Роман «Звёздочка ещё не звезда» глава 176 часть 4
— Да спит у меня бабушка, спит, — твердила Оля, будучи уверена, что это так.
— Это только кажется, Оль. К сожалению, она уже… — остановилась Лена и не договорила то, что хотела сказать.
Сквозь приоткрытую дверь выглянуло полупрозрачное лицо Оливии Никитичны, похожее на дымку. Старушка с нескрываемым любопытством подслушивала разговор внучки с одноклассницей. Она собралась погладить внучку по голове, но её рука прошла сквозь неё.
Оливия Никитична испуганно смотрела и не могла понять, что происходит. Она вытянула руку из тела внучки, пошевелила пальцами, а потом испуганно проговорила:
— Что это со мной? Померещилось или я сплю? Руки-то почему у меня прозрачными стали? Сплю, точно сплю.
Оля не слышала и не видела свою бабушку. Она даже не почувствовала, что та прикасалась к ней, и её рука погружалась в неё, как ложка в кисель. Лена же стояла и растерянно хлопала ресницами, глядя на призрак Оливии Никитичны.
Оля не могла понять, что такого Лена разглядывает за её спиной. Она оглянулась, но ничего не заметила.
Старушка проворчала:
— Олюшка, ты что гостью в дверях держишь? Надо хоть чаем Леночку напоить. Нехорошо так, не по-человечески как-то.
Но внучка её не слышала и не видела. Тогда Оливия Никитична ещё раз повторила, уже повысив голос:
— Хватит в дверях стоять, пойдёмте чай пить, — надеясь, что за кружкой чая внучка помирится с бывшей подружкой. — Проходи, Леночка, проходи-и, — Оливия Никитична поманила её пальцем. Ширяева смотрела на него и не трогалась с места.
— А ты чего побледнела? — спросила Оля гостью. — Тебе плохо, да?
Лена кивнула в ответ, подтверждая.
— Может, к нам зайдёшь? — предложила Добрикова.
— Да-да, пусть зайдёт! — обрадовалась бабушка. — Леночка, не стесняйся, проходи. Ну что ты стоишь, как чужая?
И тут Ширяева невольно ответила ей:
— Спасибо, Оливия Никитична, я зайду, но ненадолго. Здравствуйте. Простите, я забыла с вами поздороваться.
— Да здравствуй, здравствуй… Ну, забыла, так забыла, — сказала бабушка Оли. — Все же мы люди, и все забываем. Нашла из-за чего переживать.
— Спасибо! Вы очень ко мне добры, я давно хотела вам это сказать, да не успела, — Лена сняла очки и вытерла рукой слёзы.
— Только не плачь, не плачь. Ты сказала — я тебя услышала! — старушка приветливо улыбалась.
Оля оглянулась, но не увидела бабушки за своей спиной, а потом вытаращила на Лену глаза и переспросила:
— А ты с кем сейчас говорила?
— С бабушкой твоей, — откровенно призналась Лена.
— А как? Она же спит. Как ты могла с ней говорить? Ты правда того… — Добрикова повертела пальцем у виска.
— Сегодня я это слышу от тебя уже не первый раз, — ответила ей Ширяева.
— Олюшка, да как ты смеешь так с Леночкой говорить? — разнервничалась Оливия Никитична, — Что ты себе позволяешь? Разве я тебя этому учила?
Оля же по-прежнему не слышала её, и бабушку это возмутило:
— Ты как себя ведёшь, а? — стыдясь за внучку, негодовала она.
— Вы только не волнуйтесь, Оливия Никитична, я вам всё объясню, — робко обратилась к ней Ширяева, — Оля вас не слышит и не видит. Вы только не пугайтесь.
И Оля на это возразила:
— Конечно, не слышу и не вижу, её же тут нет, она в кресле спит.
— Да я проснулась, вот она я, — старушка прикоснулась к себе рукой и не ощутила своего тела. — Ничего не пойму: что со мной? Почему я прозрачная-то?
— Вы тут и не тут, — попыталась ей объяснить Лена и не знала, как это сделать. — Представьте, что вы были гусеницей, а скоро станете бабочкой. Крылышками взмахнёте и полетите.
— Ширяева, хватит меня разыгрывать, — прикрикнула Оля, — иди уж домой, пока мы с тобой окончательно не переругались. А то спущу тебя с лестницы и полетишь бабочкой вниз. Я тебя предупредила.
Оливия Никитична прикрикнула на внучку:
— Не груби! Как ты себя ведёшь, а? Эх ты…
— Оля, я сочувствую тебе, — сказала Лена однокласснице и, взглянув на её бабушку, добавила, — и вам тоже, Оливия Никитична.
— Я не могу понять, о чём ты? — переспросила Оля, теряясь в догадках, а потом высказала одну из них вслух: — Я поняла: у тебя весеннее обострение. Верно?
— Вызывай скорую, Оль, — попросила её Лена.
Но Добриковой вдруг стало жаль её, и вызывать скорую помощь она не торопилась, а лишь на всякий случай предупредила:
— Тебя же в психушку увезут. И будешь там лежать до скончания века.
— Скорую не мне надо, а твоей бабушке, и ещё твоим родителям нужно сообщить.
— Зачем? Она же спит.
— Я не сплю, тута я, — отозвалась Оливия Никитична.
— Спит вечным сном, — сказала Лена, опустив глаза. — Вызывай скорую.
— Не буду. Она проснётся. Она устала. Она проснётся. Она мало спит. Зачем ей вечно спать? У неё дел по дому хватает.
— Да, проснулась я! Вот она я, — Оливия Никитична смотрела на внучку, недоумевая, почему та её не видит. Она даже провела перед её лицом рукой, но внучка не заметила этого, продолжая разговор с Леной:
— Ширяева, иди уже домой, — теряя терпение, проговорила Оля. — Что ты до меня докопалась? Бабушка спит. Иди сама посмотри.
— Олюшка, да я уже проснулась, что ты такое говоришь?! — разнервничалась старушка.
Но Оля распахнула дверь и пригласила Ширяеву войти:
— Проходи, Лен, убедись сама.
Лена вошла. Разулась. Робко проследовала в гостиную вместе с Олей и парившей рядом Оливией Никитичной. Призрак старушки был как будто привязан к её солнечному сплетению нитью, а потом вернулся в тело.
Оля подошла к бабушке, похлопала её по щеке и сказала:
— Баба Вия, проснись. Хватит спать.
Но бабушка не проснулась. Из её тела опять вылетел призрак Оливии Никитичны и испуганно парил по комнате, бормоча себе под нос:
— Надо же, сон всё снится и снится, а я летаю и летаю. К чему бы это? Может, к дождю? Давеча суставы ломило, а сейчас ничего не болит. В теле лёгкость, как будто заново родилась. С Олюшкой вот беда — не слушается меня. Поскорей бы уж прошёл этот переходный возраст.
— Проснись, баба, проснись… — повторяла Оля без счёту раз, а привидение бабушки летало по комнате, но она его не видела. — Бабушка, ты меня пугаешь… Проснись же. Ну, хватит спать… — просила она со слезами на глазах.
— Оль, давай в ноль три позвоним, а? — предложила Лена ещё раз, и она согласилась.
Они позвонили. Долго ждать не пришлось. Только после приезда скорой помощи Оля поняла, что Лена на самом деле видит и слышит то, что другие не видят и слышат. И она слёзно попросила её:
— Ты скажи бабушке, что я виновата перед ней. Не в духе была и ей дерзила. Пусть простит меня, если сможет.
— А ей и говорить не надо. Она всё слышит, — ответила Лена Оле. — Ты говори, говори, а я тебе передам её ответ.
— Я люблю тебя, бабушка-а! Прости меня-а, прости. Я не знаю, что сегодня на меня нашло и как мне с этим жить дальше, если ты меня не простишь.
— Олюшка, да простила я тебя, простила. Я же тебя люблю и совсем не обижаюсь. Я ж бабушка твоя, а бабушки внучат любят сильнее, чем детей. На то мы и бабушки, чтобы любить и прощать, — сказала Оливия Никитична и попыталась обнять внучку, но у неё это не получилось: она пролетела сквозь неё. — Чудно: я тебя вижу и слышу, а ты меня нет, — удивилась она своему новому состоянию, пытаясь к нему привыкнуть.
Лена повторила её слова Оле, и старушка напоследок прошептала:
— Ладно, хоть Леночка моё прощение тебе передала, теперь и душа моя спокойна будет. Спасибо ей сердечное и моя благодарность. Об одном прошу: живите дружнее! И Ниночке моей это же передай. А больше мне ничего не надо, у меня всё есть.
Оливия Никитична вернулась в своё тело и больше его не покидала. Лена дождалась прихода родителей Оли и пошла домой. Ей нужно было самой оправиться от сегодняшних потрясений, чтобы жить дальше.
© 27.07.2022 Елена Халдина, фото автора
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение глава ↓
Предыдущая глава ↓