Как я уже не раз подчеркивал, официально заработать в моей разновидности строительного батальона было невозможно.
Самые отпетые трудяги, чьи гимнастерки были вечно пропитаны потом и пылью, в лучшем случае выходили в ноль.
Однако речь поведу не о нарядах и откладываниях на сберкнижку, а о карманных солдатских расходах.
Все-таки Москва. Столица атомного, страшного, коварного и бедного СССР.
Время моей службы пришлось на расцвет кооперативов и самое начало обнищания народа.
На улицах играли наперсточники, в видеосалонах, состоявших из нескольких рядов стульев, телевизора и видеомагнитофона, гундосил переводчик, открывавший советским гражданам мир кунг-фу, секса и ужасов.
Как грибы после дождя появлялись кафешки, магазины были наполнены разными подделками под известные бренды, в культурных учреждениях шли выставки авангардистов, на стадионах выступали вырвавшиеся из квартирного подполья рок-группы, а сердца среднестатистических обывателей завоевывал, простой, как табуретка, «Мираж».
Короче соблазнов было много, а солдатская получка (по-моему, семь рублей) не позволяла развернуться по полной.
Приноровился я получать денежные переводы из дома на почте неподалеку от части. Сначала делал это не сам.
Просил родителей высылать посылки и деньги на имя младшего сержанта Ежи Галстяна, который в самом начале был командиром моего отделения.
У-у-у, сука! Встретить бы этого толстого увальня сейчас!
Галстян брал себе процент от переводов и по паре банок сгущенного молока из посылок. Пользовался, гад, моим слабым умением ориентироваться на московской местности и тем, что я ещё плохо знал нюансы солдатской жизни.
Потом этот Ежи уволился, а я стал бегать на почту сам.
Однако лишний раз дергать и разорять родителей не хотелось.
Где-то через полгода службы у нас на «Комсомолке» образовалась устойчивая преступная группировка расхитителей стройматериалов.
Было их много, поэтому спиздить канистру с мастикой для наклейки линолеума, сам рулон линолеума или алюминиевые уголки большого труда не составляло.
И это – для гвардии рядовых. Представьте себе, сколько пиздили те, кто имел больше возможностей: кладовщик, нормировщик, офицеры-прорабы и прапорщики.
Были у нас менеджеры по деловым переговорам с гражданскими покупателями, которых при наших возможностях смыться со стройки, найти было несложно. Эти платили живыми деньгами.
А вот добывать сапоги и гимнастерки мы приноровились у «красначей» из Хамовничских казарм.
Была специальная дырка в заборе, с которой мы проникали с Комсомолки на территорию части строевых войск. Спрашивали там каптерщика, давали ему канистру мастики и получали взамен то новую форму, то сапоги.
Сейчас понимаю, какая это была наебка, но, как-никак, стройматериалы доставались нам бесплатно.
Кстати, первый мой опыт получения сапог закончился печально. Не успел я показаться на Комсомолке в новых сапогах, как меня засек один старослужащий чеченец.
- Ого! Откуда такие сапожки?
- У красначей на мастику выменял.
- А давай-ка теперь со мною меняться!
- Сам бы взял мастики и обменял на сапоги, - буркнул я. – Может, и размер не подойдет…
-- Подойдет-подойдет! Как на меня шиты! Снимай!
В общем, получил я до блеска начищенные, но старые-престарые чеченские сапоги и пошел искать, где бы еще спиздить мастики.
Ею, кстати мастикой, этой заливались и клеились объемные буквы из фольги, красовавшиеся на обложках дембельских альбомов: собственно сапоги и подпись «730 дней в сапогах».
Альбомы эти были еще одной статьей моего дохода. Это только вначале службы я делал альбомы за сахар, восточные сладости и возможность выспаться в каптерке, а потом – червончик за штуку. Не меньше.
Достали меня эти альбомы, так достали, что домой я приехал со стопкой фотографий в полиэтиленовом пакете – себе альбом делать не стал.
В общем, деньги как-то зарабатывались и тут просаживались на всякие развлечения.
Не могу жаловаться на то, что два года армейской службы бедствовал.
Продолжение следует.