а потом сил не хватило, вдохнула — и потемнело в глазах. Последней мыслью было: захлебнулась…
Утром Ирина поднялась пораньше — перед работой нужно накормить кур — мать не соглашалась переезжать без своего хозяйства. Не хотела Нюра оставлять его там, на старом дворе, а у дочки все равно сарайчик пустует. Потом приготовила завтрак, хотя мать всегда ворчала:
- Что я — дитё малое? Завтрак себе не сделаю?
Ирина подошла к матери, лежащей, как всегда, лицом к стене, тихо проговорила:
- Я пошла, мама, все готово, только перед обедом воды налей курам. Обедать я приду.
Обычно мать поворачивала голову и спрашивала:
- Уже утро? А я заспалась к утру…
Но в этот раз она не пошевелилась. Ирина почти сразу почувствовала, как стукнуло сердце, еще не веря в то, что случилось. Она осторожно тронула мать за плечо. Охваченная каким-то страхом, Ирина на миг остолбенела. Потом медленно повернула мать на спину.
Анна лежала, будто спала. Ее лицо было спокойным, умиротворенным. Ирина закрыла руками рот, упала на колени перед кроватью, зашлась в рыданиях. Выплакавшись, взяла телефон, позвонила в медпункт. Маша приехала быстро. Осмотрев умершую, тихо сказала:
- Нужно участкового, Ира… Она ведь дома умерла.
Потом приехала машина из райцентра, увезла Анну.
В дом стали сходиться люди — весть о смерти бабы Нюры уже распространилась по селу. Все говорили тихо, рассуждали о том, что нужно сделать в первую очередь, что потом. Говорили, что никогда Нюра не жаловалась на здоровье, вроде крепкая была…
- Крепкая-то крепкая, да не всегда крепкие долго живут, - вздохнула соседка.
- Не зря ведь говорится, что скрипучее дерево долго скрипит, а нескрипучее сразу ломается, - подтвердила другая.
Пришел Сергеев, сказал, что дал распоряжение обо всем.
Кто-то спросил, позвонили ли внукам. Ирина взяла телефон, набрала номер Андрея. Тот секунду молчал, потом коротко ответил:
- Едем.
Сергей ответил не сразу, но тоже сказал, что постарается прилететь...
Командир части на просьбу Сергея об отпуске по семейным обстоятельствам спросил:
- Что-то серьезное? Или просто отдохнуть хочешь?
Сергей ответил коротко:
- Бабушка умерла.
Полковник помолчал, потом сказал:
- Ты же знаешь, майор, что бабушки, дедушки, тети, дяди не являются членами семьи.
Сергей молчал.
- Ладно, так и быть, неделю тебе даю. Управишься?
- Спасибо, товарищ командир! Управлюсь.
Он понимал, что сейчас нужно поддержать мать, нужно быть рядом с ней.