Дядя Миша проклял жену практически в тумане. Во-первых, сам он едва стоял на ногах, комнату застила сизая поволока. Во-вторых, гнев и злоба так сильно наступили на мужицкую грудную клетку, что дышать стало больно. Скажем прямо, ему стало незачем дышать.
Мы проезжали мимо сельского кладбища, где лежал человек, сумевший разрушить семейное благополучие физрука дяди Миши. Мой собеседник, смуглый дед, во время пересказа своей трагедии весь пересобрался и на непродолжительное время стал преподавателем физической культуры - Михаилом Петровичем Карповым. Для наглядности я повесил ему мысленный свисток и накинул на плечи спортивную куртку.
— Я один один раз проходил мимо той могилы. Большой белый камень, -
у Михаила Петровича напряглась нижняя челюсть. Он явно не забыл все темное, что связано с покойником, - жизнь прожил черную, а памятник поставили белый. Парадокс…
— Что вы там делали? - поинтересовался.
— Хоронили коллегу. Ну и зашел… Навестить, так сказать…
Кладбище пропало из виду, скрылось во всклокоченных зарослях полевой травы. Мы ехали в сторону дома, где раньше квартировала семья Михаила Петровича. Он хотел показать огород, улочку, кирпичный домик. Именно такой порядок был предложен: огород, улочка, кирпичный домик.
Он плавно перестукивал пальцами по рулю, будто на флейте играл. Михаил Петрович вспоминал. Мизинца на правой руке недоставало. В техникуме он подрабатывал трудовиком. Досадная оплошность.
Познакомились с супругой Галиной на танцах. Быстро обтесались, обговорились, прибыли жидкой компанией в ЗАГС.
Михаил Петрович со временем получил должность водителя. С преподаванием пришлось завязать, семья, заботы… Он получил свободный доступ в сельский гараж, где стояли рядком ЗиЛы с небесного цвета кабинами. Морды машин имели белый окрас. Будто гигантская корова лизнула каждую на выезде с конвейера.
Михаил Петрович потихоньку втянулся. Вывозил мужиков с утра на работу, забирал в обеденное время. Вечером доставлял живую силу до кольца, откуда работяги - уставшие и безмолвные, разбредались по своим домам.
Сергей Ивонин до того, как оказаться на кладбище под массивным светлым камнем, работал директором того самого гаража. Это был высокий, сухопарый мужичонка в синей кепке.
— Снюхались они давно. Да я не понимал, что к чему, что куда… Он машину мне разрешал оставлять у себя. Зашел на чаек - раз. Зашел на чаек - два!
Мы тряслись в дороге часа два. От гула в салоне гремела голова. Больше шестидесяти километров выдавить из вишневого жигуленка не получалось. На ямах машина нехорошо заваливалась, в бардачке звенели ключи нечеловеческих, судя по звуку, размеров. На панели дребезжал и колотился в истерике разбитый букет узколистных люпинов. Опавшие синеватые лепестки, свободные от основного тела, метались. Часть скачущей россыпи выдувалась из салона.
Август выдался душным. На работе Михаила Петровича задержали. Двое лесорубов увлеклись и крепко заплутали. Их, сильно опьяневших и смурных нашли в километре от точки сбора. Назад тащили свои же. Ноги волочились по колдобинам. Один из них кричал:
— Капиталисты! Вы мой лес увозите. Моими руками! Продаете богатство людей! А я землянику собирал здесь ребенком. В мае знаете, какая земляника? В мае знаете, какая земляника! Овальная! Овальная!
Я представил, как мужичка затаскивают в запревший автомобиль, успокаивают, или ударяют с силой в плечо, чтобы наконец заткнулся. Поздно, вечер, мошкара.
— Он почему-то по два раза повторял некоторые фразы, - Михаил Петрович усиленно вспоминал прошлое, задумался. — Овальная. Овальная…
Мы въезжали в заброшенную деревню. Прочные одноэтажные домишки из кирпича. Крыша у многих прохудилась, обнажилась черными провалами. Колея проросла роскошным сорняком. Столбы стояли навытяжку, провода срезали.
Михаил Петрович не успел дойти до крыльца своего дома. Навстречу ему шел довольный Сергей Ивонин. Начальник сельского гаража открыто улыбался, словно ему обломилось что-то важное в доме Карпова. Он мазал кроссовками по траве с легкой неохотой. Словом, Ивонин отказывался идти, он желал взлететь от распиравшего изнутри восторга, перепрыгнуть через препятствие, упорхнуть немедленно по своим делам. Зубы его в обволакивающей душной темноте нагло белели, казались чрезмерно здоровыми.
— Ты от Гальки?
Ивонин просочился мимо. Он шел осторожно, словно набрал в карманы нежный экстракт позднего вечера и теперь боялся расплескать его.
— Слышь! - повторил Михаил Петрович.
Ивонин был нетрезв. Он успел натворить немало дерзостей. Назвал своего подчиненного рогоносцем, надышал ему в лицо выпитым коньяком, пырнул ножом в ногу, предварительно повалив соперника.
Михаил Сергеевич понял, что имеет дело с непорядочным человеком. Он никогда не матерился и теперь смог выдавить из себя самое свирепое, самое острое на что был способен: "Скотина!"
Сказано это было уже в спину удалившегося обидчика. Скотина пропустила ругательство мимо ушей, запустила руку в отделение брюк, извлекла ключи, зашаркала к автомобилю. Ивонин уже хотел забраться в салон, но повернулся в сторону отползающего в сторону дома Карпова.
— Ты, тварь, молчи, если работать ещё хочешь у меня. Замяли тему. Голосуй за Ельцина, урод. Или проиграешь! Ты уже проиграл.
Мы стояли на пятачке, обильно заросшим лопухом и прочими растопыренными листьями, напоминающими папоротник.
— Вот здесь он меня и повалил, - дядя Миша расстегнул ширинку и стал отливать. — Здесь все и случилось.
Я так понял, что он привез меня за сотню километров, чтобы, в том числе, помочиться на место своей брани. Он не забывал о ней все эти долгие двадцать с лишним лет.
Домой он зашёл тихо. Все потухло внутри. Галина потасовку, скорее всего, почувствовала, но смотрела телешоу с Леонидом Якубовичем. На столе валялись куцые ошметки ужина. Разглядывать кровать не хотелось, глупо… Искать следы преступления Михаил Петрович отказывался.
— Как дальше будем? - только и спросил…
Что будем, почему будем, как будем, - не уточнялось. Галина поднялась. Завязался спор. Михаил одной рукой касался окровавленной ноги, второй - облокотился о магнитолу, будто только что отобрал ее у Якубовича.
Прения сторон закончились тем, что Галина заехала по голове мужа металлическим блином для штанги. Он очнулся от страшной, давящей на каждую клетку организма, боли.
Стояла глубокая ночь. Галина спала на кухне.
Михаил Петрович подошёл к жене, тронул за плечо. Провел руками по своей голове. Протянул влажные и липкие руки в сторону проснувшейся спутницы и сказал: «Эта кровь тебя догонит! Не будет у тебя счастья с мужиками... С кобелями!» После этих слов Михаил Петрович ушел спать в отдельную комнату, где хранились банки, много банок. Часть их была накрыта коричневой ветошью.
Мы стояли перед тем самым домом, где случилась трагедия. На окнах болталась изъеденная до дыр тюль. Солнце вышло в зенит. Дверь почернела в нескольких досках. Иные сохранили бежевый оттенок. Потухшая радуга.
Палило. В такое время сложно фотографировать, снимать. Киношные группы, как правило, делают перерыв в такую пору, или приступают к интерьерным съемкам.
— Но потом стало невмоготу, голова раскалывалась, пошел к медсестре. Зашила она меня. Милиция ничего не узнала. Хотя поползли слухи, не без этого…
Мы постояли непродолжительное время. Я хотел запомнить обстановку, чтобы позже перенести все это на бумагу. Сели в машину. Двинулись в обратную сторону.
— А вы с этим обидчиком пробовали встретиться?
Дядя Миша задумался. Машина прокатилась мимо разрушенной избы, в которой располагалась «Почта России».
Он, обмотанный кровавыми бинтами, на следующий день навестил Ивонина. В бане. Веселая компания отмечала что-то. Парились, ржали, закусывали. Ивонин побледнел от ужаса, когда увидел приближающуюся фигуру Михаила Петровича.
— Он на меня, как на покойника посмотрел. Я взял с их столика пустую рюмку, налил себе. Водка, что ли… Короче, крепкое что-то…Выпил в одного, не чокаясь. Как на поминках… Сказал ему: «С рук тебе это все не сойдет…» И ушел.
Я ждал какой-то эффектной драки, умопомрачительной развязки. Но жизнь диктует свои правила. Дяде Мише было важно посмотреть неприятелю в глаза. Он посмотрел.
Галина потом сошлась с Ивониным, но вскоре его убили. На охоте… Убийцей оказался родной брат. Он был связан с наркотиками, каким образом я не стал уточнять. Позже повесился. После Ивонина у Галины был другой муж, но не задалось… Разбежались с криками.
— Теперь она продавщицей работает. В сельмаге. Я как-то заезжал, да не смог зайти внутрь…
Мне показалось, что дядя Миша так и не смог забыть свою жену. У него опять нервным образом заходила нижняя челюсть.
Меня удивило то, что слова его, сказанные той ночью, сработали. Он не бил ее, не трогал даже, я расспрашивал подробности на обратном пути. Ведь не возьмет просто так человек блин для штанги, чтобы обездвижить оппонента? Вероятно, здесь была замешана злая сила, которая на время способна поселиться в человека, чтобы натворить дел…
Подобные страшные развязки я встречал у Лескова в «Леди Макбет Мценского уезда». Сильнейшая вещь, от которой у меня до сих пор замирает сердце. В той повести взбесились все. Не похожим ли образом повела себя Анна Каренина, которая вместо снаряда для упражнений выбрала колеса движущегося поезда. И то, и другое имело целью посеять смерть, убить человека, уничтожить, если потребуется, хотя бы себя. Не тем же образом сходит с ума героиня Стендаля - госпожа де Реналь, когда спрашивает себя: «Я, замужняя женщина, и вдруг влюбилась?».
Мы вернулись под вечер. Высоко в деревьях пели зарянки. Солнце рыжеватым диском тонуло на окраинах поселка.
Поназырево. 2022