Полагаю, многие знают, что помимо большого количества «русских» памятников на территории Бородинского музея-заповедника находится и один французский. Часто его называют по имеющейся на нем надписи – «Мертвым Великой армии».
Как показывают материалы Дзена – и статьи, и комментарии под ними – с этим памятником связано большое количество мифов и заблуждений. К сожалению, приходится признать, что зачастую распространению этих мифов и заблуждений способствуют вроде бы авторитетные издания, как, например, выходящий под эгидой Минобороны «Военно-исторический журнал».
По-видимому, наибольшее непонимание вызывает сам факт присутствия французского памятника на Бородинском поле – «как же так, почему там стоит вражеский памятник?» Некоторых это недоумение, которое они почему-то оказываются не в состоянии развеять собственными силами, побуждает придумывать феерические бредовые концепции, например, о том, что в 1812 г. Россия и Франция на самом деле были союзниками и вместе сражались против могущественного государства Тартария – думаю, уже все наталкивались на эти фантазмы, нет необходимости пересказывать. Поэтому имеет смысл рассказать об обстоятельствах, вызвавших установку этого памятника и сопровождавших его сооружение.
Если вкратце, памятник «Мертвым Великой армии» стал следствием сочетания двух факторов – «юбилеемании», охватившей российские государство и общество в начале XX в. и существования в то время тесного русско-французского союза, в поддержании и укреплении которого были заинтересованы обе стороны. Непосредственные же события связанные с сооружением монумента, развивались следующим образом.
Вопреки тому, что утверждает в посвященной памятнику статье «Военно-исторический журнал», инициатива установки монумента в память погибших в Бородинской битве солдат Великой армии, принадлежала российской стороне. Как считается, впервые соответствующая идея прозвучала в 1911 г. из уст председателя Виленского кружка ревнителей памяти истории 1812 года генерал-майора Н.Н. Бернацкого, исходя исключительно из личных побуждений посетившего французское посольство в Санкт-Петербурге и посвятившего в свою идею военного атташе Франции полковника П.Э. Маттона. Тот немедленно отрапортовал о поступившем предложении в Военное министерство своей страны. И особого энтузиазма во французском руководстве оно не вызвало. Стоит помнить, что существовавшая тогда во Франции Третья республика появилась на руинах Второй империи, свергнутой в результате революции. Отношение к Наполеону I было у французского официоза, конечно, более терпимым, чем к его еще недавно низложенному племяннику, но в число приоритетов руководства республики установление памятников наполеоновским солдатам явно не входило. Тем более, как многозначительно заметил в ходе встречи с Бернацким упомянутый Маттон, «Наполеон, пройдя с французскими войсками в прямом смысле по всей Европе, сделал задачу почитания памяти наших павших солдат особенно сложной».
Тем не менее, прекрасно осознавая, что установка памятника, да и вообще участие в совместном с Россией праздновании столетия Войны 1812 г. станет важным дипломатическим жестом, символизирующим крепость росийско-французского союза, Военное министерство Франции обратилось к двум работавшим в стране историческим обществам «Французская память» («Souvenir Français») и «Ташка» («Sabretache») с запросом о том, как они смотрят на вопрос сооружения памятника французам, погибшим в России. Те энергично поддержали эту идею. Тем временем в начале 1912 г. предложения об участии Франции в праздновании предстоящего юбилея озвучиваются российской стороной уже и на официальном уровне. В ходе встречи с Маттоном о желании российского правительства видеть французов на торжествах заявил военный министр В.А. Сухомлинов. Он также заверил, что сделает все возможное для содействия французскому атташе в выполнении тем всех задач, которые стоят перед ним в связи с празднованием столетия Войны 1812 г., то есть явно и в сооружении памятника на Бородинском поле. Более того, Сухомлинов предложил французам взаимно обменяться трофейными знаменами обеих стран, захваченными, соответственно, русскими и французами в 1812 г.!
Последнее предложение французская сторона вежливо отклонила, а вот подготовка к сооружению памятника пошла полным ходом – и во Франции, и в России. Во Франции велся сбор средств на монумент, в бургундских каменоломнях готовили основной материал для него, также изыскивали необходимое количество «старой бронзы» для изготовления фигуры орла, венчающей памятник. В России полковник Маттон при помощи российских сотрудников выбирал место для монумента, решал вопрос с приобретением у местных крестьян земли (крестьяне сначала согласились на 120 руб. за участок, но потом передумали и потребовали 150) и т.д. и т.п.
За два месяца до планируемого в ходе грандиозных бородинских торжеств открытия памятника выяснилось, что монумент не может быть готов к нужному дню - гранитные блоки и бронзовый орел не успеют вовремя доставить из Франции. Решили в намеченную дату торжественно открыть деревянный муляж, а уже позднее заменить его настоящим памятником.
С этим моментом связан еще один тиражируемый миф. Датский пароход (с очень датским названием) «Курск», вышедший 13 (26) августа 1912 г. из Антверпена с гранитными блоками для французского памятника на борту, вскоре затонул со всей командой, пассажирами и, разумеется, грузом в Северном море. Часто именно это событие называют причиной того, что первоначально на Бородинском поле был открыт не «настоящий» памятник «Мертвым Великой армии», а лишь его муляж. В действительности, как мы видели, решение о торжественном открытии именно муляжа было принято еще до катастрофы «Курска». Столь же неверны распространяемые, в том числе «Военно-историческим журналом», сведения о том, что вместе с гранитом на Курске погиб и автор памятника архитектор П.Л. Бесвильвальд. На самом деле Поля Луи Бесвильвальда не было на борту «Курска», и умер он своей смертью в 1931 г.
Тем временем в конце августа 1912 г. в Россию для участия в бородинских торжествах и в открытии памятника отправились две французские делегации - военная во главе с дивизионным генералом де Ланглом де Кари и объединенная из представителей исторических обществ «Французская память» и «Ташка» во главе с дивизионным генералом Ф.Ф.Ж. Лебоном.
6 сентября французы прибыли в Бородино и в течение двух дней принимали участие в различных церемониях, связанных с «русскими» памятниками на Бородинском поле. Члены делегаций затем отмечали, что во время всех мероприятий им постоянно отводилось почетное место. Французские представители возложили к Главному монументу на Батарее Раевского шесть венков - от французской военной делегации, от французского Комитета 1812 года, французского Сената, французской Палаты депутатов, Парижской политехнической школы, Сен-Сирской школы и муниципалитета Парижа. Венок от военной делегации имел надпись «Русским, павшим за Родину – 1812 – французская армия».
Ниже на фото – возложение этого венка. К сожалению, удалось найти фотографию только такого качества.
Такого же качества есть фото части французской делегации на Бородинском поле.
8 сентября дошло дело до церемонии открытия французского памятника. К этому времени на месте, отведенном для монумента – рядом с Шевардинским редутом - собрались представители достаточно многочисленной тогда французской диаспоры, проживавшей в России. Отслужили католическую службу, сказали несколько речей, и в начале вечера прибыл императорский кортеж. Николай II поприветствовал французов, французы сказали краткое приветственное слово императору, и была отслужена еще одна служба. Памятник (точнее – его муляж) открыли, Николай осмотрел находящийся поблизости Шевардинский редут, а когда собрался уезжать, собравшиеся французы стали кричать: «Vive l’Empereur!». Как писал потом один из членов французской делегации, учитывая место и обстоятельства, возглас прозвучал двусмысленно, корректнее было бы кричать «Vive le Tsar!».
Вскоре после этого французские делегации отправились в Москву, где продолжились юбилейные торжества.
Торжественное открытие состоялось, однако предстояло решить еще целый ряд проблем, связанных с установкой на месте муляжа оригинального монумента. Во Франции заготавливали новые гранитные блоки взамен затонувших на «Курске». В России же выяснилось, что земельный участок под памятником, за который еще предстояло рассчитаться с местными крестьянами, надлежащим образом на последних не оформлен и необходимо оплатить еще межевание. Затем выяснилось, что, согласно российскому законодательству, историческое общество «Французская память» не может выступить, как изначально планировалось, собственником земли под монументом. Понадобилось долгое обсуждение проблемы, пока в конце концов Военное министерство Франции не согласилось купить «на себя» этот земельный участок. Окончательное открытие памятника «Мертвым Великой армии» состоялось 26 августа (8 сентября) 1913 г. в ходе скромной церемонии с участием юнкеров Александровского военного училища и чинов саперной роты, выполнявшей работы на Бородинском поле.
Заинтересованных в более подробной информации отсылаю к прекрасным работам, на основе которых был подготовлен настоящий материал:
В.Н. Земцов «Французы на Бородинском поле в 1912 году: открытие памятника «Павшим Великой армии»
В. Н. Земцов «100-летний юбилей Отечественной войны 1812 года: участие французской делегации (по материалам архива исторической службы министерства обороны Франции)
С. Н. Хомченко «Французский памятник и юбилейные торжества на Бородинском поле 7–8 сентября 1912 г. в воспоминаниях полковника В.-А. Флёри»
Все использованные в материале изображения взяты из открытых источников и по первому требованию правообладателей могут быть удалены.
