Владислав Фелицианович Ходасевич стал известен в России и в эмиграции как прозаик, мемуарист и, конечно, же как поэт (прототип Кончеева в набоковском «Даре»). В книге, которая мне попалась в руки, мемуары (включая «Некрополь») составляют 80% текста, при том, что представлены три основных сборника стихов Ходасевича («Путем зерна», «Тяжелая лира» и «Европейская ночь»), а также отрывки из его ранних сборников «Молодость» и «Счастливый домик». В любом случае этого достаточно, чтобы составить себе представление о Ходасевиче, как об очень разносторонне талантливом человеке. Наряду с поэзией Поплавского и Георгия Иванова стихи Ходасевича представляют собой линию Достоевского в русской лирике – это стихи онтологические, болезненно экзистенциальные.
В своих лучших лирических творениях Ходасевич противопоставляет мир поэтического вдохновения, мир полутонов и полувздохов, тонкий мир пошлости повседневного бытования. Трагедия, препарируемая Ходасевичем и воплощаемая им в лучших его стихах, состоит уже в том, что мы попали в этот мир, что поэт вынужден разрываться между духом и плотью, «ища пенсне или ключи». Порой мрачность, отчаяние берет верх в поэзии Ходасевича, отчего она не становится хуже, только в ранних стихах – это поза, а в поздних – выстраданная боль. Он пишет о том, как душа, словно йод, «жжет и разъедает тело» в достаточно традиционных по форме, почти классицистских, державинских стихах.
Именно с позиции формы, которая делается у Ходасевича незримой, почти бесплотной, этого поэта весьма трудно причислить к какому-то ни было литературному направлению. Его сложные отношения с символизмом получили свои развитие в книге воспоминаний «Некрополь», где помимо мемуаров содержится еще и достаточно глубокий анализ самой его специфики как синергии искусства и жизни. «Некрополь» состоит из статей не только о символистах (Брюсове, Белом, Блоке, Сологубе), порой содержащих глубокий анализ их поэзии, но также эссе о тех, кто в этот круг либо не входил вообще (Есенин, Горький, о последнем написано, что удивительно, комплементарно), либо входил, но литературного следа не оставил (Петровская, Муни).
О последних двух никому сейчас почти уже неизвестных людях написано так ярко, объемно, аналитично и вместе с тем содержательно, что думается: чем мельче фигура, тем масштабнее Ходасевич создал ей памятник. «Некрополь» - замечательное дополнение к его стихам, написанное к тому же прекрасной прозой. Всю свою жизнь Ходасевич отстаивал эстетическую независимость суждений и творений, и как показывает его лирика и мемуаристика, это у него прекрасно получилось. Как показывает «Некрополь», Ходасевич никогда старался принципиально не ссорится со своими друзьями, был дружелюбен и эмпатичен к чужому мнению, при этом его лирика доказывает невероятную художественную бескомпромиссность в собственном его творчестве.
Для издания в 1927 году Ходасевич выбрал из трех своих последних сборников лишь лучшие, на его взгляд, стихи, его эстетический максимализм и перфекционизм были таковы, что от читателя скрылось сколь много и долго он работал над стихами, и как при этом беспощадно он относился к результату. Его поэзия, имеющая прямое отношение к человеческому существованию, показывающая его взлеты и падения, бездны и парения, внешне весьма традиционна, но это не мешает увидеть ту ее невероятную глубину, которую отметил даже Набоков, обычно достаточно требовательный к своим современникам. Уживчивый и внимательный Ходасевич получил в его лице хорошего друга и коллегу, что и получило отражения в «Даре» - наряду со всем прочим замечательном портрете эмигрантской жизни в Берлине в 1920-е.