Крошечное помещение без окна. Бетонные стены. Железная кровать без подушки и одеяла. Свисающая с потолка лампочка, которая включается в любое время суток. В такой камере оказался Юрий Носенко после своего бегства в США. Но он рассчитывал на совсем другой приём. Это был уникальный случай, когда перебежчик получил от американцев не благодарность и гонорар, а пятилетний тюремный срок без суда и следствия. Но почему же американцы не поверили Юрию Носенко?
То, что Юрий Носенко обладал информацией, в которой были заинтересованы американские спецслужбы, совершенно очевидно. Он поступил на службу в контрразведку МГБ в 1953 г., работал в подразделениях, которые отслеживали деятельность американцев, посещавших или работавших в СССР: дипломатов, бизнесменов, ученых. К 1962 г. майор Носенко дослужился до заместителя начальника 7-го отдела 2-го Главного управления КГБ. Этот отдел занимался в основном туристами из США.
Один из сослуживцев Носенко говорил, что тот с подчинёнными вёл себя высокомерно и грубо, часто злоупотреблял спиртным. Однако всё это не мешало Носенко делать карьеру. Секрет был довольно прост: Юрий Носенко был сыном министра судостроения СССР. Сталинский нарком готовил сына к военной службе, но в феврале 1944 года избалованного курсанта отчислили из Бакинского военно-морского училища – он самовольно уехал в Москву. Затем было Ленинградское военно-морское училище: там Юрий прострелил себе руку и был комиссован. Авсе потому, что шёл 1944, а отправка на фронт не входила в его планы.
В 1946 г. Носенко, опять же не без помощи отца, поступил в МГИМО. Он рос в условиях полной вседозволенности. К 15 годам он уже пил по черному как алкоголик, а в 19 лет был вынужден жениться, так как его партнерша ждала от него ребенка. Но вскоре Носенко развелся и женился во второй раз, правда и этот брак не продлился долго – всего два года.
В отличии от своего сына Юрия, Иван Исидорович Носенко, похороненый у Кремлевской стены, в жизни всего добился сам. Он начинал рассыльным на Николаевском судостроительным заводе. Убежденный коммунист, любимец Сталина, которого Родина наградила множеством медалей и орденов. Он то и пристроил своего избалованного сына в органы.
Уже через два года после начала работы Юрий Носенко стал искать контакт с западными спецслужбами. Дважды во время зарубежных командировок он пытался обратить на себя внимание резидентуры ЦРУ, но американцы не спешили его вербовать. Тогда Носенко решил форсировать события. В 1962 г. он в составе делегации выехал в Женеву на Конференцию по разоружению. Там офицер обратился к сотруднику Госдепа из состава американской делегации с деликатной просьбой. Ему нужны были 900 франков (это около 200 долларов по тогдашнему курсу). Носенко объяснил, что растратил казённые деньги, и это грозит ему неприятностями. «Я хотел бы продать кое-какую разведывательную информацию, – заявил Носенко, – помогите мне установить контакт с ЦРУ».
Вскоре Юрий встретился со старшим офицером Советского отдела ЦРУ Теннентом Бэгли и вербовщиком Джорджем Кайзвальтером. Позже Носенко заявлял, что придумал историю с растратой, чтобы у американцев не возникало вопросов, почему он идёт на контакт. Но есть версия, что Носенко действительно спустил казённые деньги, посещая бары и публичные дома – это было вполне в его духе. Носенко 4 раза встречался в Женеве с Бэгли и Кайзвальтером, но всегда изрядно нервничал, опасаясь слежки. По дороге он заходил в несколько баров и пропускал по стаканчику. Американцы и сами подпаивали своего собеседника, рассчитывая выудить как можно больше информации.
Уже на первой встрече Носенко подробно рассказал сотрудникам ЦРУ о деятельности советской разведки по наблюдению за американским представительством в Женеве, о режиме безопасности в Советском представительстве, назвал сотрудников, которые, по его мнению, годились для вербовки и сообщил об агенте КГБ в руководстве швейцарской полиции. Он передал американцам сведения о вербовочных подходах КГБ к нескольким высокопоставленным лицам, среди которых был обозреватель газеты «New York Herald Tribune» Джозеф Олсен, посол Канады в СССР Джон Уоткинс и сотрудник разведуправления адмиралтейства Великобритании Джон Васселл.
Носенко рассказал и о «шпионской пыли» – порошке, наносимом на почтовую корреспонденцию с целью отследить перемещение. Особенно ценной была информация о том, что ещё в 1952 г. КГБ удалось завербовать шифровальщика американского посольства в Москве.
Первая дипмиссия США в Москве была открыта в здании на Моховой. С самого начала советская контрразведка мечтала установить там прослушку, но безрезультатно. И тогда крошечный микрофон «Златоуст» вмонтировали в выточенный из дерева герб США. В 1945 году герб преподнесли в подарок послу США Авереллу Гарриману. Тот повесил подарок в своём кабинете. «Златоуст» пережил четырёх послов и был обнаружен американцами лишь через 8 лет. О расположении ещё 52 микрофонов в здании на Новинском бульваре (в то время – улице Чайковского) американцам рассказал Юрий Носенко.
В здание на Новинском бульваре американское посольство переехало в 1953 г. Естественно, советские спецслужбы пытались установить самую эффективную систему прослушки: микрофоны были установлены в бамбуковые трубки и помещены за батареи отопления. Американцы искали, но не могли найти. До того момента, пока на связь с ЦРУ не вышел Юрий Носенко.
В июне 1962 г. из Женевы в Вашингтон от вербовщиков Носенко ушла шифрограмма. «Субъект убедительно доказывает серьёзность своих намерений и передал важную информацию». Бэгли и Кайзвальтер считали этот контакт огромной удачей. Носенко вернулся в Москву, получив от американцев смехотворные 900 швейцарских франков, лекарства для больной астмой дочери и отрез на платье для жены. Вся переданная им информация поступила в штаб-квартиру ЦРУ, где попала в том числе и к шефу внешней контрразведки Джеймсу Энглтону. У Энглтона сразу возникли сомнения, что человек такого уровня мог предать свою страну всего за 200 долларов. К тому же, информация от Носенко не совпадала с тем, что говорил главный консультант Энглтона – перебежчик Анатолий Голицын.
Майор КГБ Анатолий Голицын бежал из СССР в конце 1961 года. Он ловко втерся в доверие к Энглтону, убедив его в том, что вся «верхушка» ЦРУ, ФБР, да и политический эстеблишмент США кишат агентами КГБ. Поиск внутренних врагов превратился для Энглтона в навязчивую идею. Он заразил ею английские и французские спецслужбы, которые фактически на несколько лет парализовали работу с агентами и занялись кропотливой проверкой абсолютно всех сотрудников спецслужб.
Голицын, как ни парадоксально, нанёс колоссальный ущерб ЦРУ, именно поэтому многие считают его глубоко законспирированным агентом КГБ. Голицын внушил Энглтону мысль и о том, что все, кто побежит после него – это «засланные казачки» с Лубянки. Это ставило под сомнение всё, что говорил Носенко, а ведь Носенко пришёл с реальной информацией.
Первым сотрудником ЦРУ, которого сумел переубедить Энглтон, был Теннент Бэгли. Энглтон предложил Бэгли ознакомиться с показаниями Голицына о том, что у СССР есть Генеральный план дезинформации, для осуществления которого будут засылаться лжеперебежчики: они станут «сливать» не особо важную информацию, «объедки со стола КГБ», чтобы отвлечь внимание американских спецслужб от «крота», внедрённого в ЦРУ. Бэгли поверил Энглтону и изменил своё отношение к Носенко. Сам Юрий Носенко в это время готовился в Москве к новой загранкомандировке и собирал всё, что могло бы заинтересовать американцев. [Продолжение читайте по ссылке ниже]