Саша и Коля, так без фамилии и отчества звали двух нищих моего детства, которые проживали в какой-то деревне толи Патракейка, толи Зайковка близь города Заволжска. Это были два брата, родные или двоюродные, не знаю, но оба они не могли ни говорить, ни слышать. Глухонемые в общем. Коля – высокий, на вид в диапазоне от сорока до шестидесяти, высокий, худой, в любую погоду и время года в бывшем когда-то зелёным пальто, будто снятом с чучела на колхозном поле и в кирзовых сапогах. Саша, значительно ниже и чуть моложе, в армейской фуфайке типа «бушлат», цигейковой шапке-ушанке настолько плоской, что можно подумать, будто по ней пару рабочих смен ездили грузовики с углём, и таких же видавших виды кирзовых сапогах. У обоих за плечами висели брезентовые вещмешки.
Пару раз в неделю эти колоритные персонажи появлялись у магазина номер шесть в фабричном микрорайоне «Фибра». Они молча стояли с двух сторон у входа в магазин и кланялись каждому проходящему мимо, бормоча что-то нечленораздельное, больше похожее на мычание. Их ни кто не гонял, не ругал и не обижал, жители микрорайона относились по-доброму, подавали мелочь или помогали продуктами.
Иногда я и сам подавал в их протянутые заскорузлые ладони, казавшиеся мне просто огромными, несколько копеек, оставшихся от сдачи, и быстро, быстро уходил, стесняясь их бурной благодарности. Получив монетку, они начинали истово креститься, виновато улыбаться, кивать головой, аккомпанируя всему этому громким мычанием.
В конце апреля 1975 года на школьной перемене, во время визита в школьный туалет, я стал невольным свидетелем разговора более старших ребят из седьмого класса. Сам-то я на тот момент был в четвёртом, но учитывая, что в школу я пошёл с восьми лет, то разница в возрасте была не слишком существенной.
Школьный туалет для мальчишек был местом сакральным, именно там обговаривались важные планы, устраивались разборки, выяснялись отношения, именно там у большинства ребят появлялся первый опыт знакомства с табачными изделиями.
Юные злоумышленники планировали напасть на местных безобидных побирушек с целью завладения их скудным дневным доходом.
Что делать? Рассказать всё своей классной? Нет, нельзя. Я же не ябеда-корябеда и не «стукач занюханный». Ронять свой мальчишеский авторитет, а он у меня после нескольких довольно ярких в рамках школы случаев имелся и не маленький. Нет, драчуном и задирой я не был, да и в пионерах-героях не значился, но за себя и друзей своих постоять мог и очень даже не плохо. А тут на тебе, настучал, пусть и по делу, из благих побуждений, но настучал же! Надо действовать самому, причём быстро.
Воспользовавшись тем, что уроков у меня было на один меньше, чем у семиклашек, я вместо того, чтобы идти домой, сломя голову побежал к своей бабушке Зое, которая жила рядом со школой. Оставив в комнате её коммунальной квартиры портфель и сказав что-то про срочную необходимость сбегать кое куда, помчался к магазину предупредить Колю и Сашу о готовящихся в отношении них действиях криминального характера.
Мои знакомые были на месте, как два часовых на своём посту. Они напоминали красноармейцев у дверей Смольного в Петрограде из кино про революцию. Не хватало лишь винтовок в положении «к ноге» и белых бумажных листочков – мандатов (пропусков) нанизанных на длинные трёхгранные штыки. Жаль только, что в отличии от закалённых в боях с контрреволюцией красноармейцев, Коля и Саша были совершенно не воинственного склада характера.
Постояв и понаблюдав пару минут за окружающей обстановкой, я подошёл к Коле и передал ему заранее подготовленную записку. На листке, вырванном из тетрадки по математике, было написано: «Уходите! У вас хотят отобрать деньги».
Коля заметно растерялся, когда я вместо привычных медяков положил ему в руку сложенный в несколько раз листок бумаги. Как Штирлиц после передачи шифровки Пастору Шлагу, в целях конспирации я зашёл в магазин, покрутился у витрины-холодильника рассматривая дары моря, представленные хеком и путассу (рыба семейства тресковых) и спустя несколько минут вышел.
Коля и Саша стояли на своих местах, как ни в чём не бывало, а в большой квадратной урне я заметил листок из своей тетрадки. Вот и делай добро людям! Я обиделся и просто хотел уйти, но решил всё-таки попробовать ещё раз. Вытащив листок из урны, развернул его текстом вверх и показал уже Саше, тыкая пальцем в написанные мною загогулины букв.
Каково же было моё удивление, когда я понял, что эти два взрослых, даже уже стареющих дяди были не грамотными и не умели читать. Пришлось объяснять им на пальцах в силу всех своих актёрских способностей. Саша и Коля смотрели то на мою пантомиму, то друг на друга. Наконец-то до них дошло, о чём я тут распинаюсь, но было уже поздно. Пятеро начинающих гангстеров местного разлива вышли из-за поворота и остановились через дорогу у киоска «Союзпечати».
Бало ясно, что малолетние грабители ждут, когда я уйду, чтобы без свидетелей провернуть своё тёмное дельце. А ещё, глядя на испуганные лица моих подопечных, я понял, что экспроприации нетрудовых доходов они подвергаются не впервые.
Рядом с магазином, метрах в сорока, была остановка общественного транспорта, на которой останавливался один единственный автобус с табличкой «ФИБРА» на лобовом стекле. Следующая остановка была конечная - «Клуб фибровой фабрики» бывшая церковь (сегодня это опять церковь). Недавно как раз в сторону конечной проследовал автобус, значит, скоро он поедет в обратную сторону.
Взяв Колю и Сашу за руки, я буквально потащил их к остановке. Ждать пришлось недолго. Затолкав их в заднюю дверь, сам заскочил в переднюю и отдал гривенник (10 коп.) кондукторше из расчёта по пять копеек с носа (5 коп. тогда стоил один билет), попросив её высадить эту колоритную пару на остановке «Дом быта» (от туда им легче выбраться из города в свою деревню).
Не смотря на большое наличие свободных мест, Коля и Саша продолжали стоять на задней площадке. Было видно, что автобус для них из разряда запредельной роскоши. Спешно пожав по очереди протянутые мне руки, я вышел. Двери с шипением закрылись и автобус начал движение. Из-за его заднего стекла на меня смотрели две растерянно и благодарно улыбающиеся физиономии, одна повыше, другая несколько ниже.
Что дальше? Может рвануть сараями к бабушкиному дому? Ну уж нет, бегать не мой конёк, да и всё равно завтра в школу, а там они меня найдут на раз-два. Лучше уж разобраться здесь и сейчас, тут хоть прохожие могут вмешаться и растащить, главное чтобы в глухом месте не попасться. Эх, жаль друга своего Олега Мартемьянова или, на худой конец, Вовку Молчанова с собой не позвал, всё легче было бы отбиваться. С этими мыслями я, подняв голову и упрямо расправив плечи, пошёл прямо по тротуару улицы Островского с места потенциального происшествия. Случилось чудо! Ни кто на меня не напал и даже не окрикнул.
На следующий день на перемене после второго урока ко мне держа руки в карманах подкатил парламентёр.
- Ты Димка Саломатин?
- Ну, я. А что, не похож?
- Тебе в туалет нужно. Срочно!
- Да я не хочу. У меня самовар ещё не закипел. Как нибудь потерплю.
- Ну, как знаешь. Шутник. Я сказал, ты услышал. Тебе жить!
Делать нечего, место встречи изменить нельзя. Надо идти, а то решат ещё, что испугался. Спустился на первый этаж, подошёл к туалету, взялся за ручку и открыл дверь с чувством, сравнимым с тем, которое у меня всякий раз возникает при входе в зубной кабинет. И боязно и надо.
Только я вошёл, сразу кто-то толкнул в плечо. Я устоял. И сразу над ухом раздался грозный, мальчишеский с хрипотцой голос, как у курильщика со стажем:
- Не трогать его! – и, уже обращаясь в мой адрес, добавил: - проходи, не бзди.
- Сам не бзди! – сказал я, ища глазами говорившего, а сам сдвинулся в сторону, чтобы в случае чего, прикрыть стеной спину. В моём сером веществе, называемом в анатомии головной мозг, вновь промелькнули запоздалые мысли о том, что какой же я дурак, что пришёл на эти разборки, не предупредив друзей-одноклассников. Хоть бы по нужде кто нибудь из них захотел.
Со мной беседовал гроза среднего звена школы, которого весь педагогический коллектив просто мечтал перевести в какое-нибудь другое учебное заведение с воспитательным уклоном или поскорее сбагрить в ПТУ. Не буду раскрывать тайну его имени, а то вдруг он стал приличным человеком, бизнесменом, например, (много их в девяностые из бандитов образовались) и моя информация может ему повредить в конкурентной борьбе. Поэтому назовём его по кличке - «Серый».
- Это правда, что у тебя отец работает в ментовке участковым, а старший брат учится в нашей школе в восьмом? – продолжал допрос будущий потенциальный бизнесмен.
- Правда, - ответил я, почему-то совсем не удивившись его осведомлённости.
- Я же говорил, что это блатной пацан, - сказал худой, как велосипед, парнишка.
- Хоть блатной, хоть приблатнёный, мне по х…(пи-пи-пи), - хорохорился старший и, обращаясь ко мне, продолжил, - ты нахрена вчера этих попрошаек в автобус засунул?
- А ты сам постой на ногах целый день. Устали они.
- Самый жалостливый или просто дурачком прикидываешься?
Я промолчал. Из туалетной толпы послышалось хихиканье.
- Они твоя родня или кореша, чтобы за них мазу держать. А может и ты такой же? Побираешься где нибудь в втихаря, а с нами не делишься! – развивал свой издевательский допрос «Серый».
Я продолжал молчать. Худой опять услужливо проявил свою осведомлённость:
- Нищих этих зовут Саша и Коля. Их тут все на «Фибре» знают.
- Сам знаю, что не Чук и Гек, блин, тебя вообще не спрашивают, - осадил худого «Серый», - повернулся ко мне и продолжил: - они нам денег должны, долг, понимаешь? Теперь получается, что долг тебе придётся за них отдавать.
Я продолжал молча стоять, глядя прямо в глаза «Серому». А пальцы уже сами по себе сжались в кулаки, и лицо стало приобретать зловещее выражение, которое моя бабушка называла «как Ленин на буржуазию».
- Ни чего я вам не должен! – сквозь зубы скорее прошипел, чем сказал я продолжая смотреть на предводителя местной шантропы.
- Какой дерзкий! А если мы тебя сейчас всей толпой тут замесим, что делать будешь? Обосрёшься ведь и до очка доканать не успеешь.
- Сам обосрёшься. – возбуждение мешало сформулировать мне более длинную фразу, но и эта выглядела весьма достойно.
- Герой что ли ….(пи-пи-пи)? Давно по соплям не получал… (пи-пи-пи) – также перейдя на короткие фразы и пересыпая речь крепкими выражениями непечатного свойства, «Серый» схватил меня одной рукой за отворот тёмно синей школьной куртки-пиджака.
Я ударил его по руке, сбив захват, и встал, как мне тогда представлялось, в глухую боксёрскую стойку (каратэ и всякими там восточными направлениями я тогда ещё не начал заниматься). Постаравшись придать голосу максимально низкое звучание, я зарычал, обнаружив, к удивлению собравшихся, серьёзные знания ненормативной лексики:
- Давайте, подходите….(пи-пи-пи)! Ну, ссыкуны туалетные, кто первый… (пи-пи-пи)? Я вас потом всё равно уделаю, как бог черепаху! (это выражение я слышал в каком-то кино и вот пригодилось), по одному переловлю….(пи-пи-пи).
Зазвенел звонок. Я продолжал стоять в позе Мухаммеда Али, а драка всё не начиналась и не начиналась. Может, мои оппоненты ждали команды «Серого» или когда я сам первым ломанусь в атаку? Я уже не знал, какие ещё страшные угрозы и кары небесные сулить им дальше, а повторяться не хотелось, не по пацански это, повторяться.
Возникла пауза. Обстановку резко разрядил всё тот же «Серый».
- Ладно, всё! Замяли! Пошли на урок, - произнёс он, встав ко мне спиной и обращаясь к набившимся в туалете мальчишкам, которых оказалось раза в два больше, чем в начале нашего сугубо мужского разговора и добрая половина из них были просто любопытные зеваки, забывшие, для какой надобности они вообще сюда зашли. Обращаясь ко мне, «Серый» продолжил:
- Ты руки то опусти, расслабься, ни кто тебя не тронет, не должен ты ни чего. Просто попугать хотели. Но ты не из пугливых, уважуха.
Туалет опустел. Больше серьёзных конфликтов у меня с «Серым» и его бригадой не было. А после летних каникул, он в сентябре уже в нашей школе больше не учился.
Года через два Саша и Коля пропали. Говорили, что Саша помер от какой-то серьёзной болезни, а Коля очень переживал его смерть и собственное одиночество. Спустя несколько недель он тоже скончался. А может, просто ушёл странствовать по миру, проверяя людские души на готовность помочь, на жалость и сострадание.
Странно, но в моём советском детстве Коля и Саша были единственными нищими и они очень отличались своей чистотой, трезвостью и внутренней порядочностью от нищих, которые пришли позже и в буквальном смысле наводнили просторы матушки России с появлением капитализма в девяностых годах.
Дмитрий Саломатин (июль 2022 г.)