Бабочки проносятся прямо перед моим взором. Одна из них пытается догнать машину. В салоне несколько незнакомых ребят и стеснительная девочка девятнадцати лет. Она сжимает в руках букет ромашек, неловко улыбается и закидывает ногу на ногу, пытаясь закрыться еще сильнее. Мелькает мысль, как это странно: наблюдать за собой со стороны, и в следующую секунду я оказываюсь в теле неловкой девчушки.
Куда мы едем? Кажется на чей-то день рождения, вот почему у меня руках цветы. Я почти не знаю ни именинника, ни ребят, что гогочут рядом. Похожие истории любят рассказывать маленьким девочкам в назидание:
- Будешь садиться в машину к незнакомым парням, случится плохое!
Но мне не страшно, потому что рядом Она. Что бы ни случилось, подруга заступится и разрешит форсмажор любой сложности. Чего стоит только история о том, как мы добирались из Питера без копейки в кармане! А как нас приняли за террористок и мы скрылись от полиции?
Правда, если бы не Жанна, большинство форсмажоров бы и не случалось. Но тогда и жизнь стала бы менее интересной. Жанна рассказывает анекдот и машина взрывается смехом. У меня самой щеки болят от хохота в ее присутствии.
Подруга как всегда на высоте. Рядом с ней другие люди будто становятся мельче, а цвета бледнее, словно Жанна - мощная цветная линза, которая поглощает свет. Не было собеседника, который бы не влюбился в нее где-то на двадцатой минуте разговора.
Меня парни замечают значительно реже. А те, кто все же пытается ухаживать, завидев Жанну, сразу теряют весь интерес. Возможно, это должно обижать, но нет. Навязчивое внимание доставляет мне лишь дискомфорт, без него я расслабляюсь и получаю удовольствие от совместных поездок и приключений.
Машина притормаживает у сталинки. Мы входим в просторную квартиру. Нас не ждали, но для двух "прекрасных девушек", как представил нас один из новых поклонников Жанны, место всегда найдется.
Сердце сладко замирает. Сейчас я познакомлюсь с Борисом. Боря сразу выделяется из всей развеселой компании. Он кажется слишком серьезным и взрослым. Словно оказался здесь случайно и также как я, чувствует себя не в своей тарелке. На Бориса не действуют ни грубоватые приколы его приятелей, ни алкоголь.
Но главное, он будто не замечает присутствия Жанны. Нет, парень не игнорирует ее специально. Вежливо посмеивается над шутками, наливает вина, а когда подруга подходит пригласить Бориса на танец, неохотно танцует. Но в его глазах нет того огня, что обычно загорается у мужчин, при виде таких, как Жанна.
Когда я, сославшись на головную боль, ухожу на кухню, Борис, неожиданно идет следом. Он признается, что не любит шумные места. Что не хочет показаться странным, но ему очень хочется узнать меня чуть поближе. Выяснить, что люблю читать, какую музыку слушаю. Чем дышу.
Дальше банально. Я призналась в любви к "Грозовому перевалу" - Эмилии Бронте, романам Мопассана, рассказам Цвейга... Борис не читал ни того, ни другого, ни третьего, но обещает исправиться. Он такой серьезный, будто речь идет о каком-то обязательном задании по работе. И это ужасно меня смешит.
Из гостиной доносятся взрывы хохота, песни, а иногда и крики. Кто-то затеял пьяный спор. Кто-то собирается с кем-то драться. Назад возвращаться совсем не хочется.
- Давай уйдем. Ты и я.
Я до последнего не верю, что Борис хочет уйти со мной. Может, это хитрый прием - начать ухаживать за простоватой подругой, чтобы вызвать ревность Жанны. Некоторые парни не брезговали таким. Но Борис серьезен. Тогда я еще не знаю, что он не умеет и никогда не умел по-другому.
Жанна выходит нас проводить. Подруга пьяна. Провал, который случится у нее дальше, я объясняю только ее состоянием. Она томно вздыхает, пытаясь прильнуть к Борису.
- Можно с вами?
- Нет.
- Здесь незнакомая компания. Я выпила. Не знаю, как доберусь.
Кажется, это очень топорное исполнение приема, которому Жанна дала авторское название "беззащитная дама". Посыл "ты же не можешь оставить беззащитную даму в беде" безотказно действует в любых ситуациях на всех хороших мужчин. И Борис, конечно же, не бросает "даму" в сложной ситуации. Мы вызываем такси, доезжаем до ее дома, сдаем подругу на руки родителей.
Как только дверь за Жанной закрывается, Борис берет меня за руку.
- Я знаю, ты ужасно не уверена в себе. Но позволь сказать одну вещь. Мне не нужна она. Мне нужна Ты.
Мы отправляемся в путешествие по сверкающему ночными огнями городу. Любуемся на звезды, гуляем по набережной, разговариваем. Я всегда относилась к мужчинам с некоторой опаской, как к красивым хищным животным. Но перед этим сильным уверенным в себе парнем зажатость, сковывающая всегда, вдруг отступает.
Я чувствую себя в безопасности. То ли это алкоголь ударил в голову, то ли (самое вероятное) на меня действовал сам Борис. Я рассказываю ему о том, о чем не рассказывала никому - об увлечениях, о страхах и мечтах.
...О том, как в пятом классе меня чуть не изнасиловал какой-то извращенец. И теперь я смертельно боюсь мужчин.
Эта история - самое постыдное темное пятно в биографии. Что я хотела проверить? Испугается ли он? Убежит ли искать другую, более адекватную девушку? Со страхом заглядываю в глаза. Борис берет меня за руку. И впервые в жизни у меня нет желания отдернуть мужскую ладонь.
- Если ты позволишь, я буду о тебе заботиться и защищать тебя. Всегда. Может быть, даже женюсь на тебе и мы родим ребенка. Девочку или сына - мне все равно. Только будь со мною. Пожалуйста!
Тогда я решила, что это пьяный бред. Тогда я еще не знала, что Борис всегда серьезен. И никогда ничего не обещает просто так.
***
Я просыпаюсь. Сегодня важный день. Мадагаскарские бабочки должны выйти из куколок. Я заботилась о них, когда они еще были яйцами. Видела, как становятся гусеничками, затем за несколько недель до окукливания начинают беспокоиться. Неудивительно - тридцать процентов куколок не раскроется. И наконец, гусенички превращаются в страшноватые "чехлы".
Начальник предупредил, что, скорее всего, выходы из куколок произойдут рано утром, и я не успею стать свидетельницей этого чуда. Но могу застать их первый полет - после выхода из куколки бабочки несколько часов висят на дереве и ждут, пока крылья окрепнут. Мне очень хочется увидеть, как мои "подопечные" взмоют в воздух.
Готовлю для Бори завтрак, мне некогда быть изобретательной. Поэтому я варю два яйца и ставлю на стол йогурт. Раньше после такого халатного отношения к завтраку становилось страшно - вдруг мужу не понравится. Сейчас я знаю: скорее всего не понравится. Но вовремя оказаться на работе кажется намного важнее. В конце концов, Борис и сам в состоянии приготовить еду.
Быстро умываюсь, крашусь и уже в дверях сталкиваюсь с заспанным мужем. Боря выглядит растерянным. Обычно я ухожу на работу, пока он еще спит - до прихода гостей нужно успеть убрать в оранжерее, настроить нужную температуру и влажность. Когда он в последний раз видел меня накрашенной? На Новый год?
Утро оказывается еще лучше, чем я предполагала. Каким-то неведомым образом я успеваю к раскрытию куколок. Ужасно нервничаю из-за бабочек. Может, это чтобы не так волноваться за собственного сына?
Я тысячу раз рассказывала о том, что сейчас произойдет. Но, когда вижу, как бабочки освобождаются от уродливых тусклых чехлов, не могу даже нормально дышать. Не раскрылся только один кокон. Начальник скажет, "это хорошо", обычно из десяти куколок в лучшем случае получается семь бабочек.
Весь день я делаю привычную работу. Рассказываю о бабочках, слежу за температурой воздуха и влажностью. Опрыскиваю крылья водой. Каждую свободную минуту я уделяю тому, чтобы посмотреть, как там куколка.
"Ну же...Вылупляйся, малыш!"
-Выкинь его, - бурчит уборщица, - Все равно уже нечего ждать.
Я не могу. Все еще теплится надежда, что там, в коконе бьется маленькая жизнь.
...В два часа дня из мертвой на первый взгляд куколки выходит последняя бабочка. Она слабее предыдущих. Чтобы крылья окрепли, понадобится, не два, а четыре часа. На глазах выступают слезы. Оглядываюсь, будто бы в поисках того, с кем разделить эту радость. На ум приходит только Жанна.
Не думала, что буду скучать.
- Сделайте, пожалуйста снимок, - просит одна посетительница. Я сажаю на ее плечо бабочку. Делаю фото, но мысли летают где-то далеко.
Жанна держала меня за руку, когда я рожала ребенка. Поддерживала во всех конфликтах с мужем. Помогла не зачахнуть в быту.
Снимаю бабочку с посетительницы. Осторожно, чтобы не повредить хрупкие крылья сажаю на ладонь.
...Сложно в этом признаваться, но, похоже, я все равно хочу ее увидеть. Очень хочу.
Бабочка улетает, а после обеда в оранжерее как по волшебству появляется Жанна. В желтом летящем платье, с неуместно ярким для дневного времени макияжем, она сама похожа на бабочку. Что она хочет мне сказать? Что я хочу сказать ей? Напрягаюсь, не зная чего ожидать.
Подруга удивленно приподнимает брови, будто оказалась здесь случайно, и раскрывает руки для объятий.
- Мышка, - так она обычно меня называла, - Черт подери, я скучала, - смеется так, будто бы ее последняя выходка была не больше, чем невинная шутка. Может быть, мне сделать вид, что я эту женщину вообще не знаю? Как обычному посетителю посадить бабочку на плечо и предложить сделать снимок? Начать мини-экскурсию?
Вместо этого я молчу, пытаясь справиться с лавиной нахлынувших чувств. Я тоже скучала, и это правда, но делать вид, будто ничего не случилось, не могу и не буду. Я могла бы закрыть глаза на многое. Но издеваться над моим Марком... Как ты могла?
- Почему?
- Я заигралась. Марк у тебя был такой невинный, так поддавался на все. Такой нежный и юный...
Едва сдерживаюсь, чтобы не тряхнуть ее со всей силы за плечи, на которых ровным слоем красуется искусственный загар.
-Почему?
-Я влюбилась, - Жанна - сама невозмутимость. Почему мне так хочется ее придушить? - И он тоже. Ты же не можешь вечно держать сыночка рядом с юбкой. Это гиперопека. Мамочка, обратись к психологу. Ты должна отпустить...
С точки зрения психологии, она говорила правильные умные вещи. В какой-то степени они даже правдивы. Только дело здесь вовсе не в них.
-Почему? - хриплю я.
Подруга молчит. А потом маска напускного дружелюбия начинает медленно сползать с ее лица. За эти несколько секунд она становится некрасивее и старее. Яркий макияж больше не скрывает недостатки, он уродует. Жанна опускается на стул, будто бы слишком устала стоять на каблуках. Прикуривает. Здесь курить запрещено. Но я не успеваю сделать ей замечание. Жанна начинает говорить:
- Да потому что у тебя было все: уютный дом, сын отличник, муж, который от тебя без ума. У тебя, у тихони. А у меня?.. Посмотри, на меня? - по щекам подруги начинают течь крупные слезы, смывая тушь и толстый слой тонального крема.
Тогда впервые за долгое время я на нее посмотрела. Она врет, что не старше тридцати, отчаянно пытается молодиться. Но старость осторожно подступает медленными шажками, и Жанна вздрагивает по ночам от ее тихой поступи. Родители умерли. Детей нет, мужа тоже. Любимой работы тоже.
Жанна говорила, что это все ей не нужно. Что ее дом - целый свет, любовь - лишь выдумка для обозначения токсичных привязанностей и созависимости, а впереди вся вечность. Почему же она смотрит на меня с таким отчаянием?
И мне впервые за все время становится ее жалко. Изо рта вырывается глупый и самый циничный вопрос, который можно задать в этот миг:
- Ты правда думаешь, что Борис от меня без ума?
***
Нужно проверить, действительно ли бабочки имеют какую-то власть над событиями. Наверное, я скептик в большей степени, чем привыкла считать. Для того, чтобы во что-то поверить, двух или трех чудес мне не достаточно.
Надо загадать желание. Такое, чтобы его было невозможно объяснить естественным ходом вещей, но и не слишком несбыточное. Я жду, пока дом бабочек опустеет. Загадывать желание, когда вокруг много народа, не хочется. Магия любит тишину.
- Хочу чтобы дома муж ждал с огромным букетом цветов, - Борис мне не дарил цветы уже больше десяти лет. Желание находится не за гранью возможного и в то же время для экспериментальной проверки подойдет.
Я возвращаюсь домой и обалдеваю. Букет занимает половину прихожей. Столько роз я видела только в кино или на фотографиях кинозвезд.
- Это тебе, - объявляет Борис. Муж смотрит на меня с ожиданием и предвкушением. Нужно броситься на шею. Обнять, зацеловать. Но я не могу. Наверное, слишком устала.
- Спасибо.
- Это все, что ты можешь сказать? - в голосе мужа звучит обида с нотками легкого недоумения.
Я хочу погладить его по щеке, как когда-то в далекой молодости. В те времена Борис мог без повода подарить цветы, а я - прийти к нему в офис просто потому что соскучилась, и мы давно не целовались. Рука останавливается в нескольких миллиметрах от его щетины.
Я киваю, вновь неловко благодарю мужа и ухожу спать. Сколько времени я мечтала о таких подарках, с упорством фанатика пытаясь отогреть ледник, образующийся между нами. Сколько ждала, что все станет, как прежде... Почему же сейчас я ничего не испытываю?