Обретение себя.
Свет утреннего солнца, пробивавшийся из узкого прохода, по мере того, как братья Общины закладывали вход камнями, постепенно покидал пещеру. Скоро о том, что снаружи, день или ночь, можно было судить только по тонким лучикам света, проходившим свозь щели между камнями, но, через некоторое время, и они пропали, старательно замазанные глиной с внешней стороны.
Непроглядная тьма заполнила всё вокруг. Вздохнув, молодой человек в длинной льняной рубахе нащупал стену, и стал спускаться вглубь пещеры. Скоро глаза привыкли к отсутствию света, и контуры ближайших предметов стали чуть различимы. Испытуемый достиг небольшого расширения в конце, где тихонько журчал родник. Потолок был настолько низок, что находиться в пещере в полный рост было невозможно. Встав на колени и ощупав руками пол и стены вокруг, Эммануил нашел дорожную суму полную хлеба, лежавшую на большом плоском камне, а на ее дне – трут и кресало с маленьким масляным светильником. Юноша высек несколько, показавшихся в кромешной тьме, ослепительно яркими искр, зажег светильник и в его свете, рассмотрел свое временное жилище. Тут ему предстояло прожить следующие сорок девять дней и ночей. Пещера была вырублена в песчанике, стены и свод были выложены камнем, а на полу – песок.
Молитва придала уверенности и помогла скоротать немного времени, которое скоро совсем перестало ощущаться, и только потрескивание фитилька в плошке с маслом, да тихое журчание родника в углу напоминали о его существовании. Чтобы не сжечь все масло и не остаться без света, юноша задул огонек, затем, отломив кусок от хлебной лепешки, подобрался на четвереньках к роднику и, размочив хлеб, отправил в рот. Скоро темнота смежила веки и…
Тьма прорезалась мириадами ярких огоньков, складывающиеся в какие-то отдаленно знакомые образы. Разум почему-то стремился к одному из самых маленьких. И вот, он находится рядом с чем-то невероятно прекрасным и до боли знакомым… Яркий зелено-голубой шар, с одной стороны черный, а с другой залитый светом, подчеркивавшим выразительный рельеф его поверхности. Он был живой, дышал как существо и пульсировал жизнью, как город, как единый народ, собравшийся на открытом месте… Это был живой мир! Огромная сила исходила от этого мира, неведомая сила, могучая и манящая. Вдруг, позади и вокруг стали проступать некие сферические тени, подобные самому голубому шару, но совершенно темные, не отражавшие света. Их было не видно – они скорей угадывались по пульсации силы, исходившей от каждого из них. Они так же были живыми, и они говорили – многие голоса послышались с разных сторон и слились воедино в голове молодого человека.
«Мы здесь! Мы защищаем… тебя…»
«От заражения!»
«И это часть… Часть… Малая часть!»
«Тебя!..»
Не зная, как реагировать на эти голоса, первой реакцией стал страх.
«Не бойся! Тебе нельзя нас бояться… Мы часть тебя… Мы твоя стража!»
– Где я? Кто вы? – задал я вопрос.
«Ты здесь… Внутри!..»
«Мы зовемся Хранители…»
«Мы помогаем… Тебе!»
«И уничтожим любого, кто причинит боль… Тебе!»
«Любого иного…»
– А я кто, для Вас?.. – встревожился я.
«Ты… Элохим[20]…»
«Мы часть… Часть тебя…»
«Мы храним… Тебя!»
– Где Вы?
«Здесь… Вокруг тебя… Внутри… Тебя!»
Страх прошел! Меня наполнило чувство радости и защищенности, хотелось летать, кувыркаться в воздухе, слушать Хранителей и говорить с ними снова и снова.
И тут все резко оборвалось…
Я открыл глаза во тьме. Или мне показалось, что открыл глаза.
– Эй, вы где? Хранители! – позвал юноша, пытаясь продолжить разговор с невидимыми созданиями, страстно желая еще раз прикоснуться к этому чудесному миру.
Громкий звук отразился от каменных стен и потолка, вернувшись затухающим эхом.
Испытуемый снова был один в маленькой пещере. Тихое журчание родника подтверждало его догадку. Сколько длился этот чудесный сон, что сейчас, день или ночь? В какой стороне восходит солнце? Куда поворачиваться во время молитвы?.. Мысли спутались окончательно. Как он молился, когда только попал сюда, было уже не вспомнить.
Свет! Где-то здесь был светильник… Плоский камень возле родника. Ориентируясь по журчанию воды, человек пополз на звук. Кажется, здесь был плоский камень… Нет – не здесь… Обшарив весь пол, он так и не нащупал ни своей котомки ни плошки светильника с кресалом. Значит, теперь наступят тьма и голод?.. Сорок девять дней без еды и света! Наверное, когда братья распечатают вход, то найдут здесь только его иссохший труп… Нет. Нет…
– Помогите кто-нибудь! – позвал он во тьме.
Паника! Предательские мысли о неминуемом конце, несли с собой страх, который медленно вползал в сердце, лишая сил сопротивляться…
– Не-е-е-ет!!!
На несколько мгновений наступила абсолютная тишина, он оглох от собственного крика, только удары сердца отдавались в ушах, словно грохот молота по наковальне… Где-то есть выход отсюда! Надо ползти вверх по проходу и стучать в стену… Меня услышат и освободят! Учитель говорил об этом!..
Отчаянье готово было захлестнуть меня целиком. Но стоп! Если я прерву испытание, то, значит… останусь… как отец – простым плотником, посыльным…
Так вот, что это за испытание! Мне надо победить свое отчаянье, не поддаться ужасу, панике! Хорошо – повернуться на спину! Закрыть глаза! Успокоиться, замереть на теплом песчаном полу пещеры!
Я снова заснул. Или мне показалось, что заснул.
Я хотел проснуться, но не мог, словно кто-то незримый держал мои веки сомкнутыми, настойчиво погружая меня в грезы все глубже и глубже. Скоро я увидел сверху большой город с дворцами знати и маленькими домиками простых людей, а в его северной части огромный каменный дом, окруженный со всех сторон стеной. Дом Господа – наш Храм…
С благоговейным ужасом я стал приближаться к нему. Вот я прохожу через оба его двора – Израиль и Иудею, и… проникаю сквозь храмовые врата!..
«Куда? Мне же еще нельзя петь со взрослыми мужчинами!», – хотел я остановиться. Но неизвестная сила влекла меня вперед и вперед. И вот, я оказался в Святая-святых Дома Господа… Я сжался от благоговейного ужаса, и тут я увидел невероятное зрелище!
Бледный, как беленый лен, цадок[21] Захария, в красочном жреческом одеянии, стоял перед раскаленной жаровней, безвольно уронив длинные руки, с зажатыми в них жертвенными дарами, и смотрел на неизвестного безбородого человека в длинном хитоне[22], небрежно облокотившегося на резную колонну, украшенную ангельскими крыльями.
– Ты… – выдавил через силу Захария, – Как, ты, посмел осквернить наш Храм!..
– Да ладно тебе, Захария, – ответил, ничуть не смутившись, наглец, – Не раз наши воины входили сюда, и в эту комнату, разве ты не помнишь? Ну не беда!
Неизвестный повернулся к Захарии спиной и стал обходить Святая-святых, проводя рукой по стенам.
– Это только тем, кто верит в него, ваш бог посылает всякие наказания за несоблюдение ваших глупых правил, – продолжил незнакомец, – Но я-то не в его власти!.. Ты знаешь, Захария, мне очень хотелось испытать чувства Кресса[23], когда он вошел сюда, что бы забрать богатства, принадлежавшие Риму.
Захария, впился в незнакомца ненавидящим взглядом, и не проронил больше ни слова.
– Но, ты знаешь, – продолжил незнакомец, плавно обведя рукой все помещение с жаровней, – Ничего особенного я тут не вижу и никаких особых чувств не испытываю. Обычное помещение для отправления провинциального культа…
Захария затрясся в бессильной ярости.
– Если бы я знал… что ты такой Квинт… я бы никогда не дал тебе крова!..
– Ну, полно тебе… – с умиротворяющей улыбкой продолжил осквернитель Храма, – Я очень благодарен тебе, Захария, и хотел предупредить, что твоя Елисавета тяжела и скоро родит, так долго ожидаемого вами, ребенка… Надеюсь, твоего наследника!.. Ха-ха! А я покидаю твой гостеприимный дом, у меня еще дела в Вифлиеме… И еще, не пытайся звать ваших храмовников или как-то навредить мне – ты сделаешь хуже только себе… Прощай!
Захария склонил седую голову в золоченом кидаре[24], безвольно опущенные плечи в богато расшитом меиле[25] беззвучно затряслись, а на священном жертвеннике, нарушая гробовую тишину, зашипели, испаряясь несколько капелек влаги.
Как же мне хотелось туда – успокоить уважаемого старика, наброситься на подлого иноплеменника, осквернившего наш Храм и восстановить справедливость! Но та же сила, что привела меня в это место, властно вытолкнула обратно во тьму Пещеры.
«Это было давно…» – услышал я чужие голоса.
Боль обиды за доброго цадока, сжала сердце раскаленными клещами и наполнила глаза слезами. Я не хотел открывать их, чтобы не расплакаться. И скоро тьма, сменившая видение, стала собираться в новые образы.
Обнаженный мужчина в причудливой золоченой маске с руками, выкрашенными серебряной краской, приближался к молодой девушке, скорее, даже – девочке, забившейся в угол между большой кроватью и столом. Мужчина нес перед собой масляную лампу, огонь которой осветил испуганное лицо девочки. В ее широко распахнутых глазах отразились яркие огоньки пламени. Черные локоны, в беспорядке спадали на голые, по-детски острые, плечи. Тонкие, изящные руки крепко стиснули колени, прижатые к обнаженной груди. Ее лицо… Оно было до боли знакомым!
– Чего ты боишься? Глупенькая! – заговорил мужчина приятным и таким знакомым баритоном, – Через меня к тебе приходит Бог!
– Я верю в Яхве… – всхлипнула девочка, закрывая лицо узкими ладонями.
– Да, да! Феб[26]! Я Феб, златокудрый, среброрукий бог любви и плодородия! Я сын Юпитера!
Мужчина приблизился к девочке настолько близко, что закрыл ее своим телом… Затем, ведение затуманилось и померкло, но скоро я увидел лист пергамента, испещренный крупными незнакомыми буквами… Я пригляделся – это было ромейское письмо, а деревянная палочка продолжала выводить причудливые черточки, и тут я отчетливо стал понимать каждое слово.
«С превеликим удовольствием и почтением обращаюсь я к высочайшему Экзарху[27]… Эти люди, к которым я был послан Вашей волей, для подготовки плодородной почвы поселения Юпитера, совершенно не годятся для ассимиляции с нами… Они настоящие варвары, и поклоняются не сомну высших существ, величайшим среди которых, конечно же, может быть только Юпитер, а никому не известному совершенно безликому божку, которого они называют Игова или Яхве, у их божка даже имени постоянного нет, и изображать его они не смеют… Воистину эти люди ничтожны, как и их земля, иссушенная солнцем и лишенная живительной влаги! Они совершенно отвергают достижения нашей инженерии, такие как акведук или клоака[28], а ведь это могло бы решить многие проблемы в их земле; не стоит даже говорить о философии и таких необходимых социальных дисциплинах, как право и свободное волеизъявление – для этих варваров такие институты под строжайшим запретом, и поэтому, их земля так ничтожна, а в их селениях всегда страшное зловоние и удручающая нищета… Прошу донести до внимания великого Консула, что этот народ не имеет для Республики никакой ценности. Хотя, что касается их женщин, то они весьма нежны, словно лесные лани и доверчивы, как ручные голуби. Мне довелось отведать тут двух сестренок… Их девушки стали бы достойным украшением патрицианских спален, попади они на наши рынки!.. И еще, не оставьте, пожалуйста, без внимания мою последнюю просьбу. Прошу позволения на перевод из этой забытой всеми богами этнархии[29], куда-нибудь, например, в Кесарию палестинскую, ведь я, Ваш покорный слуга, хоть и не патрицианского рода, но всегда добросовестно выполнял Ваши поручения. Надеюсь на Вашу безмерную милость.
Фламин Феба[30] – Квинт Максимус.»
– Ты снова что-то пишешь? – две изящные ручки обвили широкие плечи, склонившегося над столом мужчины.
– Да, милая… Мне сообщили, что я должен покинуть твою страну. Я пишу, чтобы меня оставили здесь, рядом с тобой, еще ненадолго… – он накрыл девичью кисть своей ладонью, повернул бритое лицо к ней и виновато улыбнулся.
– Но… Но, я тяжела от тебя… – она отпрянула от него и умоляюще сложила красивые руки на девичей груди, ее лицо выражало неподдельный ужас.
– Не бойся! Ты понесла не от меня, а от бога, которого я впустил в себя! Кроме того, если не ошибаюсь, ты принадлежишь к древнему роду. Твои соплеменники не посмеют причинить тебе зло!..
Бритое лицо мужчины осветилось улыбкой. Он приблизил ее к себе и крепко поцеловал в губы.
«Квинт Максимус! Запомни этого иноземца…», – сказал мне кто-то невидимый.
Отец был вне себя от гнева! Его седая борода топорщилась в разные стороны, глаза яростно сверкали, казалось, сейчас они вылетят из глазниц, как камни, из пращи.
– Как ты могла, дочь?! Что ты наделала? Ты понесла от язычника! По доброй воле!.. Какой позор! – отец в бессилии рухнул на единственный табурет у стола и опустил голову.
– Ты хоть понимаешь, в какую ситуацию мы с тобой угодили?! Такой позор для нашего уважаемого рода! Храм разграблен такими же язычниками… Люди перестали приносить жертвы в Доме божьем, у меня никто не покупает цыплят и мышат – нам скоро будет нечего есть… Что нам делать с этим ребенком?.. Что?! – отец поднял обреченный взгляд.
– Твоя старшая сестра Елизавета могла бы помочь с твоим замужеством… А теперь?! Что нам делать теперь?.. – вторила отцу мать, стоявшая, до того, в стороне, – Кому ты будешь нужна?..
Девушка, не в силах больше выносить родительские причитания, закрыла лицо руками и бросилась в свою комнату, и там, упав ничком на соломенную лежанку, предалась своему горю.
Голос матери вернул ее из легкого забытья, в которое она провалилась от слез.
– Мы подумали с отцом… – она присела рядом, – Тебе придется спрятаться до разрешения от бремени… Мы надеемся спрятать тебя в общине ишеев...
– Где тебя заставят работать с утра до ночи и прикасаться там к твоему телу побрезгуют! – послышались крики отца из соседней комнаты, – Какой позор!.. Что ты наделала!?!
– А после родов, ишеи охотно оставят этого ребенка у себя, и ты сможешь вернуться домой. Бедная, моя девочка… – дрожащая мамина рука, не переставая гладила ее по волосам.
…
– Мириям, сестричка, я так давно тебя не видела! – тонкие пальцы Лизы, с накрашенными хной, по последней ромейской моде, ногтями мягко обхватили запястья Мириям, но та старательно отводила взгляд от счастливых глаз сестры и даже попыталась высвободить свои руки.
– Что с тобой, милая моя, Мириям? – разволновалась Елизавета.
– Ты… ты… – Мириям готова была разрыдаться.
Все обидные слова, которые она приготовила для сестры, превратились в тихие всхлипы.
– Пойдем скорей к Храму, тебе надо обязательно помолиться Ему, – Елизавета властно повлекла свою младшую сестру к ступеням, где была женская половина.
Мириям хотела скорей рассказать Елизавете о том, как коварно поступил с ней ромейский жрец, с которым она ее познакомила, но та не дала ей и рта открыть.
– Молись, Мириям, и Он обязательно поможет тебе, как помог мне и Захарию! – щебетала Елизавета, словно весенняя птаха.
Елизавета накрыла голову покрывалом и опустилась на колени перед ступенями Храма, а затем потянула к себе Мириям.
Вокруг, также на коленях, спрятав головы и лица под разноцветной материей, стояли другие женщины, поющие слова молитвы. Вдруг легкая рябь прошла по разноцветному полю покрывал, головы под ними повернулись ко входу.
– Ишей… ишей… – как ветер по цветам на лесной поляне, пронесся шёпот по воздуху.
И тут, вслед за рябью покрывал, в воротах двора «Иудеи» появился человек в простой льняной накидке, закрепленной на голове кожаным ремешком. Он был мрачен и задумчив. Ни на кого не глядя, он прошел мимо женщин, продолжавших петь, при его приближении, поднялся по ступеням и скрылся за створками главных дверей Храма. Сердце Мириям скорбно сжалось, когда он проходил мимо нее, и подпрыгнуло, как от удара, когда створка храмовых ворот с тихим стуком закрылась за ним.
– Ишей Йозеф… – прошептала Елизавета, – Зачем он пришел сегодня?.. Ты знаешь, – наклонилась она к Мириям, – Эти ишеи такие нелюдимые, что даже страх берет, чего они там прячут у себя, за стенами… А еще, говорят, что они ненавидят женщин и совершенно их не касаются… И поклоняются они не Яхве, хотя приносят жертвы в доме Его… – зашептала она на ухо сестре.
Но Мириям ее не слушала, всецело погруженная в свои горькие мысли.
Молитва прошла, как обычно. Коэны[31] выходили из ворот и, пританцовывая, весело пели хвалебные псалмы. Когда же были прочитаны нужные главы Торы, тогда створки храмовых врат распахнулись и мужчины вышли к своим женам, сестрам и дочерям, поднимавшимся с колен.
– Смотри! – дернула сестра за рукав Мириям, поднимаясь на ноги, – Кто это там с нашим отцом?
Сердце Мириям чуть не разорвалось от ужаса. Рядом с ее родным и любимым папой к ним, по ступеням спускался недавний ишей Йозеф! Отец что-то горячо ему втолковывал, а тот слушал с невозмутимым лицом и только изредка кивал.
…
– Значит, Ваша дочь беременна? И Вы не знаете от кого?.. Ну, так приведите ее сюда, к дому Господа нашего, и да свершится Его суд.
– Тише, Йозеф, как ты можешь такое говорить?! Ты же, брат-ишей, а значит должен отвергать всякое насилие! Или ты жаждешь ее крови? Крови невиновной девочки и ее не рожденного младенца?..
– Давайте отойдем от этого святого места!..
– Йозеф, у меня есть немного припасенного серебра на храмовый шекель[32], если ты поможешь защитить наш род от позора – я с радостью отдам его тебе… В качестве приданного Мириям!..
– Хорошо. Я спрошу позволения у Аарона моей общины и, если на то будет Божья воля, то возьму вашу дочь в жены.
Опять состояние, не похожее на явь. Тьма, лишенная каких-либо образов.
Что было только что со мной, что я видел? Эта женщина… Мириям… Она так похожа на… Мама! Так значит, у нее до отца был кто-то еще? А где же дитя?..
Вопросы роились в моей голове, как стая мух над повешенным на кресте…
Если мать была с ромеем, ведь это был явно ромей, то где же тогда был мой отец? Или она была с ним до отца! Тогда…
– Да… Ты и есть их дитя! – сказал кто-то рядом со мной.
Я с испугом начал озираться и шарить руками вокруг себя, но в кромешной тьме Пещеры испытаний было пусто.
У меня пересохло в горле, язык ощущался, как комок сухой тряпки. Я поднялся на четвереньки и пополз на звук, к роднику. Тут мое колено уперлось во что-то более мягкое, чем песок на полу, пошарив руками, я обнаружил свою дорожную котомку с хлебом.
– Спасибо, о, Господи! – поблагодарил я в слух.
Добравшись до воды, я, наконец, напился и утолил голод, затем, уложил сумку рядом с водой, что бы больше ее не искать и отполз на теплый песок.
Сердце бешено колотилось. Почему-то мне казалось, что сейчас вечер и пришло время амиды[33]. Я встал на ноги, забыв о низкой пещере, и стукнулся головой о каменный потолок. Теперь надо обратиться на восток. Но где он? Я как-то давно видел одного слепца, который шел по улице, ощупывая стены домов и прилавки бдительных торговцев, и теперь, словно тот слепец, пригибая голову, чтобы не разбить ее о камни потолка, я стал осторожно ощупывать стены, обучаясь видеть руками. Обойдя по периметру всю Пещеру я вспомнил ее расположение, и в моем воображении появился план, словно нарисованный на куске холста. Я, наконец, вспомнил стороны света, и смог, повернувшись в нужную, пропеть всю амиду.
После вечерней молитвы я мысленно перебрал все псалмы, вспомнил другие молитвы, возможные в конце дня.
– Ты молишься! Кому ты молишься? – чужой голос нарушил ход моих мыслей, слова приготовленной молитвы смешались и вылетели из головы. Побежденный прежде ужас, с новой силой захватил мое сердце.
– Яхве… Яхве! Молю тебя, Яхве… – в исступлении повторял я, забыв продолжение.
«Не бойся! Не бойся! Не бойся…» – отдавался эхом в моей голове чужой голос.
– Избавь меня Господи от темных посланцев твоих… Придай мне силы противостоять искушениям… – страх ледяными пальцами проникал в мое сердце.
«Остановись! Ты говоришь с Хранителями!»
Я зажмурил глаза и, успокаиваясь, лег на спину, пытаясь заснуть.
……
– Мама! Мамочка!.. Что с тобой?.. – детский голосок достиг моих ушей, принося с собой невыносимую резь в животе, – Тебе больно?
Передо мной возникло прекрасное ангельское личико. Я уже когда-то видел его – в детстве… Светлые волосы уложены по-ромейски, невозможные зеленые глаза полны отчаяния, чистая белая кожа щек блестит от влаги, полные губы маленького рта перекошены горем. На заднем фоне угадывается, какая-то невероятная обстановка.
Я был тем, кого этот прекрасный ангел называл мамой, и я снова переживал то, что было с этими людьми… С людьми ли? И где это все происходило? Или еще произойдет?..
«Помоги!..» – прошептали мои губы прекрасному ангелу.
«Ты сам можешь помочь!» – возник чей-то ответ в моей голове.
Потом меня куда-то несли, перекатывали, перекладывали, снова катили, просвечивали, чем-то кололи, и все это сквозь боль, разрывавшую меня на части при каждом движении.
Словно в какое-то окно я увидел странные, не похожие ни на какие мне известные, буквы, сложившиеся в давно понятные слова «НМИЦ онкологии имени …». Что это, откуда это?
Чудовищная боль наполняла все тело! Начинаясь в животе, она сковывала руки и ноги, мешая думать о чем-либо еще.
«Ты чувствуешь это?!»
– Опять? Кто говорит со мной?!.. Господи помоги!..
«Ты чувствуешь… Ты знаешь!»
«Эта боль! Часть тебя!..»
«И ты в ней!..»
Я хотел вырваться из объятий этого видения, но как будто что-то держало меня. Боль! Она становилась все сильнее с каждым ударом сердца! Пугающим многоголосьем боль затопила мое сознанье.
«Ты чувствуешь то, что было с тобой до появления здесь!»
– И что же… было… до… этого? – еле выдавил я леденеющими от боли губами.
«Смотри!» – Приказали голоса хранителей.
Боль померкла, и я снова увидел прекрасный зелено-голубой шар, нестерпимо манивший к себе. И я полетел к нему, а потом вниз сквозь облака, вниз, вниз!
Я пролетал над необъятными лесами, огромными горами и широкими степями, перерезанными голубыми лентами рек. Огромные животные, в перьях и с клювами, похожие на четвероногих птиц, бродили внизу. Они задирали головы вверх и широко открывали клювы в приветственных криках. Огромные птицы с кожистыми крыльями приблизились ко мне и полетели рядом, сопровождая и указывая дорогу.
Потом я почувствовал под ногами земную твердь и шагнул из своего корабля навстречу громадному животному в ярком оперении, на четырех лапах и с длинной шеей… И я начал с ним говорить! С животным ли? Затем я увидел высоких красных людей, таких же как я – с красивыми чистыми лицами, устанавливающих штандарт с Красным драконом на Нашей новой земле и запрягающих в повозки местных «животных»… Прекрасная, богатая планета, доставшаяся мне совсем без кровопролития! Какая же гордость охватила все мое существо! Гордость за себя, за мою Империю! Как только что чудовищная боль не давала мне даже думать, так сейчас непомерная гордыня заполняла все мои мысли…
Я не заметил как, эта гордыня сменилась раздражением, а затем гневом, переросшим в безумную ярость. Местные твари стали противиться моей воле! Словно в багровом тумане я убивал огромных «животных», недавно давших мне приют на этой благословенной земле, не щадя никого – ни взрослых, ни малых, ни летающих, ни ползающих. Мне было приятно погружать свое оружие в мощные тела и смотреть, как они извиваются и дохнут! Кровь цвета индиго и трупы, много трупов, распростертых на земле… Я знал, что они не останутся гнить на своих местах, где их застала моя ярость. Они послужат пищей моим людям их кожа и кости станут служить моей Империи! Я отвоевал место под этим солнцем своему народу! Мои города, мой космофлот! Я был на пике своего могущества.
Когда с гигантскими тварями было покончено, я стал создавать себе рабов! По своему образу и подобию… Планета была полна ценных ресурсов, их надо было добывать, а мои воины и колонисты не были приспособлены к тяжелой и опасной работе. Но развитие рабского прототипа было нарушено одним из уцелевшим «пернатых аборигенов», создавать же новый прототип уже не было ни времени ни ресурсов, поэтому пришлось использовать то, что получилось – малого роста с отвратительной растительностью на теле и лице, но очень сильного и выносливого.
У меня было много дел в разных концах моей Империи и поэтому я не заметил, как мои воины, оставленные охранять разработки ресурсов на Земле, смешались с рабами, породив новую расу. Люди новой расы не хотели быть рабами, они были лучше приспособлены, умели приручать животных… Они понимали планету, и планета платила им признанием! Колонисты моей Империи начали враждовать с ними. Эти люди не хотели жить в устроенных мной городах и не принимали мои законы! Мне пришлось вмешаться, и моя ярость пролилась на себе подобных и их порождений!
И тут перед моим внутренним взором, пронеслась череда ужасных видений. Разлетающиеся на куски, в брызгах крови, тела живых людей, за мгновение до этого говоривших и радовавшихся жизни; огонь, внезапно извергнувшийся из огромных железных птиц и затопивший улицы поселений, неся смерть и разрушение; черствое равнодушие к страданию невинных написанное на безбородых лицах краснокожих воинов. И над всем этим развевающийся штандарт с Красным драконом.
Но однажды, все изменилось. Я потерял связь с другими моими мирами, а затем пришли они… Кометы-убийцы. Они появлялись из неоткуда, казалось, само пространство вселенной порождало их. С ними невозможно было договориться, их было крайне тяжело уничтожить! Они не вступали ни в какие переговоры, им было нужно, только уничтожение моей Империи. Огромные глыбы разнообразных форм целенаправленно обрушивались на мои силы! Их тактика была чрезвычайно примитивна – сначала таранили, уничтожая мои боевые корабли, а затем налетали на планеты. Я видел, как одна за другой некогда живые планеты, полные ценных ресурсов, меняли цвет с зелено-голубого на темно-красный, словно с живых существ сдирали кожу. Последней осталась моя Земля… Я сосредоточил все оставшиеся у меня силы для защиты, но кометы-убийцы легко жертвовали собой, разрывая оборону. Мои ракеты поражали их на дальних дистанциях, но они, распадаясь на меньшие куски, и с запредельной скоростью продолжали нестись к Моей планете, сметая все на своем пути…
Наконец настал день, когда раскаленные болиды соединили, огненными нитями, небо и землю. И в города моего народа ворвалась смерть, горело все – лес, камни, даже вода! Как недавно Я убивал иных, так теперь Кто-то иной убивал Меня. На местах гор образовывались пропасти, вместо равнин появлялись горы, пробуждались новые вулканы! Из недр планеты высвобождались невиданные доселе бактерии и вирусы, мои люди, обессиленные нескончаемыми болезнями, не имели сил спастись из своих домов, медленно пожираемых лавой. Казалось Кто-то хотел, чтобы мы испытали все страдания и боль, причиненные мной иным, и что бы эти страдания длились максимально долго. А потом… суша раскололась на несколько частей, начались страшные землетрясения и ураганы… Планета, словно человек, пытаясь уворачиваться от болезненных ударов, поменяла ось и орбиту, на полюсах высвободились катастрофические объемы воды, потушившие нескончаемые пожары и затопившие разрозненную сушу, вмиг прекратив страдания моей Империи...
«Этот организм был очищен от болезни!..» – Услышал я знакомые голоса: «Ты – великий, был спасен…»
«Но силы этого мира были подорваны… Он мог погибнуть… Уже тогда!»
Снова накатила волна страданий… Затем другая, третья и наконец боль наполнила все мое существо. Я лежал во тьме, сжавшись в комок, не в силах кричать и шевелиться.
– И как… вы… защищаете… меня?.. Уберите… эту!.. – мысли путались, слова подбирались с трудом, – Боль...
«Все будет зависеть от тебя!»
«Всегда!..»
«Это твоя Боль! Ты пришел с ней…»
«Ты многое уже узнал о ней…»
«И сейчас… Еще увидишь… Смотри!»
Опять тьма засверкала тысячами звезд. Снова я вижу чудесный зелено-голубой шар, но теперь он был какой-то померкший и сморщенный, как сухая смоква. Я с удивлением присмотрелся к нему и заметил, что голубого и зеленого цветов почти не осталось, какие-то серые язвы, заполнили его поверхность! И тут я увидел множество ярких точек, сорвавшихся с его поверхности, они угрожающе устремились ко мне, я испугался, хотел закричать, но все звуки тонули в окружающей тьме. Огоньки быстро приближались, увеличиваясь в размерах, скоро каждая стала размером с Дом Божий! Громадины, надвигались на меня со скоростью разогнавшихся всадников, и я, поддавшись ужасу, заметался на месте, пытаясь убраться с пути этих чудовищ, страх овладел мной, не давал даже думать, я сжался, как от боли, зажмурился в ожидании скорого конца…
– Смотри!!! – приказали знакомые голоса, вернув меня в равновесие.
Я замер на месте и стал наблюдать. Громадины оказались похожи на каменные глыбы, гладкие, словно обработанные искусными резцами, тупоносые и блестящие. Они, как мне казалось, неспешно проплывали мимо, будто морские корабли, чуть не задевая меня своими бортами со множеством выступов и ярких огней, из которых я услышал многоголосые восторженные вопли.
– Мы покинули этот дряхлый истощенный мир, тысячелетиями служивший домом нашим предкам! Но мы не хотим больше здесь жить! Мы найдем новые миры! Новую жизнь и новые мечты! Наши дети должны рождаться в лучших условиях, они должны быть счастливы!.. Благослови нас Господь!!!
– Мы так долго жили в подземельях с искусственным светом! Жестокое солнце сжигало любого, кто выходил без защиты! Земля не рождала ничего кроме сорных растений! Хватит с нас искусственной пиши и восстановленной воды! Хватит с нас болезней в перенаселенных подземных городах! Дряхлая планета не может больше ничего нам дать! Мы найдем новые, полные жизни, чистые миры! Мы завоюем их и сделаем своим новым домом, пригодными для жизни наших детей! Спаси их, Господь!
– Наши дети будут владеть всей вселенной, они будут потреблять что захотят! Космос вокруг холоден и мертв, но мы оживим его своей жизнью, он будет служить нам! Вперед к новым завоеваниям! Во имя Господа!
Вопли сопровождались какой-то безумной какофонией.
«Музыка потомков…» – услужливо возникла подсказка.
Шум, подобный морскому прибою, оборвал ужасающий поток восторга, больше похожий на брань, переходившую в проклятья покидаемого мира, и скоро, огромные языки пламени, вырывавшиеся из хвостов этих исполинов, ослепили меня и скрылись вдали.
«Старый патоген изменился… Боль эволюционировала!..»
«Это будет… Снова… Страдание… Боль!.. Смерть!..»
«Во многих местах…»
«Во многих мирах…»
«Их уже не остановить…»
«Метастазы!..»
– Они призывали Господа, какого?.. – Прошептали мои пересохшие губы.
– Ты будешь удивлен! – Услышал я мужской голос рядом с собой.
Я быстро повернулся на голос и был ослеплен вспышкой. Ярчайший свет залил всю пещеру. Зажмурив глаза, я упал на песок, закрыв голову руками! Казалось солнце вспыхнуло в кромешной тьме, свет был везде, он проникал сквозь плотно закрытые веки, просвечивая мои ладони.
– Не бойся! Меня послали Хранители!
Немного разлепив глаза, я увидел стоящего передо мной высокого старца в белых одеждах, с длинной, седой бородой.
– Боже, ты услышал молитвы мои! – закричал я, пытаясь встать на колени.
– О, нет, Элохим! Останься, как тебе удобно, – твердо сказал старец и сам опустился передо мной на колени, – Каждый из нас желал бы пасть перед тобой ниц…
– Да кто же ты? – захлебываясь от восторга, спросил я.
– Зови меня Авраам[34],– с улыбкой ответил старик, усаживаясь на пол напротив меня.
Я завороженно молчал, не смея отвести от него полу ослепших глаз. Сам великий патриарх явился передо мной! Авраам не осязаемо коснулся моего лица – слепота прошла, страх улетучился.
– Мы все безмерно счастливы, что Ты смог удостоить нас своим присутствием. – Сказал он, глядя мне в глаза.
Крайнее недоумение выразилось на моем лице. Я не знал, что ему ответить – почему он ко мне так обращается?..
Вдруг перед моими глазами возникла светлая девочка-ангел, одетая в невероятно прекрасную чужеземную одежду.
– Мама! Мамочка! – закричала она в испуге, – Что с тобой!?!
И тут меня снова скрутила невероятная боль в животе! Согнувшись, я упал на бок и, не в силах терпеть или кричать, начал кататься по полу, издавая утробные стоны.
Девочка, как привязанная стояла в моих глазах и громко звала маму.
– Мамочка, не уходи! Не бросай меня, пожалуйста!
Видение резануло по сердцу острым лезвием! Казалось невероятное – любовь, исходившая от этого прекрасного создания усиливала боль. Я знал, что многое должен этому ангелу, и понимал, что из-за этой болезни, ничего не смогу дать.
«Свет… Свет-лана!» – Всплыло в памяти имя девочки.
– Мама… – горячие слезы обожгли мою руку, – Мамочка… не умирай! Пожалуйста, не оставляй меня, мама!..
Я не знал, что это за девочка-ангел Свет-Лана, кто ее мать или отец, и надо ли мне ненавидеть ее? Телесные муки отступили, пот заливал лицо, хотя в пещере было прохладно, мне показалось, что я заснул, но скоро осознание происходящего возвратилось вместе со светом, исходившим от лица патриарха склонившегося надо мной.
– Ты пришел оттуда, – произнес Авраам, указывая рукой вверх, – Любил и ненавидел, там! Но, к сожалению, больше ненавидел!..
Я с трудом сфокусировал на нем взгляд и медленно сел.
– Что… это… за ангел… приносящий такую… муку?.. Зачем, вы так со мной? – пересохшими губами спросил я.
– Мы Хранители… – со вздохом ответил он, – Мы не можем показать тебе больше, чем ты видел сам. Не можем и стать твоими ребе, ты сам должен вспомнить и понять, кто ты и почему здесь!
– Тогда зачем ты явился ко мне? – спроси я его.
– Чтобы помочь тебе в этом и чтоб ты смог выбрать правильный путь, ведь твоя ошибка может закончиться трагедией для всех нас! Неужели ты забыл видения огромных кораблей, разлетающихся из этого умирающего мира?
Сказать, что меня удивили слова патриарха, значит не сказать ничего. Его слова послышались мне каким-то зловещим откровением, разрушающим все, во что я верил за свою недолгую жизнь!
– Из этого мира? – Не поверил я, – Они же… Значит тот прекрасный зелено-голубой шар и есть наш мир?
– Да, элохим! – ответил Авраам, – И красный дракон еще жив, но он изменился, перешел в другое состояние. Теперь он живет в душах людей, и создает новую империю, стремящуюся подчинить себе мысли и души всех живущих. Если ему это удастся, то мы окажемся бессильны перед ним и произойдет то, что ты видел…
– Скажи, еще, – попросил я патриарха, – Почему Ты обращаешься ко мне, как к Яхве?
– Потому-что ты и есть Он, – ответил старик, – Каким-то невозможным образом ты смог заглянуть внутрь себя, воплотиться в эпицентре своей смертельной болезни! Но по Закону этот мир не позволяет сохранять запасы знаний, накопленных в прошлых воплощениях. К сожалению, а может быть и к счастью, огромная мудрость, любовь и ненависть собранные тобой во внешнем мире остались там… Наш мир – твое внутреннее пространство, просто не способно выдержать такой объем информации. И здесь тебе придется заново учиться всему. От прошлой жизни ты сохранил только воспоминания связанные с болью!
Я устремил взгляд в яркие глаза Авраама и спросил.
– Боль отступила, ее нет, что надо делать, что бы она больше не возвращалась?
– В этом мире ты неподвластен той боли, она всего лишь твоя память, открывшаяся здесь, в этой пещере! Но эта память должна помочь создать тебе противоядие против Империи патогена…
– Прости, отче! Что такое патоген? – Прервал я рассказ праотца, посланца хранителей.
– Патоген, – продолжил Авраам, – Это наше название внешних нарушителей Закона, проникающих в твои миры сквозь великую границу. А Закон это общие правила созданные, дабы защищать Тебя от разрушения, чтобы Ты был здоров!..
– О чем ты говоришь, о, Великий!..
Старик замолчал, предавшись каким-то своим мыслям. Я же, не поняв практически ничего из его слов, вопросительно смотрел на него, не мигая.
– Закон, данный твоему народу, – продолжил праотец, – Опирается на те самые добродетели, которые придают силы Всем, и главная из них это любовь! Любовь – великая сила души, не смей путать ее со сладострастием, это единственное лекарство от твоей Боли… Господь любит этот мир, просто потому, что Ты сам хочет жить и все твои чувства передаются народам, что населяют его, но и народы должны любить своего Бога, не пытаться использовать Его любовь в личных целях… Спеши любить своего Господа, преданно и беззаветно! Не так ли сказано в ваших книгах? Народ, среди которого тебе довелось родиться, единственный сохранил в себе такое чувство, способное противостоять разрушительной силе патогена – беде, идущей от захода солнца, где Красный дракон нашел свое убежище. Но будь осторожен, болезнь уже отравила умы правителей твоего рода, и скоро верные Закону поддадутся ей и переродятся…
Я согласно кивнул и он продолжил.
– Сейчас, я покажу путь, который предстоит тебе пройти в этом мире! Здесь предстоит много сделать и много пройти за те не многие годы, что отпущены тебе!
– Но как же, учите… – попытался я задать вопрос.
– Авраам! – Поправил меня старик и, протянув светящуюся ладонь, коснулся моего лба, – Тебе предстоит встать во главе своего народа и распространить Закон на многих язычников.
Наступило спокойствие, навалилась усталость, и я снова провалился в полудрему, слова Авраама слышались тише и тише пока, наконец, не слились в единый гул.
Я летел над горами и пустынями, как недавно еще в другом своем видении, сопровождаемый только облаками и одиночными птицами, приближаясь к темным точкам вдалеке. Скоро я увидел высокий холм окруженный разноцветными огнями, присмотревшись, я понял, что это шатры и палатки. Море людей затопило подножие этого холма. Я видел свет их душ! Он проходил сквозь ткань шатров, окрашивая целые рода в свои цвета. Одни светились красным, желая драться и победить, другие – зеленым и голубым, хотевших мирной жизни и стремившихся к Богу. Толпа одобрительно шумела, порождая равномерный гул. Скоро я почувствовал под ногами твердую землю. Я оказался на вершине холма, в окружении группы людей. Я не видел их лиц, но знал, что это мои близкие и друзья. Гул толпы превратился в отчетливые крики людей собравшихся внизу.
«Машиах[35]! Машиах! Говори, машиах!»
И тут, сквозь несмолкающий шум толпы, я услышал мысли близких людей, находившихся рядом со мной.
«Что же он молчит?»
«Ну же, давай, скажи всем, что надо делать!»
«Учитель, говори скорей!»
«Эмил, не медли, брат! Люди ждут!»
Я обратился к красным душам… И скоро одобрительный гул перерос в грозные крики и звуки боевых рогов! Я увидел на себе прочные доспехи, а в руке рукоять меча, взмахнул им и почувствовал, как он разрубает некую преграду и погружается в податливую плоть! Людское море превратилось в море крови! Я дрался, мои руки наносили смертельные раны врагам и врачевали друзей! Но в итоге, все находившиеся рядом со мной пали, обильно полив своей кровью вершину холма.
Передо мной возник образ огромного города на семи холмах и я входил туда под звуки победного марша! Ни кого из близких, бывших до этого со мной на холме, больше не было рядом, некому было кричать Машиах! Безбородые люди в туниках подобострастно кланялись мне до земли и подносили богатые дары. Затем я взошел по высокой лестнице на вершину, увенчанной рядами мраморных колонн, где меня ждал высокий резной трон. Я повелевал, даря и отнимая жизни! Прямо, как Красный дракон…Упоение от собственного величия не давало видеть беды других, оставшихся там, внизу. Потом я присутствовал на роскошном пире и увидел чашу с вином, стоявшую предо мной…
Затем наступили боль и мрак!
– Рецидив! Ей осталось, от силы – пара месяцев… Такое часто бывает при этом… Но что бы так быстро прогрессировало… и после… вмешательства!.. – услышал я чьи-то приглушенные разговоры.
– Это то, что мы видим сейчас! – ведение сменилось печальной речью старца, – Это произойдет, если ты отдашься течению судьбы, примешь более легкую сторону! Ты будешь вынужден убивать и рано или поздно сам станешь воплощением Красного дракона. Но есть и другой путь, смотри!
Я снова стоял на вершине холма, в окружении близких, но теперь я не молчал, а обращался к людскому морю. Я обращался к зеленым и голубым душам! Смысл своих же слов удивительным образом ускользал от меня, но народ внизу разражался ликующими криками, заглушавшими даже мысли моих друзей. И по мере того, как я говорил, красных огоньков внизу становилось все меньше и меньше…
И тут над всем этим ликованием разлился резкий звук боевых рогов!.. И я снова взлетел над этой горой, но теперь она была пуста, лишь на ее вершине высились три римских креста с повешенными на них людьми.
Солнце ослепило меня…
– Мама! Мамочка, как здорово, что ты вернулась! Ты меня больше не бросишь? – прекрасное ангельское личико, появилось из-за облаков, в обрамлении солнечного света.
Мне хотелось плакать от радости и смеяться одновременно. Боли больше не было!
– Мы не видим того, что нужно совершить Тебе, – начал объяснять Патриарх, – Предыдущий путь создан Красным драконом и он не может хранить его в секрете, так-как Ты его главная цель! Сейчас ты малая толика создателя и настоящего хозяина всех видимых и не видимых миров, и чтобы подчинить Тебя своей воле, враг не остановится ни перед чем! – закончил Авраам.
– Там, за великими гранями познанного, ты живешь в ином, собственном мире. Любишь и ненавидишь, надеешься и веришь, там существует легион опасностей, которые, бывает, проникают сюда, заставляя тебя страдать. Мы Хранители, зовемся так, потому что храним тебя от таких внешних врагов… Но если ты сам предаешься порокам, например страху, лени, зависти, сладострастию, начинаешь больше ненавидеть и забываешь о вере, надежде и любви, то от этого мы слабеем и наша работа становится почти не выполнимой… Внешний патоген, проник в тебя именно так… Враг пришел с пищей, которую ты когда-то принял! Всего лишь малая толика, пропущенная ослабевшими стражами, смогла отравить огромную область. Ты же видел, как начиналась «Империя»? А потом ее уничтожение? Так знай же, это делали не мы. Ты призвал могучие внешние силы, которые были лишены разума… Мы только не мешали им уничтожать живые организмы, пораженные Патогеном, но бывшие частью тебя… Как? Ты видел это! Нам самим было очень больно… Мы в полной мере осознали свою вину… И надеемся, что ты простишь нас… – Праотец моего народа снова склонился предо мной в поклоне, – После падения Империи патогена, нам достался канал которым управлялись первые люди, и мы возомнили, что сможем контролировать эту силу. Остатки патогена – рабы Империи, содержали геном коренных жителей этого мира, которых Красный дракон уничтожил первыми… Нам стоило немалых сил, что бы сохранить нескольких наиболее достойных представителей людского рода. Мы надеялись, что поставив под контроль Закона ослабленную силу патогена, сможем восстановить равновесие всего организма!..
«Но мы не учли иную силу, присущую этой заразе…» – услышал я многоголосье в своей голове.
– Да! Гордыню… Ненависть… Жадность… Лень!.. – продолжил Авраам, – И уже скоро они сами станут новым патогеном, таким, против которого даже в твоем мире, – он снова указал рукой, куда-то в потолок, – Не существует панацеи!
Солнечный старик затих, и в Пещере испытаний воцарилась тишина, лишь тихое журчание родника в углу, да оглушительные удары сердца в моих ушах, нарушали прохладу молчания. Даже свет, исходивший от Патриарха, замершего передо мной в низком поклоне, казалось померк.
– Ты пришел в этот мир, чтобы избавить его от возрождения Империи патогена! – распрямился Авраам, с новой силой разгоняя тьму пещеры своим светом.
– Как же мне сделать это, отче? – спросил я, начиная немного понимать о чем он.
– Собери всех верных Закону, данному вам в минуты Моше[36]…
– О каких минутах ты говоришь? – не понял я.
– Прости, минуты это по нашему времени, в твоем мире пролетали мгновения, а здесь – столетия…
Затаив дыхание я слушал Патриарха нашего народа. Он раскрывал мне тайны, о которых было неведомо никому, даже тем кто составлял скрижали, хранившиеся в моей Общине.
– Ты должен собрать всех людей твоего народа, верных закону Моше! Всех, слышишь? За много минут, столетий, народ Израиля рассеялся малыми и большими диаспорами по всей поверхности этого организма. Многие изменились и перестали соблюдать наш Закон. Ты должен побывать во всех диаспорах и собрать вокруг себя оставшихся верных! Обучить их и дать силу, способную противостоять всем порокам, прочно засевшим в сердцах. Обнови Закон, укрепи его в умах людей, дай начало его распространению среди неверных! Торопись, ты не проживешь тут и одного юбилея[37], патоген будет сопротивляться. И любящие Тебя, станут его первыми жертвами! Красному дракону важно захватить Тебя, подчинить Твою, не принадлежащую этому миру, волю своим, кровавым инстинктам и правилам! Он будет стараться разжечь в тебе гнев и ненависть, жестоко убивая тех, кто тебе дорог. Торопись! Воспоминая о Твоей боли, останутся с тобой до конца. Там же, где пребываешь Ты сейчас, пройдет совсем немного времени…
Под тихое потрескивание факелов двое мужчин в серых балахонах неторопливо разбирали рукотворную стену запечатывавшую Пещеру испытаний ишеев. Камень за камнем, покидал свое место в кладке, свет луны освещал уже большую груду камней, сложенных рядом со входом.
***
Учитель сидел передо мной на своем ложе, опираясь на длинный посох, и снова говорил. Боже, как я был рад снова услышать его, такой добрый и родной голос.
«Они называли себя Хранители, ребе, я видел совершенно невообразимые вещи…»
Я рассказал учителю почти обо всем, что произошло со мной, утаив лишь видение о матери и утверждение Авраама, что Яхве – это я.
В заключение моего долгого рассказа учитель надолго замолчал. Я ждал его реакции, но учитель сидел, прикрыв глаза. Через какое-то время мне стало казаться, что он просто заснул. Но только я собрался встать, что бы оставить своего старого учителя в покое, как услышал его голос в своей голове.
«Ты первый кто рассказывает мне такое после испытания. А это только подтверждает правильность моего выбора!»
«А еще я испытал невыносимую боль… Как будто кто-то показывал мне что ждет Господа и весь этот мир!»
«Этот мир существовал задолго до моего и твоего рождения и что ждет его дальше известно только Иегове!.. Неужели ты говорил с самим?..»
«Я не знаю, о ребе, но скажи мне, как мог выглядеть преподобный Авраам?»
Учитель конечно же этого не знал, поэтому с большим вниманием выслушал мои описания светлого старца.
«Ты знаешь кто твой отец?» – спросил он после некоторой паузы.
Такого вопроса я не ожидал, как будто ребе видел вместе со мной все видения.
«Я видел его, ребе…» – ответил я, не смея лгать, – «Мне показали иного мужа с моей матерью».
«Ты удивлен?» – осведомился учитель, – «А меж тем, я давал разрешение странствующему брату по имени Йозеф принять в жены твою мать Мириям уже тяжелую тобой…»
Я был поражен до глубины души и не нашелся что ответить.
«Иди, отдохни и поешь хорошенько. Скажи братьям, что я освободил тебя от работ на сегодня и завтра. Ты должен успокоить свои мысли и привести в равновесие дух».
На крыльце общего дома меня с нетерпением дожидался двоюродный брат. И как обычно, на заходе солнца, мы сидели с ним на нашем привычном месте, занятые, тайной для всех, беседой. Мы, как обычно, говорили мысленно, и после новостей Йоана о произошедших в Общине событиях во время моего испытания, я начал свой рассказ.
«Представляешь», – рассказывал я после всех видений о моей матери, – «Яхве, сейчас страшно страдает! Я испытал малую толику той боли, что преследует Его. Я видел прекрасного ангела, которого звали Светом, он был похож на девочку и плакал, глядя на Яхве…»
Йоан, пораженный моими новостями, потерял дар речи и только ошарашенно глядел на меня. Я рассказал ему о своих чувствах и переживаниях в Пещере испытаний, и об Империи, несшей тяжелую болезнь для всего Яхве. Утаил лишь, откровения Авраама обо мне самом и моем будущем.
«Ты не поверишь», – продолжал я, – «Я видел другой мир! Мир богов, там все похожи на нас, но всё такое…»
– Какое? – восторженно спросил Йоан.
«Невероятное! Чистое… И все это я видел сквозь неимоверную боль, она начиналась в животе и парализовывала все тело. А потом, мне явился сам Авраам, он был весь в белом и состоял из света, он многое рассказал мне о происходящем…»
«Я не могу в это поверить!» – восхитился Йоан моим рассказом, – «Тебе явился и учил сам Авраам!»
«Подожди восторгаться, брат», – пытался остудить я его, – «Ты лучше скажи, что думаешь о видении нашего отца?»
«Ты не поверишь, Эмил, но я долго думал о поведении моей матери, после смерти папы, и мне пришла тревожная мысль, что мать не рожала от него…»
Теперь, удивляться пришлось мне.
«Значит, ты подозревал, что не являешься сыном Захарии?»
«Да… Эмил, а еще я много обдумывал тексты, что мы записывали с тобой со скрижалей и сравнивал со священным писанием нашего народа, что отец заставлял запоминать…»
«И?» – Устремил я на брата удивленный взгляд.
«Ты рассказал мне сейчас просто невообразимые вещи, которые нигде не могли быть записаны и рассказать их тебе не мог никто из живущих! И поэтому, я все больше убеждаюсь в том, что наш мир и Яхве – единое целое».
Солнце уже совсем касалось земли, когда к нам на крыльцо вышел Цур. Его борода была гуще и больше чем у всех остальных братьев, за что его многие называли Пастухом.
– Мир вам братья! – приветствовал он, присаживаясь рядом с нами на ступеньке крыльца.
Я с удивлением посмотрел на него, а Йоан приветливо улыбнулся и ответил.
– И тебе доброго вечера, Пастух! Присаживайся, поговори с моим братом.
– С некоторых пор, – ответил Цур, – Я просто боюсь брата Эммануила…
– Не надо никого бояться, Цур, – начал я вслух, – Я замечаю, ты слишком часто поддаешься порокам, завещанных людям Падшими ангелами. Ты же наверное знаешь, кто такие «Падшие»?
Цур изменился в лице, улыбка, прятавшаяся до этого в бороде, куда-то исчезла.
– Как некогда Павшие, ты допустил в свое сердце лень и зависть, а сейчас признаешься в страхе перед силой Господа, перед твоими братьями, теми кто искренне желает тебе добра.
– Подожди, Эмил, Цур старательный работник и верный товарищ! – попытался защитить его Йоан.
– Тогда я рад, тому что не ошибся, просив нашего Аарона оставить тебя в Общине после того случая с цыплятами.
– Какого случая, Эмил? – спросил Йоан.
– Он знает и может быть, когда-нибудь расскажет… И скажи мне брат Цур, ты стал другом Йоана? – тот молча кивнул дрожащей бородой, не смея поднять на меня глаз.
– С какими же намерениями ты хочешь его дружбы, – продолжил я внимательно разглядывая Цура, – Может быть, что бы стать ближе к Ааарону и достичь каких-то высот в Общине?
Цур, закрыл лицо руками и поднялся, намереваясь избегнуть продолжения нашего разговора.
– Остановись! Сядь рядом! – скомандовал я ему, на что он безоговорочно подчинился.
– Господи! Господи, господи… – запричитал Цур, не отрывая ладоней от лица, – Как я был слеп и глух! Спасибо тебе, Господи, что посылаешь мне очищение от пороков…
Я чувствовал, что после моих слов в нем произошел некий надлом, что теперь тот Цур, пришедший просто беззлобно подшутить над нами, станет едва ли не самым преданным нашим другом.
– Ты знаешь, – признался мне вслух Йоан, после того, как Цур покинул нас, – Когда ты приказал ему снова сесть, я понял, что если бы я стоял, то обязательно опустился рядом!
Я безразлично пожал плечами, поглощенный мыслями об отце.
«Ты сильно изменился, Эмил…»
Несмотря ни на что, я принял решение – Я должен был найти своего настоящего отца!
Ребе, понял меня, но совсем не желал отпускать из Общины, хотя даже не удивился, когда я обратился к нему с просьбой о встрече с моим настоящим отцом.
«Первый раз я не знаю, как мне поступить», – признался он после долгой паузы, – «Я чувствую, что путь мой близок к концу… Кто-то должен возглавить нашу Общину! Я дал тебе все, что знал сам, и вижу, что еще больше тебе открылось. И до сих пор теряюсь в догадках, кто ты?»
– На этот мой вопрос возможен только один ответ… Пророк Исайя, много поколений назад, возвестил о посланнике Его! – закончил он вслух.
«Ребе! Я очень хочу вернуться к тебе!»
На глазах учителя показались слезы.
«Тогда не уходи… Боюсь, что это твое решение навлечет на нас горе…»
Дрожащая старческая ладонь легла на мою голову.
«Останься, мой мальчик… Хотя, чего я прошу? Ты уже не принадлежишь Общине, твой путь в спасении путников, заплутавших во тьме!..»
Ладонь учителя соскользнула с головы и ухватилась за мою руку, мне показалось, что силы покидают старика, и он готов упасть. Я обхватил его другой рукой за плечи и довел до скамьи.
«Будь осторожен!» – напутствовал меня Учитель, – «Дороги внешнего мира полны опасностей, а ты очень нужен здесь. И еще, я уверен, ты встретишь немало добрых людей…»
– Береги себя, брат! – Провожал меня Йоан перед воротами Общины.
– Не скучай, Йоан, я скоро вернусь с хорошими вестями!
– Нет… Я почему-то знаю, что увижу тебя совсем не скоро и уже не в Общине, – тихо ответил мне брат с грустной улыбкой.
Тогда я не принял его слова всерьез. Старый Барух уже недовольно что-то скрипел, словно не смазанные петли калитки, а его молодой помощник в нетерпении переминался с ноги на ногу ожидая, когда, наконец, я уйду, чтобы запереть калитку изнутри.
Продолжение:
Автор: Dekadans
Источник: https://litclubbs.ru/articles/38914-recidiv.html
Содержание:
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
#рецидив #жизнь #фантастика #рождение #смерть
