Честно говоря, я не был хулиганом. Просто энергии было столько, что я не мог усидеть за одной партой до конца урока. Учителя вначале боролись с таким поведением. Потом перестали. Я тоже прекратил свои перемещения, как-то стало неинтересно. Завучем школы был высокий и строгий мужчина Рябинов.
- Алексей Дмитриевич идет.
Этих слов было достаточно, чтобы в классе наступала тишина.
Вся дисциплина держалась только на завуче. Директор школы, учитель истории, был обычным, его мы не боялись.
Уроки истории любили, он не просто рассказывал урок, а показывал его жестами, голосом. Указка превращалась в копье римского воина и могла даже пролететь по классу, в сторону доски конечно. Еще мы любили уроки труда.
На них делали для школы полезные вещи, петли для шкафчиков, крючки для вешалок.
И многое другое, попутно обучаясь работе с инструментами. Неожиданно в пятом классе ввели урок пения. «Трудовик», он же Мухин Гурий Гурьевич, был и тут на высоте. Оказалось, русские народные песни хорошо звучат в хоре детских голосов.
Зима пришла снежная и холодная. Старое Толино пальто уже не грело, но я не расстраивался. В нем легко было играть, а новое пальто обещали купить позже.
Над городом часто пролетали самолеты. Я бросал все дела и смотрел, пока они не исчезали за горами. Легкомоторный ЯК-12 шел очень низко. Звук мотора прерывался и вдруг совсем затих. Самолет пошел на посадку на поле возле кладбища. Все ребята с нашей улицы побежали к месту, где самолет пропал из виду. Три километра промчались на одном дыхании. Я боялся, что «почтовик» может улететь и прибежал первым. Самолет был цел. Около машины стоял милиционер и не давал близко подойти. Летчика нигде не было, говорили, что он ушел звонить по телефону. Я впервые в жизни видел так близко полированный винт, крылья, обтянутые перкалем и две кабины. Передняя была с приборами, в задней только кресло. Уйти было невозможно. Я отдыхал лежа на снегу. Потом опять ходил и ходил вокруг свалившегося с неба счастья.
Уже в темноте вернулся домой. Ночью проснулся от того, что не могу дышать. Я задыхался и терял сознание, потом не надолго приходил в себя. Вся семья была на ногах. Человек в белом халате делал уколы, потом стучал холодными пальцами по груди и морщился. Меня одели и повезли в санях в больницу.
В себя пришел в палате. Взрослые и дети лечились вместе. Я лежал в белой больничной одежде. Мне позавидовали.
- Тебе хорошо. Ты был без сознания, поэтому не купали. Здесь всех купают и стригут. Даже девчонок. Вон они в платках ходят. Без кос.
Старенький доктор несколько раз в день приходил к нам.
Обойдя всех, садился на белую табуретку рядом с койкой.
- Померим температуру. Потом укольчик. Таблетки и микстуру пить непременно. Ты же хочешь выздороветь?
- Хочу.- отвечал я тихо.
- Тогда слушай. Дышать маленькими вздохами - боли не будет. Вставать нельзя ни в коем случае. Ты сейчас начинаешь жить по новой, как маленький. Не стесняйся, санитарки все умеют. Только попроси. Кушай помаленьку, даже если и не хочется. Посещения запрещены, но я разрешил твоим родителям навещать. Болезнь твоя не заразная и не опасная - бронхит называется.
Мама приходила часто. Даже папа пришел один раз. К этому времени он работал бригадиром уже в новом карьере за Красной Скалой. Сестры прибегали с новостями. В моем классе уже дроби прошли. Старшая училась уже в первой школе во вторую смену. По дороге в город забегала ко мне.
- Конфет не жди, доктор запретил. Еды хватает?
-Ты знаешь Клара здесь еды больше чем дома, а есть не хочется. Несправедливо. Суп называется первое, а каша второе. Кисель - это третье и хлеба сколько захочешь. И мясо или рыба каждый день, здорово, да?
- Так. Ты учебники просил, их не будет. Я приносила вчера, а врач меня отругал.
Так что у него и спросишь, когда можно будет заниматься.
Сестра помладше стеснялась имени Флюра. Забегая после школы, напоминала.
- Ты при посторонних зови меня Людмилой. Кстати я узнала, почему мы с тобой часто болеем.
- А чего узнавать? Ты ноги промочила, а я, дурачок, на снегу лежал.
- А вот и нет. Оказывается нас с тобой назвали чужими именами. Меня в честь какой-то умершей родственницы, а тебя в честь друга папы. Его друга судили и расстреляли за то, что милиционера убил. Там целая история. Тот милиционер опозорил девушку друга и она утопилась. А тот Закий утопил за это самого милиционера. Это еще до войны было. Папа сам рассказывал.
Я верил сестре. Она была любимицей у папы и ей многое прощалось.
Не то что нам с Кларой.
- Ты комсомолка уже, а веришь в суеверия. Папа небось пьяный был, когда рассказывал.
- Ну и что, что пьяный? Мама говорит, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вот.
- Слушай больше. Мама еще говорит, что пьяные слова дешевле пустой бутылки.
Частые посещения доктора вскоре дали результаты. Через месяц я мог вставать и ходить не задыхаясь. Но температуру измеряли несколько раз за день.
- Доктор, а градусник тоже помогает лечиться?
- О, молодой человек. У меня в начале моей практики был случай полного излечения только с помощью градусника. Рассказываю. Как-то во время приема в одной из башкирских деревень, я заранее раздал термометры. Ну чтобы, когда больной заходит в кабинет, не терять время. К концу работы обнаружил, что одного градусника, как ты говоришь, нет. Я все пересмотрел, бесполезно. Ни термометра. Ни осколочка. Прошло три дня. Заходит женщина и очень меня благодарит.
- Спасибо доктор. Очень хорошее средство вы мне дали. Всего три дня носила и… вся болезнь прошла.
- Ничего не пойму. Какое средство?
- Ну какое вы мне под мышку положили. Я же сразу ушла и три дня его там носила. Вся болезнь и прошла.
И отдает мне, представляешь, градусник, то бишь термометр. А я даже не знал, от чего она выздоровела. Так-то.
Еще через полмесяца я узнал, что острый период прошел. Но слабость осталась. Перед выпиской доктор пригласил меня в свой кабинет. На столе у него лежали снимки легких.
- Ну что молодой человек? Поздравляю. Основное лечение закончено. Теперь самое главное. Ответь честно, это надо для дела, курил когда ни будь?
- Честно? Курил, но бросил.
- И сколько же времени занимался вредной привычкой?
- Я тогда еще часы не умел считать, но часа два-три думаю было.
- Не понял, давай подробнее.
- Мне было шесть лет. На улице большие ребята попросили украсть пачку папирос.
В магазине у мамы были спички, папиросы, конфеты, консервы… .
- Не отвлекайся, я знаю что есть в магазинах. Ну и?
- Я зашел к маме попросил конфетку, она сказала сам возьми, одну.
Я сунул пачку папирос под рубашку, взял конфету и вышел.
Потом мы пошли на гору и там все курили. Я тоже курил. Потом мне стало плохо, меня привели домой. Дня два я лежал и мог пить только воду, а есть не мог. Так и бросил курить.
- Ну что же. Мне все понятно. Будем считать, что тебе повезло. Если бы курил еще, то эта болезнь закончилась бы туберкулезом. Кстати поэтому тебе почти месяц не сбивали температуру, чтобы организм справился с микробами сам. Если бы она резко пошла вверх, то тогда пришлось бы и новые лекарства применять. И последнее. Вот на этих снимках у тебя расширены корни легких. Тебе не то, что курить, нюхать даже дым табачный нельзя. Кем собираешься быть?
Летчиком конечно, если все пройдет.
- Так у тебя и так все проходит. Дело за тобой. Сердце у тебя хорошее, но еще с годик надо поберечь. Если заметишь, что стал сильно потеть при быстрой ходьбе, бегать то еще нельзя, сразу ко мне.
Собираясь в школу я никак не мог найти свою верхнюю одежду.
- Мама, где пальто Толино?
- Его нет, оно… сгорело. А вот это примерь. Немного великовато будет, но такую одежду на один год не берут.
Мама развернула большой сверток. Черное новенькое пальто с меховым воротником пахло магазином. Такого даже у сестер не было.
- Какое теплое. А в чем я на улице играть буду?
- А на улице ты до конца этой зимы и весны играть не будешь. Доктор не велел. Хватит нас пугать. Я чуть с ума не сошла. Ты же мог умереть. И еще, ходить только пешком.
- А в нем и не побегаешь, тяжелое.
Вопрос с одеждой был решен, а вот с учебой нет. Я столько пропустил, что догнать класс, как ни старался не смог. Все предметы кроме математики были понятны.
К концу года пятерки в журнале меня не радовали.
На экзамене по математике получил «твердую» двойку. Учительница, жена завуча, успокоила.
- Осенью пересдашь. Ничего страшного. Август позанимаемся и все.
Дома тоже не очень огорчились. Старшая сестра закончила школу хорошо и собирала документы в пединститут. Выбрали Уфу, так как там можно было остановиться у родственников. Папина родня каждый год отдыхала летом у нас всей семьей. Свежий воздух, лес, река- курорт. Муж двоюродной сестры был артистом и приезжал всегда с баяном. Играл он так, что слушать его хотелось часами. Но он быстро напивался и зачехлял инструмент к огромному нашему сожалению.
В институт сестра не прошла по конкурсу. Перед последним экзаменом, назначенный староста группы собирал деньги на подарки преподавателям из приемной комиссии. У Клары денег не было. У родственников тоже не оказалось «лишних». Тройка означала обратный билет в Миньяр.
- Ну что же? Буду зарабатывать трудовой стаж и… плевать на их конкурсы.
На завод ее приняли маркировщицей готовой продукции. Она объяснила, что все изделия обозначаются масляной краской, чтобы на случай брака найти виновных.
Наступил август. Учительница математики была еще в отпуске. Она приходила в школу и давала нам задания. Потом мы решали задачи и примеры и, оставив тетради, уходили по домам. На второй день узнавали оценки и опять задачи и примеры.
На экзамене комиссия из районо терпеливо ждала, когда последние сдадут свои работы. Моя учительница пару раз подходила ко мне, спрашивая все ли понятно. Задача была легкая, примеры мне показались тоже не трудными. На второй день выяснилось, что экзамен не сдал никто. Я не пошел домой, а залез на самую вершину горы у дома. Там и нашла меня старшая сестра.
- Чем занимаешься?
- Да вот муравьев сшибаю, развелось их много, кусают.
- Понятно. Вот и человека судьба так иногда «сшибает». А теперь слушай. Я ходила в школу. Там никто не ожидал такого результата. Учительница говорит, я дважды к нему подходила. Задачу он за минуту решил, я и успокоилась. А в пяти примерах пять ошибок. При верном решении пропустить ноль в ответе.
Чтобы десятка превратилась в единицу надо ухитриться. И главное ничего сделать нельзя. Директор говорил, что его тоже отругали, за то что вообще тебе разрешили сдавать экзамены, слишком много пропущенных уроков.
- Дома уже все знают, ругать никто не будет. Кстати, мне предложили работу в школе пионервожатой. Зарплата меньше чем на заводе. Зато потом в «пед» поступать будет легче. Я согласилась. Давай не сиди долго. Мама вообще говорит, лишь бы здоровым был. И еще. Экзамены теперь будут только в выпускных классах. В четвертом, седьмом и в десятом.
Сестра ушла. Нахальный муравей залез на колено, я поднял ветку…и она застыла в воздухе. Отложив палочку, аккуратно перегнал гостя на лист и бережно положил в траву. Я же был для него «судьбой».
Первого сентября сотня школьников слушали приказ о зачислении в классы. Услышав свою фамилию, подошел и встал в строй в новый для себя коллектив. Два мальчика недоуменно уставились на меня.
- А ты чего тут делаешь?
- Да вот директор попросил. Сказал, что в пятом есть два разгильдяя Усманов и Чернов. За ними надо присмотреть, не вы ли это?
- Мы. Но не разгильдяи, а хорошисты.
- Вот. Будем делать из вас отличников… по физкультуре. Согласны?
Учиться было легко. Новая классная руководительница работала первый год после института. Нинель Васильевна стала любимым преподавателем не только нашего класса. Злые языки пытались ей прилепить обидную кличку за высокий рост, но после нескольких тумаков быстренько забыли свои слова. Мама стала чаще ходить в школу. Старшая сестра контролировала почти каждый шаг и мы свои забавы перенесли на улицу. Но один предмет мы почти не учили. Как можно изучать язык людей, которых ненавидишь? Учительница, высокая и худая женщина тоже нам не нравилась. Обидное прозвище «оглобля» крепко прилипло к ней, что даже фамилию я не могу вспомнить. На уроках она боролась с нарушителями, порой ставя полкласса по стойке смирно. Однажды над самым ухом я услышал «ауфштеен».
- Вставай. Толкнул меня сосед по парте. Я встал… и запел.
- «Вставай проклятьем заклейменный».
- «Весь мир голодных и рабов».
Продолжили друзья. Дальше весь класс подхватил, что кипит наш разум возмущенный и так далее. Текст мы знали благодаря урокам пения. Учительницу сдуло ветром возмущения из класса.
Пришедший директор дослушал до конца партийный гимн, не входя в класс. Думал.
- Хорошо поете. Надо благодарность объявить Гурию Гуричу. Кто же у нас запевала? Наверно Ибрагимов, и как всегда, два его друга Усманов и Чернов. Я вас наказывать не буду, вы же хорошую песню пели, а не «мурку» какую-нибудь. Просто завтра жду ваших родителей… отблагодарить за воспитание.
Потом директор прошелся по классу.
- Да, чуть не забыл. Урок продолжать не надо. Отдыхайте,… пойте негромко. Сегодня у вас шесть уроков. Так вот «немецкий» будет седьмым… . Или восьмым, это уже от вас зависит.
Класс встал приветствуя уходящих учителей.
- Да, представляем что нам было бы если бы запели «мурку».
Мне не очень попало дома, потому что мама тоже не любила немецкий язык
- Зачем его учить, мы же их победили? Как будто других врагов нет?
В классе была девочка, которая не вставала с нами, не пела интернационал. Она отлично училась, но в наших делах не участвовала. Мы к ней хорошо относились, так как понимали, что ей по другому нельзя. Ее отец завуч школы.
Соня Рябинова осталась в моей памяти как символ образцового поведения и скромности. Ее младшая сестра, хохотушка и озорница не стеснялась иногда нарушать установленный порядок. Ольгу я видел только на репетициях самодеятельности, да и в совместных поездках на концерты.
Однажды я опоздал на первый урок.
- Ну что? Какое сегодня страшное происшествие не позволило ученику, пионеру прийти во время?
Если бы учительница не задала такой вопрос, может быть, и я бы промолчал. А тут.
- Да. Если бы Вы увидели… отрезанную голову, небось тоже бы напугались.
- Ну и где ты ее увидел? В кино?
- Нет. Под мостом. У нас мост начинается на берегу и до воды два быка.
Так вот между ними и лежит отрезанная голова.
- Чья голова? Женская или мужская?
- Было еще темно, я не разобрал. Я ждал, ждал взрослых, а никого не было и я побежал в школу и все равно опоздал. Можно сесть?
- Нет уж. Постой еще. И что нам делать? Вызвать милицию…, чтобы потом и надо мной смеялись. Давайте договоримся так. Пионера надо отучить от привычки врать.
После уроков мальчики дойдут с ним до моста, и если обнаружиться вранье, то завтра на доске он двадцать три раза напишет «Я врун».
- А почему столько раз?
- Да нас в классе сейчас столько человек… сомневающихся.
На второй день учительница подняла сопровождавших меня до моста.
- Ну что? Рассказывайте, врет пионер или нет?
- Ибрагимов не соврал… он нас всех обманул. Пусть на доске пишет- «Я обманщик». Мы же его почти до самого дома проводили.
- Ничего не понимаю. А ну подробнее.
- Да лежит голова под мостом. Но не человеческая, а большой рыбы…отрезанная.
- Вот сами убедились. А я и не говорил ни разу что голова человеческая. Я, что отличить их не могу? А вот женская или мужская была рыба я не смог узнать.
- Все понятно. Ибрагимова будем считать… фантазером. Переходим к уроку.
Вокруг всей территории школы был двухметровый забор, ограждавший спортплощадку и новый сад. Сотня яблонь и кустов смородины уже давали урожай. Несколько девочек летом торговали ягодами у магазина, мы обзывали их спекулянтками, глубоко об этом сожалели впоследствии. Они собрали деньги на ремонт школы, а районо за это отправило их бесплатно в Артек, мечту всех пионеров страны.
Как-то на спор с друзьями я прошел по верхней планке забора всю ограду.
Вот тут то и началось.
- А по верхнему бревну, где канат и шест пройдешь?
Прошел, ну и что.
- А по перилам моста не забоишься?
Прошел и там, дальше что?
- А на трубу новой котельной залезешь?
Я задумался. Во-первых залезть туда не дадут взрослые. Во-вторых это не по скалам лазить, если сорвешься, костей ни одна больница не соберет. Я ответил, что подумаю и ушел домой. Надо было что-то делать. Прослыть трусом перед сверстниками не хотелось. Мнение одноклассников становилось очень важным, порой даже важнее чем взрослых. Часов в 11 ночи, когда стемнело, я вернулся к трубе. Приготовленной заранее веревкой обвязал себя по поясу. Свободный конец привязал к железному крюку. Первые десять ступеней прошел легко. Потом вниз старался не смотреть. Неожиданно выяснилось, что труба качается. Отдыхая, крюк зацеплял за скобу. Наверху ветер свистел и рвал полы телогрейки. Вот и самый верх, дальше ступенек нет. И тут до меня дошло, а как я докажу, что был наверху. Я держался одной рукой за прут громоотвода и заметил, что он сделан из обычной толстой проволоки. Загнув его почти до самой трубы, осторожно стал спускаться. Смотреть вниз не надо было, ноги сами находили очередную скобу. Отдышавшись, медленно побрел домой. Радости не было. Огромная усталость давила. Дома мгновенно уснул, едва коснувшись подушки.
В школе о своем поступке никому не сказал.
Только своим друзьям показал на загнутый громоотвод. Больше никто не пытался меня спровоцировать на нечто подобное. Наверно в своем поведении я подошел к какой-то черте. Да и сам я уже бы не стал идти на поводу. Что-то произошло в душе, я стал спокойнее. По перилам моста перестал ходить. Может быть повзрослел? Что-то очень быстро.
(Много лет спустя, приезжая к родителям, я иногда посматривал на «ту» трубу и видел, что громоотвод по прежнему загнут.)
Первой из взрослых, перемену во мне заметила моя любимая учительница.
Нинель Васильевна в кабинете биологии и географии предложила мне интересное дело.
- Сегодня школьный час последним уроком. Меня не будет в классе, а вы сами решите один вопрос, как создать организацию «Тимуровской команды». Гайдара то все читали.
Когда класс остался без учителя, я попросил выслушать мое предложение. Все сразу согласились, а один даже предложил создать две команды. Он будет Квакиным. Тимуром вон выберете Ибрагимова. Тут же назначили разведчиков, которые должны узнавать адреса беспомощных старушек. Остался вопрос со штабом.
- Штаб сделаем на чердаке. Там много места. Всем хватит.
О чердаке я сказал не случайно. Раньше, когда меня выгоняли из класса, я тут же лез по пожарной лестнице на чердак. Через вентиляционные решетки, внимательней чем обычно, слушал урок. На второй день меня непременно вызывали к доске и я слово в слово повторял текст, копируя даже интонацию учителя. Секрета осведомленности не знали даже друзья. Но с чердаком идея не прошла. Соня не смогла подняться на крышу, сказав, хоть убейте, но я не полезу, потому что могу упасть.
На второй день ко мне подошла завхоз школы.
- Вам комната нужна для занятий. Вот ключ от подвала. Там есть склад, наведите порядок и он ваш. Ключ никому не давай.
Вопрос со штабом решился быстро. На первом же тайном собрании решили утоптать свежий снег в саду вокруг яблонь. Идея была не наша. Просто директор на линейке объявил, что в ближайший выходной просит всех прийти на субботник по спасению сада. Пока снег не слежался, мыши могут погубить деревья.
Дождавшись темноты, прокрались к саду. Школа стояла с темными окнами. Непривычная тишина застыла в морозном воздухе. Снег был мягкий. Валенки проваливались и вскоре промокли. Вот уже первый ряд деревьев утоптан. За час работы ногами дело было сделано. Мы молча разошлись по домам.
На второй день директор школы на линейке поблагодарил неизвестных спасателей сада.
- Ну вот вы уже отличились. «Квакин» был расстроен.
- А нам то что делать? Давайте мы вас будем лупить, все какое-то развлечение… .
-Только попробуй. Ты же не знаешь сколько нас…Ко мне уже полшколы записалось.
- Тогда записывай и меня тоже.
- Ну уж нет. Ты Гайдара читал? Вот и делай мелкие гадости,... а мы с тобой будем бороться.
Уже через месяц мы поняли, что работаем по заданию учителей. Одна бабушка, у которой складывали дрова просила передать «спасибо» учительнице нашей школы. Ореол таинственности прошел мгновенно. Оказывается «разведчики» брали списки нуждающихся у учителей.
Я объявил об очередном собрании и, оставив дневник на столе, ушел.
На следующий день даже не поинтересовался, кого выбрали ребята «Тимуром».
( Много лет спустя, когда на партийном собрании полка, меня ввели в состав парткома, а потом избрали секретарем, один из офицеров заметил командиру.
- Зря вы допустили избрание Ибрагимова, он же неуправляем. Он будет делать только то, что сам посчитает необходимым.)
На обычной перемене я показывал друзьям свое изобретение. Вместо лямочек были пришиты кнопки. Не надо было завязывать на холоде шнурки. Щелк и все-уши закрыты. Еще щелк и затылок закрыт. Просто. Кто то из семиклассников вырвал из рук ушанку. Я бросился отбирать. Шапку перекидывали друг другу старшеклассники. Пока она не попала в портрет на стене. Застекленный Гоголь покачался и полетел вниз. Я бросился на спасение и успел бы подхватить рамку. Но внезапная мысль остановила меня в метре от стены. «Опять свалят на меня, а я же ни при чем». Стекло разлетелось на мелкие кусочки. Поцарапанный Николай Васильевич укоризненно смотрел снизу вверх. На шум из учительской вышли все учителя. Директор тоже был там. Он подошел и поднял шапку.
- Чья?
- Моя… ее у меня отобрали…
- Не надо оправдываться. Оправдываются только трусы.
- Я не трус и оправдываться не собираюсь.
- Тогда забирай портфель и пока в школу не придут родители, ты считаешься исключенным. До свидания.
Три дня я, как обычно приходил в школу. Все уроки слушал на чердаке через вентиляционную решетку. Таким образом к концу года я мог бы стать круглым отличником. Домой приходил вовремя. Я понимал, что так долго продолжаться не может. Должен быть выход. Вот если бы заболеть опять. То меня наверняка родители простят, они же так переживали за меня в прошлый раз. Дома никого не было. Я разулся и босиком вышел на улицу. Снег обжег ноги. Походив по двору достаточное время, вернулся в комнату. Ступни горели и были красными как у гуся лапки. Я лег в постель и приготовился болеть. На второй день хоть бы чихнул. Ни малейшего признака заболевания. Учительница сама пришла к нам и сообщила родителям, что их обоих вызывает директор. Я готовился к самому худшему. Отец с матерью после работы ушли в школу. Вернулись они поздно. Оказывается папа заплатил за стекло, а мама узнала все.
- Ты почему по забору ходишь? По перилам моста зачем? А на трубу кто лазил? Тебе жить надоело? Отвечай сейчас же.
- Мам. Я же не дурак. Я сперва потренировался, если начинаю падать, то успеваю схватиться за бревно или перилы. А ты видела как электрики на столбы лазают? Я так же лазил со страховкой. Никто не видел вот и болтают всякое. Портрет я не разбивал. Но мне никто не верит. Я даже заболеть хотел и то не получилось. Что теперь будет?
- Завтра пойдешь в школу и скажешь, что тебя сильно наказали. Если еще тебе будет замечание, пеняй на себя.
Друзья долго отпирались.
- Мы никому не говорили про трубу. Как они узнали? Может быть, ты сам сестрам сказал?
Помимо учебы забот было много. На берегу реки нам выделили землю для строительства дома. С этого времени я перестал ходить на футбол и другие важные дела друзей. По вечерам к нам приходили Риваль Усманов и Виталий Чернов.
Они рассказывали все новости.
Самым важным было сообщение о вспыхнувшей вражде.
Городские и новостроевские подростки ловили друг друга и били. По одному никто из друзей теперь не ходил.
- Тебе хорошо, как- то заметили они.- Ты то живешь между городом и новостройкой.
Действительно, я спокойно мог появляться в любой точке города и новой стройки без опасений. «Зона» сохраняла, как говорят сейчас нейтралитет. Однажды, в одной из драк был избит подросток из «новостройки», и с проломленной головой доставлен в больницу за городом. Участников драки задержали, но это не остановило вражду.
Проводив друзей домой, я возвращался один, как всегда сократив путь, через стадион. У берега реки услышал голоса и подошел.
- Привет, что за собрание? Кого бьем?
- А бить сегодня никого не будем. Мы поймали двоих городских и сейчас их… утопим.
Человек десять были настроены воинственно.
- За что же это такое наказание?
- Как за что? За то что «нашему» голову штакетником пробили, вот.
- Понятно. Значит месть. Кровь за кровь, как говорят.
Надо было что-то делать. Быть соучастником преступления нельзя. Открыто выступить против, значит и себя прировнять к врагам. Решение пришло мгновенно.
- Значит так. У меня предложение. Дайте мне велосипед, и я съезжу в больницу. У меня сегодня там сестра дежурит. Я и узнаю, если парень умер, то ваше дело, как поступить. А если жив надо будет их отпустить.
Велосипед мне дали, видимо ребята поняли, что зашли слишком далеко, но никто не хотел в этом признаваться.
В больнице сестра сообщила неприятное.
- Кого навестить ты приехал, …в морге он уже часа два.
Назад я ехал медленно, пусть самые злые остынут немного. Да и подумать надо.
- Так, такие вот дела. Парень жив, но без сознания. Если до утра доживет, будет жить.
- Ты что? Нам, что до утра этих придурков сторожить?
- Почему до утра, мы же договорились. Если жив, отпустим. Пусть идут себе… пока.
Толпа расступилась и двое подростков медленно вышли из круга. Шагов через пять они «рванули» так, что догнать их уже никто бы не смог.
На второй день город узнал, что пострадавший в драке умер. Следствие шло не долго. Все несовершеннолетние участники драки попали в колонию, а самому старшему, который и выломал из забора роковую «штакетину» определили высшую меру. Суд был открытым и вражда… прекратилась.
Среди «городских» у меня тоже появились друзья.
«Жека» Кокоулин, Сулимов и еще один по кличке «Федорыч».
Фамилию уже не помню, а врать неохота. Ребята увлекались футболом и боксом.
На футбол меня папа не отпускал, а вот тренировочные перчатки я купил и с удовольствием колотил мешок с опилками, подвешенный на турнике.
К работе папа привлек всю семью.
Камни для фундамента грузили в карьере из отходов. Мох собирали на болотах далеко за городом, а бревна заготавливали в районе поселка Вавилово. Привезенный лес надо было срочно освободить от коры, чтобы короеды не «сьели» дерево. Это была моя обязанность, я так намахивался топором, что мешок с опилками отдыхал. Потом «шабашники» изготовили сруб будущего дома. Я впервые видел эту работу. Все звенья пронумеровали краской. Фундамент к этому времени был готов. Для того чтобы «поднять» дом, родители пригласили человек десять на «помощь». За один день все бревна были уложены и даже стропилы закреплены коваными скобами. Потом целую неделю сестры и я вколачивали мох в щели между бревнами деревянными лопаточками. К этому времени строящуюся улицу переименовали. Домов было уже около десятка, когда жители узнали, что «зоне» дали имя. «Отводный Камень» не понравился никому. Прошедший фильм «Весна на Заречной улице» навел на мысль, которую новоселы изложили в коллективном письме в городской Совет.
На всякий случай копию отправили в газету «Стальная Искра».
Удивительно, но просьбу удовлетворили. Улица стала «Заречной».
Наш дом получил номер три.
А первый, сразу за мостом номер один. Построил его один из начальников Козловский. Жена, учительница в первой школе и два сына Валерий и Стасик.
Так как мы учились в разных школах, то общались мало. Еще один дом построил Гусев, его жена тоже работала в школе №1. Рядом с ними Якунины.
Улица формировалась, соседи знакомились и делились друг с другом советами. Уличное освещение было бесплатным и папа с удовольствием повесил на ближайший столбе фонарь с выключателем в доме. Железную дорогу электрофицировали. Вместо тепловозов стали ходить бесшумные электровозы. Это стало причиной постепенного закрытия всех карьеров вдоль дороги. Дело в том, что какие-то «блуждающие токи» от проходящих поездов могли вызвать подрыв детонаторов и привести к трагедии. Рабочие переходили на другие предприятия города. А между двух бывших карьеров начали строить телевизионную вышку, к радости всего Миньяра.
В это же время в городе построили и перерабатывающие предприятия карьеров, продолжающих работать. Щебеночные заводы работали круглосуточно. Мы иногда прибегали посмотреть работу дробилок, но каменная пыль нас быстро отучила от любопытства.
Мост перестал иметь важное значение и потихоньку ветшал. Часть перил подгнили и исчезли с чьей- то помощью. Ежегодно половодье подмывало, обросшие зеленью быки, и было ясно, что долго они не выдержат. Плотины, регулирующей водосброс, еще не было. Большая вода участвовала в строительстве обещанного коммунизма, перемещая огромное количество бревен из точки А в точку В. Частенько вода уносила часть сарая или забора нерасчетливых хозяев. Если бревна ловить было запрещено, то о плывущих досках и калитках никто не говорил. Мы частенько баграми, стоя на мосту, ловили стройматериалы.
Первого мая родители ушли в гости. Мы готовились к переезду в новый, недостроенный дом и уже складывали нехитрые пожитки.
Я, с багром в руках, дежурил на мосту, поджидая речного подарка.
Река Сим, затопив все огороды неслась между опорами моста так быстро, что я промахнулся по плывущей доске.
Быстро перейдя на другую сторону, промазал опять. Перил здесь не было. Кованный крюк ушел под воду вместе с длинным шестом.
Не сразу сообразив, что произошло, понял что меня несет по реке в сторону скалы. Сапоги болтались на ногах и не давали плыть.
Да еще выпускать из рук шест не хотелось. Как назло ни одного бревна вокруг. Равнодушно осмотревшись, спокойно встретил мысль, что не выплыву. По берегу со стороны улицы Вокзальной бежала женщина и кричала.
- А ну плыви, давай, к берегу, чего ты там барахтаешься. Тебе говорят, плыви давай.
Такой здоровый, плыви, тебе говорят. Не тони, тебе говорят.
Попробовав плыть, я заметил, что скала остается далеко слева. Вправо была отмель. На нее и несло меня. Вскоре близкое дно подсказало, выплыл. На берегу женщина позвала домой, но я босиком побежал домой. Мост - предатель пробежал не останавливаясь. Сапоги и багор остались в реке, принесенные в жертву. Сестры занимались своими делами и не обратили внимания на мои переодевания. Чтобы согреться, залез в постель и … уснул.
Минут через десять прибежала домой мама.
– Закий где?
- Где ему быть? Нагулялся видно, спит почему- то.
- Слава Богу, а то меня как стукнуло, аж сердце заломило. Ну ладно, я пойду назад, надо же отца привезти обратно, сам то он не придет.
Выспаться мне не дали. Разбудив, все спрашивали, как могло произойти событие известное уже двум улицам. Я рассказывал, припоминая до подробностей свое падение и последующее спасение. Причину падения объяснил отсутствием перил. Тайной для меня остался промежуток времени между взмахом багром и барахтаньем на поверхности реки. Абсолютная темнота. Загадка. Вечером не мог долго уснуть и утром встал с головной болью. Два дня голова раскалывалась, но врач консультации не нашел признаков болезни. Воспоминания мне были неприятны,
Я перестал всем рассказывать о происшествии. Боли уменьшились и вскоре прошли.
Окончание учебного года запомнилось массовым приемом в Комсомол. Меня с первого раза не приняли. Во время ответов на легкие вопросы, стоя у доски, я попробовал приподнять ее за спиной. Доска легко сошла с гвоздей, а вот поставить на место было невозможно. Мало того, наклонившись, она чуть не упала на головы комиссии. На этом заседание было окончено, вопрос обещали разобрать через месяц. Хорошо, что пионервожатая, моя старшая сестра организовала прием через установленное время. В райкоме я вел себя достойно высокого звания и получил заветную книжечку.
Мои друзья тоже стали передовым отрядом советской молодежи. К этому времени мы были записаны во все библиотеки города. Новые книги непременно обсуждались, а фантастика завораживала, невзирая на различие характеров. Риваль рос в неполной семье. Мать не работала и жила на алименты. Два старших брата жили со своими семьями. Младший, Ракип был самостоятельным и в наших проделках не участвовал. Он хорошо играл в футбол, знал весь состав клубных команд и вообще был не по годам серьезен. Нехватка денег другу не нравилась. Он ловил кротов, сдавал шкурки, собирал металлолом. Мы тоже собирали, но для своих нужд. А Риваль деньги отдавал матери. Виталий Чернов, единственный сын в семье мне казался неженкой. Тяжелая болезнь в детстве напугала родителей и ему прощалось все. Первый велосипед появился у него. Первый фотоаппарат тоже. Но он не был жадиной. Книг читал он больше нас, но помнил плохо.
Мне не нравилось, что друг всегда хочет выделиться из «серой массы» любой ценой. Но, идеальных людей не бывает. Мы прощали друг другу недостатки.
(Продолжение следует)