Однако вернёмся на учебное судно «Профессор Рыбалтовский».
Последний порт захода в том рейсе был испанский Хихон. Это город на севере Испании, на берегу знаменитого Бискайского залива.
Это был 1971 год. В Испании ещё со времён гражданской войны царила диктатура Франко. Этот генерал организовал в республиканской Испании переворот и многолетнюю гражданскую войну. В 1939 году война закончилась победой мятежников. Товарищ Франко тут же объявил себя испанским каудильо (вождём) и генералиссимусом и с тех пор до самого 1975 года держал всю Испанию в ежовых рукавицах. Каудильо искренне ненавидел коммунистов и особенно русских за то, что они в той гражданской войне активно помогали его врагам — республиканцам. По этой причине советские пароходы долгие десятилетия не заходили в испанские порты, а мы, моряки, уже начали забывать, как выглядит Испания.
Но к концу жизни каудильо несколько ослабел духом. В Испании стало легче дышать. Дело дошло до того, что испанские студенты стали открыто протестовать против диктаторского режима. Было даже разрешено вернуться из Советского Союза в Испанию детям погибших в гражданской войне республиканцев, которые больше 30 лет жили в России. Но вернулись немногие, человек сто всего. И почти все они были почему-то поселены в Хихоне.
Зашли мы в порт Хихон, встали к причалу. На судно пришёл судовой агент и сходу заявил, что морякам запрещается сходить на берег в русской морской форме. Капитан, конечно, поинтересовался, с чего такое нехорошее отношение к нашим форменкам.
Агент объяснил, что пару месяцев назад в этот порт с дружеским визитом зашёл наш советский учебный военный корабль. И всё бы ничего, испанцы были рады видеть русских после длительного перерыва. Но на ту беду в эти же дни в Хихон зашёл американский крейсер. Тоже с дружеским визитом, но уже по линии НАТО. Моряки с обоих кораблей пошли в увольнение в город, посетили местные кафешки, попробовали локального белого вина и, как бы случайно, встретились на центральной площади. Между русскими и американскими моряками завязался дружеский спор на общие темы, который быстро перерос в массовую драку. Русские бились со всей пролетарской ненавистью: сначала кулаками, потом в ход пошло проверенное морское оружие — ремни с медными бляхами. Полиция съехалась со всего Хихона, но ничего сделать не могла. Просто боялись близко подходить. В конце концов американцы дрогнули и побежали в сторону родного крейсера под защиту орудий главного калибра. При этом бросили всех своих раненых на поле боя.
Русские же не оставили в поле ни одного своего раненого, всех унесли с собой. А испанские санитарные машины привезли в госпиталь одних только американцев и ни одного русского. После этого оба корабля спешно покинули порт.
Сам по себе случай, конечно, возмутительный. Диктатор Франко очень рассердился на это безобразие. Но особенно его возмутило, что его подданные явно болели за русских. И даже в местных газетах подробно обсуждалось позорное поведение американцев. А простые испанцы вспоминали гражданскую войну и русских товарищей по оружию. Мне пришлось в этом городе беседовать с несколькими испанцами, и их общее мнение было такое, что русские за последние тридцать лет совсем не изменились. Испанцы с ностальгией вспоминали времена Республики и гражданскую войну. По всему чувствовалось, что режиму Франко скоро будет кирдык.
После этого случая с американцами Франко запретил русским морякам появляться в его владениях в морской форме. Ну и Бог с ним! Мы к концу училища уже обзавелись гражданскими шмотками, поэтому оделись как простые штатские и толпой пошли осваивать Хихон. Разбрелись по улицам и кафешкам. Пока шли по улицам. я несколько раз слышал у себя за спиной тихие возгласы стариков-испанцев: «Mira! Son rusos!» (Смотри! Это Русские!) В то время увидеть живых русских для ветеранов гражданской войны — это было целое событие.
На следующий день весь город Хихон уже знал, что в порт зашло русское учебное судно. К обеду на причале около нашего судна стояло десятка два легковых машин. Это испанцы, в основном из тех, кто был вывезен в 1939 году в Союз, выросли в наших детских домах, жили и работали до 1970 года в нашей стране.
Причалы порта, как и почти везде в Европе, были открыты для горожан. Проходных не существовало. Испанцы целыми семьями приезжали на машинах, чтобы пообщаться с русскими. На пароход они не поднимались. Видимо, полиция не разрешала. Полицейские стояли рядом на причале. Но по всему было видно, что народ не слишком их опасается. Да и сами полицейские, если бы не служба, охотно пообщались бы с русскими.
Там же на причале я познакомился с испанской семьёй: мужчина с женой, обоим чуть больше сорока лет, и дочка семнадцати лет. Очень воспитанные, доброжелательные люди. Муж и жена ещё детьми в 1939 году были вывезены на советском пароходе в Союз. Родители их погибли в гражданской войне, и им тоже грозила неминуемая смерть как детям активных республиканцев. Франко после своей победы буквально утопил в крови страну. Расправился очень жестоко со всеми участниками войны, кто воевал на стороне республиканцев. Убивали всех, включая детей. Русские спасли многих испанских детишек. После 1970 года Франко разрешил испанским детям вернуться в Испанию. Но вернулись, как я уже говорил, немногие.
Мои знакомые были в числе тех немногих смельчаков. Мне было интересно, как им живётся на родине. Они мне рассказали, что отношение простых людей к ним хорошее. Оба работают, испанский язык не забыли. Познакомились они ещё детьми в детском доме и с тех пор не расстаются. В Союзе жили в Москве, там у них родилась дочка Мария и успела закончить там 9 классов.
О дочке надо сказать отдельно. Очень красивая девочка: стройная брюнетка с чёрными глазами. Я ней разговорился, спросил, как ей живётся в Испании. Она сверкнула глазами и твёрдо заявила: «Как только закончу школу, осталось полгода, немедленно уеду в Москву!» Я вопросительно посмотрел на её родителей. Мама молчала, а отец спокойно кивнул головой: «Пусть едет, мы не против. Ей там будет лучше». Мне, конечно, было интересно, почему она так решительно настроена на возвращение в Россию. Девушка с большим чувством объяснила: «Ты представляешь, меня тут заставляют изучать Закон Божий! Да ещё молиться перед уроками. Да и вообще, я хоть и испанка, но всё-таки москвичка! А тут далеко не Москва! Да и вообще, пошли они все на…» — хотела сказал куда им идти, но сдержалась. Папа стоял рядом и посмеивался. Видимо, понимал её настроение и сочувствовал. Но папа и мама не хотели возвращаться в Москву. Здесь, конечно, всё не так, но это Родина. Они ещё не забыли, что они испанцы.
А дочка Мария так скучала по России и русским, что целыми днями проводила время с нашими курсантами: то на причале около парохода, то в городе, водила нас смотреть на штормовой Бискайский залив. И всё время держала кого-нибудь из нас за руку. Хотя в Испании того времени это возбранялось. За поцелуй на улице могли запросто на несколько недель в тюрьму посадить. Но Мария демонстративно плевала на испанские обычаи. Независимая девушка, надо отметить.
Один раз я побывал у них дома, пригласили меня в гости пообедать. Небольшая квартира в двухэтажном доме. Всё очень просто, но очень чисто и аккуратно. На окнах простые серые занавески без рисунка. На столе простая белая скатерть, простой круглый графин с белым вином, простые стаканы из стекла. Стены без обоев, аккуратно побелённые извёсткой. Посидели, выпили вина, поговорили о том о сём.
Я спросил Марию, что она собирается делать в Москве. Она сказала, что устроится на любую работу с общежитием и как можно скорее выйдет замуж за русского. Я в шутку предложил ей ускорить этот процесс. Вон там в порту стоит наш пароход, на нём больше ста неженатых русских парней. Выбирай любого. Ребята надёжные и здоровые, неоднократно проверенные в море и медицинскими комиссиями. К тому же один наш курсант несколько раз просил меня познакомить его с тобой. Ты ему очень понравилась. Мария заинтересовалась, стала расспрашивать, что это за курсант. Я сказал, что это механик с пятого курса, через пару месяцев получит диплом. Знаю, что он из Москвы, внешне красивый и воспитанный, больше ничего не знаю. Но для начала и это хорошо. Девушка попросила познакомить их как бы случайно. Остальное она сама узнает. Папа с мамой смеялись, но не возражали
Дело кончилось тем, что на следующий день я подозвал этого курсанта и познакомил их на причале. Парень сначала очень стеснялся и краснел. Но они быстро нашли общий язык. И даже оказалось, что в Москве они жили недалеко друг от друга. А это сильно сближает. Через несколько дней молодые люди признались, что любят друг друга и, когда Мария вернётся в Москву, сразу поженятся. В день отхода при прощании они обнимались на причале и не могли расстаться до последней минуты. Парень чуть не плакал. Надеюсь, что у них всё получилось.
Когда мы отходили от причала, на берегу нас провожала целая толпа испанцев. Махали нам руками, некоторые женщины плакали. Мы тоже кричали им и махали на прощанье. А один курсант поднял правую руку, сжатую в кулак, и заорал не своим голосом: «Но пасаран!» При этом люди на берегу почти все молча подняли правые кулаки, а полицейские скромно отвернулись, чтобы не видеть этого.