После взятия Кёнигсберга советское командование позволило войскам лишь самую короткую передышку - необходимо было преследовать врага, отступающего к Пиллау. В связи с этим 43-й армии генерал-лейтенанта Афанасия Белобородова приказали наступать вдоль южного берега Земландского полуострова. Общим направлением удара обозначили городок Фишхаузен - современный Приморск.
Как 16 атаковали 500
Проведя артподготовку, наши бойцы двинулись вперед и практически сразу же уперлись в большой лесной массив. На шоссе, которое шло через урочище, находилась деревушка Фирбруденкруг, ставшая «ключом» к Фишхаузену. Немцы превратили ее в сильный опорный пункт, поставив задачу 21-й пехотной дивизии продержаться как можно дольше, чтобы остальные войска успели отойти на Пиллауский полуостров.
После двухдневных лесных боев к Фирбруденкругу утром 15 апреля вышла 319-я стрелковая дивизия 43-й армии. Выбить противника с западной окраины деревни поручили 1336-му стрелковому полку. Однако для этого было необходимо предварительно форсировать речку Ляуке Флисс, все русло которой простреливалось ружейно-пулеметным огнем с западного берега. Единственный мост немцы успели взорвать, густо заминировав все подступы к воде.
Форсирование обернулось большими потерями - на противоположный берег выбралось не больше 30 человек, которых возглавил заместитель командира 1-го батальона капитан Яков Ткаченко. Им сразу же пришлось отбивать контратаку врага, имевшего более чем двукратное численное превосходство. Гитлеровцев закидали гранатами. Собрав всех оставшихся в живых, Ткаченко решил продолжать пробиваться к заливу. Уже недалеко от берега группа, в которой осталось 16 бойцов, наткнулась на окопавшийся офицерский (если верить наградному листу) батальон - до 500 активных штыков при трех самоходках. Несмотря на такое соотношение сил, капитан через переводчика предложил немцам сдаться! На явную дерзость те ответили выстрелом САУ, которая в ответ тут же получила 76-миллиметровый снаряд из ЗиС-3. В результате произошедшего боя противник «частично был перебит и в основном пленен». Яков Ткаченко удостоился звания Героя Советского Союза.
Взять Фирбруденкруг пехотинцам помог 350-й гвардейский самоходный полк, машины которого с десантниками на борту буквально протаранили немецкую оборону. К 16 апреля группировка противника восточнее Фишхаузена была ликвидирована, в плену оказалось 10 тысяч человек, включая штаб 28-й пехотной дивизии. Советские войска вплотную приблизились к городу, где, надо заметить, продолжали функционировать почта и телеграф. Больше того - как выяснилось позднее, с наступлением весны там открылись сберкассы, которые принялись выдавать кредиты для посевной кампании! Впрочем, уже к началу апреля работы пришлось свернуть из-за постоянных налетов нашей авиации.
Разгром элитной дивизии
После пяти штурмов удалось овладеть господствующей над Фишхаузеном высотой. Здесь тут же посадили наблюдателей, которые принялись наводить на 131-е имперское шоссе, забитое немецкой техникой, артиллерию и авиацию. На северо-западную окраину Фишхаузена под прикрытием огня реактивной артиллерии вышла 17-я гвардейская стрелковая дивизия 39-й армии.
С юго-востока на город наступали 550-й и 366-й стрелковые полки 126-й стрелковой дивизии. Нашим солдатам противостояла 1-я Восточно-Прусская пехотная дивизия, считавшаяся одной из лучших в вермахте. Ей придали батальон морской пехоты, отряды гитлерюгенда и некое «соединение восточных народов». Повторилось, хотя и в меньшем масштабе, то, что еще недавно происходило в Кёнигсберге: активно поддерживаемые артиллерией штурмовые группы дрались чуть ли не за каждый дом, упорно продвигаясь вперед. В итоге потери 1-й дивизии оказались выше, чем во всех ее предыдущих сражениях, вместе взятых. Воинская часть фактически перестала существовать: ее остатки пробились к Пиллау, где из них сформировали небольшую боевую группу.
К утру 17 апреля южная часть Фишхаузена оказалась под полным контролем советских войск, в течение дня город был полностью очищен от немцев, хотя бои в его окрестностях длились еще почти неделю. Красной армии победа досталась ценой жизней 1807 солдат и офицеров. Но и немцы понесли здесь крупные потери. Пленные сообщали, что, например, от 83-го пехотного полка осталось лишь 80 человек, 123-й батальон морпехов полег до единого, 62-й артдивизион утратил всю матчасть, а 561-я пехотная дивизия сведена в полк неполного состава...
О наших трофеях рассказывал в своей книге «Хроника штурма Пиллау» краевед Сергей Якимов:
«Советским войскам достались... 14 танков, 22 самоходки, 72 бронетранспортера, более 200 автомобилей и тысячи мотоциклов, склады с марочными винами и коньяком, эвакуированные сюда из Кёнигсберга. Если верить очевидцам, то часть винных запасов погибла в огне пожаров, другую немцы спрятали в окрестностях виллы Порр. На привокзальных путях Фишхаузена стоял состав с техническим спиртом. Врачи ничем не смогли помочь выпившим его солдатам».
К этой информации стоит относиться с известной долей скепсиса, ибо подобные байки появлялись едва ли не после каждого взятого города в Восточной Пруссии. Но что от Фишхаузена тогда осталось лишь 75 домов - правда. Поэтому вполне объяснимо потрясение, которое испытал командующий созданной 7 апреля армией «Восточная Пруссия» Дитрих фон Заукен.
Потерянный фатерлянд
Этот генерал-полковник был награжден Рыцарским крестом Железного креста с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами. Подобной награды вообще удостоилось только 27 человек, а фон Заукен оказался последним из них. И единственным, кого наградил не Гитлер - свой орден военачальник получил 8 мая 1945 года, как раз в тот день, когда оказался в советском плену. Там и состоялась его встреча с командующим 43-й армией, о которой сам Афанасий Белобородов вспоминал потом так:
«Заукен выронил монокль и опять долго с ним возился. Потом спросил:
- А Фишхаузен?
- Что Фишхаузен?
- Он цел, этот город?
- Не очень. Там шли жестокие бои.
- Бог мой! - воскликнул он и заплакал. Это было странно. Впервые в жизни я видел плачущего генерала. В чем дело?
- Вы не поймете меня, - пояснил он.- Фишхаузен - моя родина. Там жили мои деды и прадеды. Родовое поместье, парк, каскад прудов. Жизнь и обычаи, сложившиеся веками. Все было, и ничего нет. Я исконный пруссак, я дворянин. Разве вы можете это понять?
- Нет, - сказал я, - не могу. Я крестьянский сын и коммунист. Меня приучили трудиться, приучили уважать честный труд, уважать людей труда независимо от их национальной принадлежности. Мне не понять, почему вы, вторгнувшись к нам, испепеляли целые города не моргнув глазом, а теперь, когда война пришла к вам в дом, плачете? Где логика?
- Ах, какая тут логика, - ответил он. - Вы молоды, а уже генерал-полковник, у вас все впереди. А я стар, у меня все в прошлом.
Он был очень расстроен, этот сентиментальный барон, твердил про старинный дом, про стены, увитые плющом, и зимние вечера у камина. А я слушал и мысленно представлял, что было бы со мной, попадись я в его руки в 41-м...»
Что было бы с советским командиром, можно предположить. А вот дальнейшая судьба фон Заукена известна точно. Он был приговорен советским судом к 25 годам заключения и отпущен на свободу в 1955 году.