После произошедшего Людмила была эмоционально подавлена и практически не выходила на улицу. Шура тихонько плакала, не зная как облегчить страдания дочери. Она уже несколько дней вынашивала какую-то идею. Это было заметно по её поведению. Вот и сейчас Люськина мать стояла неподвижно возле окна и задумчиво смотрела вдаль. Затем, решительно оделась и вышла из дома. Довольно-таки скоро она очутилась на крыльце двоюродной сестры Евгении.
Дома были все. Шура с ходу сказала:
- Женька, есть разговор...
Евгения Николаевна удивилась такому напору, но сразу согласилась.
- Ну, коли так, проходи на кухню. Разговор серьёзный я так понимаю?
- Очень серьёзный. - подтвердила Шура.
Евгения Николаевна достала из загашника бутылку самогона, две рюмки, нарезала сало и соленый огурец, наломала недавно испечённого хлеба и молча разлила напиток.
- Давай, со свиданьицем... - сказала она, стукнула своей рюмкой о Шурину, громко выдохнула, как обычно, делают мужики, и опрокинула в себя содержимое. Затем аккуратно выложила на хлеб кусочек сала и сдобрила его сверху хрустящим огурчиком. - Ну, теперь говори...
Шура почувствовала, как тепло начало разливаться по её организму и даже получилось немного успокоиться.
- Евгения! В последнее время я постоянно думаю о наших девчонках... Люська у меня, после случившегося, из дома ни ногой... Да это и понятно... Где гарантия, что эти уроды её снова не подкараулят?
- Следователь-то, что говорит?
- Говорит, что виновных не нашли, хотя все понимают, что это урки проклятые... Да и больно ему надо мотаться к нам сюда, когда у него в городе своих дел предостаточно...
- Это да... Предложи ему денег, так отсель вылазить не будет. У нас ведь знаешь как, не подмажешь, не поедешь...
- Нет у меня таких денег, да и об этом я хотела поговорить... Хочу сразу сказать, что для меня, то что скажу, очень непросто... Обещай, что сразу не откажешь, а подумаешь...
Евгения Николаевна даже цокнула от удивления. Она молча налила ещё по одной и сказала:
- Давай по второй для храбрости...
Шура послушно осушила ещё одну рюмку и негромко, словно боялась, что кто-нибудь их услышит, произнесла:
- Женька, давай девок в город отправим... Пропадут они здесь...
Сестра молчала, а глазами сверлила узор клеёнки на столе, по всей видимости переваривала информацию, и молчала. Шура, тем временем, продолжила:
- Устроятся в городе на работу, может учиться поступят, мужиков себе найдут местных, закрепятся там... глядишь и нас отсюда перетащат...
- Куда Дашка поедет? У неё ведь ребёнок... Одной-то некуда поехать, а с дитём и вовсе...
- Полину пока тебе оставит... - сказала Шура и сама испугалась своих слов. - Обустроится в городе и заберёт. Дочку в садик, сама на работу...
- Красиво говоришь... а как на деле будет ты знаешь?
- Не знаю... Вернуться обратно всегда есть вариант, а попробовать нужно... Снимут комнату, устроятся на работу... здесь у них ни работы, ни перспективы выйти замуж... Моя, так вообще, из дома выйти боится. Мужики ей везде мерещатся...
- А комнату на какие шиши снимать будут? - спросила Евгения Николаевна. - У тебя деньги есть, чтобы с собой дать?
- У меня есть триста рублей на чёрный день. Картошку по осени продала. Сейчас на дворе май, через месяц совсем тепло станет и можно будет ехать...
- Ты значит всё продумала, девки уедут, а я значит с ребёнком останусь? Да у меня работы по хозяйству столько... Кто её делать будет?
- Дело Шура говорит... - вмешался в разговор супруг "Гитлера в юбке". - Молодым в деревне нечего делать. Ладно мы будем доживать здесь свой век... Девкам развитие нужно. У них-то вся жизнь впереди...
- Ты сам-то чего стоишь перед нами и умничаешь? Ребёнком-то и хозяйством мне прикажешь заниматься... На тебе где сядешь, там и слезешь...
- Я ж тебе помогаю всегда...
- Трактор хотел? - зло спросила мужа Евгения и сама ответила на свой вопрос: - Хотел. Я выкрутила тебе трактор. Обещал, что деньгами завалишь... Где деньги? - кричала Евгения Николаевна.
- Так думал, что от халтуры отбоя не будет, а где халтура-то? Людей в деревне полтора землекопа осталось... Рад бы, да работы нет... не у кого халтурить...
- Мы с вами о другом говорили... С Полинкой и я готова помогать... - сказала Шура.
- Всё обсказали, всё придумали... а девки-то в город поедут? - спросила Евгения. - Девки-то, что говорят?
- Не спрашивала, сначала же с тобой нужно обсудить... Но думаю, что согласятся. Другого пути у них нет и больше никогда не будет...
***
Уговаривать девчонок долго не пришлось. Вот уже Даша с Люсей сидят у окошка на боковушке плацкартного вагона и смотрят в него. Дашка вытирает слёзы, вспоминая заплаканные глаза дочки.
- Ты только, не реви! Устроимся и обязательно Полину заберём...
- Да, я всё понимаю, но уже скучаю... С первой зарплаты игрушек моей девочке накуплю... Главное, найти жильё и работу.
В Дашкиной душе скребли кошки. Дочь была частью её жизни и она всё будет делать ради светлого будущего девочки. За окном мелькали леса, поля, деревни... Как будто, сама жизнь неслась вслед за поездом. Боязно было срываться с места и поехать в неизвестность. Им с сеструхой по двадцать лет. У Даши в бюстгальтер заботливо зашиты пятьсот рублей, которые ей дала мать плюс триста рублей у Люськи... Это всё чем они могли располагать в новой жизни.
Долгая дорога немного приглушила страх, а людской поток, движущийся монотонно в одном направлении, придал уверенности, даря ложное чувство успокоения. И вот уже говор пассажиров, который они привезли с собой из деревень, растворяется в нарастающем гуле просыпающегося города. Июнь маялся сыростью, топил в лужах свою депрессию, добавляя серых тонов свежей зелени. Уставшие пассажиры, безразлично спешили по перрону вокзала, не особо замечая смены погоды. Всё вокруг говорило о близости «цивилизации». Воздух вокзала был заполнен: запахом железной дороги с яркими нотками креозота; вонью обгорелого масла, в котором местные предприниматели жарили чебуреки; перегаром, смешанным с амбре дешевых и крепких сигарет. Ко всему вышеперечисленному примешивался запах дешевых духов и въедливый запах пота приезжих. Вокзал служил, своего рода, туннелем в неизведанный мир для тех, кто еще вчера просыпался под пронзительный крик петуха, требовательное мычание коровы и прочие звуки русской деревни. Город шумно и неприветливо встречал приезжих.
- Такси! Такси! Девушки, вам нужно такси? - наперебой зазывали местные "парильщики"
- Чебуреки! Горячие чебуреки! - кричала вслед девочкам пышногрудая тётка в засаленном переднике.
Девчонки стояли возле дверей железнодорожного вокзала не решаясь сделать первый шаг в мир, о котором они так мечтали. В руках у каждой была клетчатая сумочка с нехитрыми пожитками и пакет с заботливо уложенной нехитрой деревенской едой: вареные яйца, сало, огурцы и прошлогодние яблоки из своего сада. Большой и движущийся организм под названием вокзал пугал их, а то ли ещё будет...