И несмотря на то, что дорога сия могла оказаться как путём спасения, так и смертельной ловушкой, Мюнц решительно двинулся к той тропинке, которая, как он знал из бесчисленных походов по владениям графов Фон Борг, змейкой спускается сквозь каменистые склоны кручи в надежде попасть вниз, на эту самую дорогу, которая могла значительно облегчить его путь в сторону спасительного Нойштадта. Но едва его ноги в тёплых меховых горных башмаках ступили на эту зябкую тропинку, как в морозном воздухе горной природы в которых как известно звуки разносятся очень далеко, послышался комариный писк механического, созданного человеком изделия, которое не являлось частью Шварцвальда, этого удивительного уголка первозданной природной чистоты и сказочной благодати. Это был звук того механизма, которое уже получило достаточное распространение по земному шару, но ещё было довольно редким явлением в этом лесном уголке Германии. Откуда-то издалека в сторону егеря ехал автомобиль.
Надо сказать, что рождённый во времена заката гужевого транспорта и появления ещё в конце 19-го века первых неуклюжих детищ Карла Бенца и Луи Рено, Клаус Мюнц крайне недолюбливал автомобили. Он считал эти металлические чудовища, окутанные выхлопами едкого бензинового дыма странной ошибкой человеческой мысли, способной загубить столь любимую им девственную красоту природы. И таким образом он полагал, что их появление во Шварцвальде совершенно неуместно. Его мысли совершенно не разделял его сюзерен Карл Фон Борг, который, несмотря на преклонный возраст и лютый германский консерватизм, справедливо полагал, что за автомобилем очень большое будущее. И более того, он даже прикипел душой к технической новизне прогресса в Европе, что вылилось к крайнему неудовольствию егеря в покупке новёхонького с агрессивным телом, сияющего чёрной краской на солнце, мордой острым клином и двумя громадными лупоглазыми фарами мерседеса «KNIGHT». Вот только Мюнц в корне не был согласен с названием этого стального двухтонного чудовища. Того ореола рыцарства, что был присущ благородному немецкому дворянству времён средневековья, у этого кабриолета совершенно не наблюдалось (Knight – англ. Рыцарь). Но факт оставался фактом, вместо гордых гнедых жеребцов в конюшенных Фон Борга появился новый металлический скакун.
Стоит добавить ко всему вышесказанному, что потом, во время великой войны, Мюнц всё же несколько переосмыслил свой подход к автомобильному транспорту, особенно когда до него дошли слухи о легендарной переброске части армейского французского корпуса на автомобилях такси Парижа под командованием именитого с большими импозантными усами Жозефа Галлиени . (имеется ввиду передислокация 6000 солдат из Парижа к театру военных действий на Марне с помощью нескольких сот автомобилей такси в сентябре 1914 года. Генерал Жозеф Галлиени руководителей обороны Парижа в 1914 году ). Событие это стало легендой, когда выстроившись гуськом друг другу пыхтящие и неуклюжие похожие на угловатые коробки из под обуви машины «рено» с высоким верхом перевезли уйму на солдат на большое расстояние, из миро в огненное горнило войны, что позволило в тот исходящий кровью сентябрь 1914-го спасти французскую столицу.
После тех событий Мюнц всё же смог по достоинству оценить эту технику, но всё же продолжал её недолюбливать. Мерседес найт хозяина он уже не ненавидел, но и особой любви к нему не испытывал. И то, что к нему мчался на всех парах именно этот злополучный мерседес с открытым верхом и в нём находилась вспомогательная группа охотников на егеря, любви к оному не прибавилось. Рыцарь автомобильной промышленной решительно был против мужчины, равно как и его человеческие враги рыцарского происхождения.
И сие достойное своего нареченного имени техническое изделие не замедлило появиться средь ночного сумрака. Вдалеке в месте где сходились отроги нескольких с частоколом леса гор возникли два круглых слепящих глаза, пробившийся из них призрачный свет в котором крутились маленькие вихри белёсой позёмки, поднимаемой вихрями ветра благодаря внушительной скорости автомобиля ярко освещал дорогу в лощине. Разумеется, расстояние до этого мерседеса было ещё слишком далёкое и ни сидевшие в машине не видели Мюнца, да и сам егерь был не в силах разглядеть находившихся в этом кабриолете людей. Внушительные колёса с хромированными спицами с хрустом перемалывали застывший снег на этой кое как убранной дороге, в основном знавшей даже в дни развитие технической цивилизации лишь гужевой да санный транспорт, что весело звенел бубенцами запряжённых коней и прерывался их натужным лошадиным всхрапом. Как только машина перевалила гребень холма внезапно под светом полной луны из корытообразного корпуса мерседеса возникла короткая и резкая огненная вспышка, тишину ночи разорвал сухой грохот выстрела охотничьего ружья крупного калибра, в котором егерь безусловно определил тоны изделия оружейной компании «Меркель». Безусловно, это была чистой воды никому не нужная бравада по той простой причине, что охотники в машине ещё никак не могли видеть загнанного егеря.
-Кретины! – в сердцах выругался Мюнц и снова сплюнул на белоснежный снег багровый кровяной сгусток.
Он прекрасно понимал, что этим выстрелом они давали понять, что полностью контролируют ситуацию и ему некуда деваться да банально запугивали свою жертву. Но всё же Мюнц полагал, что они невероятно сильны и многочисленны, но всё же их возможности не безграничны. Он резко развернулся, понимая, что через пару минут он окажется в пределах видимости потому как его долговязая фигура слишком хорошо просматривалась на залитом лунным светом склоне горы и стремглав бросился наверх к спасительному лесу, который был его лоном и колыбелью на протяжении нескольких десятков лет. Благодаря немыслимому физическому усилию он в течении буквально одной минуты смог резво достичь вершины холма. Даже загнанный бешеной погоней заяц, петля и запутывая следы не смог бы сравниться сейчас со скоростью егеря. Правда организм предательски отреагировал на это. В висках бешено бились молоточки какой-то адской наковальни, сердце стучало со скоростью не менее ста пятидесяти ударов в минуту и пар, выдыхаемый им покрылся розоватым оттенком присутствующей крови из глубин лёгких. По спине и по измождённому лицу катились крупные капли пота и морозный воздух был не в силах остудить разгорячённого мужчину. А надсадный рёв автомобиля, преодолевавшего снежные преграды, приближался.
Наконец он достиг вершины холма где уже виднелся густой частокол хвойного леса. Срывая ком снега с меховой шапки укрывавшей зелёную разлапистую еловую ветвь и прижимая его к лицу, он мгновенно впитал его холод. Жар тела моментально начал топить этот снег и струйки холодной талой воды прочертили благодатный путь ему за воротник, к впалой груди. Секунду спустя он прижался к тёмному шершавому стволу ели, которая уже величественно росла в Шварцвальде ещё задолго до появления на свет очередной человеческой букашки имя которой было Клаус Мюнц. Слившись тенью воедино с деревом, егерь видел как машина, хоть и замедлив скорость внизу, угрюмо проползла вперёд ничуть не останавливаясь. Как он и предположил, преследователи не обладали орлиным взглядом в темноте, чтобы рассмотреть одинокого в лунной зимней ночи беглеца. Казалось, что опасность миновала его вовсе, но впечатление сие было обманчиво и в подтверждении этому вдалеке послышался захлёбывающийся яростный собачий лай. Преследователи в лесу были в километрах трёх.
Мюнц рванул было вперёд, но мгновенно в нижних отделах грудной клетки справа появился острейший приступ невыносимой боли, лицо егеря исказила чудовищная болевая гримаса, он сплюнул уже прожилок алой крови. Начиналось самое грозное осложнение старой раны, организм его уже не выдерживал такой свирепой нагрузки. Появились первые предвестники начинающегося лёгочного кровотечения. Но егерю не были сейчас неподвластный разумные доводы инстинкта самосохранения. Как раз наоборот, страх многократно усилил последний. Мужчина, сжавшись подобно пружине и собрав воедино в кулак всю силу воли, отвернул мохнатую колючую зелёную лапу ели отчего с верхних веток его мгновенно осыпало и в какой-то момент времени ослепил сугроб, рухнувший на него. Он на секунду зажмурился от попавшей в глаза холодной снежной пудры. И эта секунда была для него чудовищно роковой…
К боли в грудной клетке справа присоединилась несравнимо более сильная острейшая боль от чего-то ещё в левой половине грудной клетки. На секунду Мюнц подумал о грудной жабе или инфаркте миокарда от которого тридцать лет назад умер управляющий поместьем Фон Боргов Вильгельм Цолль. Невероятно тучный и вечно багровый, злобный «жирный Вилли", как его презрительно называли в деревне, страдавший жесточайшей одышкой и частыми отёками ног как-то в жаркий июньский день он, багровея всё больше и больше, принявший с утра изрядное количество шнапса и куривший толстую вонючую сигару, он матерно орал на стоявших вокруг него понурых мужиков из деревни. Внезапно его из багрового стал мертвенно синий, Цолль осёкся на полуслове, выпучил глаза и чересчур тяжко задышал, возопив низким голосом точно закалываемый хряк:
-Больно, господи, больно!!!
После этих слов из его горла вырвался какой-то невероятный булькающий хрип, его рука схватилась за сюртук в области сердца, после чего он снопом повалился в едкую сизую пыль дороги и больше не двигался. Опешившие мужики даже не думали оказывать ему никакой помощи, да они и не умели это делать. Позднее вскрытие показало, что управляющий умер от молниеносного огромнейшего инфаркта миокарда, поразившего всю левую половину сердца и осложнившегося разрывом сердца.
Возможно Цолль как раз и испытывал подобные ощущения, но егерь доли секунды спустя понял, что к боли добавилось новое чувство чего-то острого, холодного и инородного внутри него. Как только снежная пелена упала с его глаз, он увидел, что источником этой боли является лезвие длинного и острого охотничьего ножа, который вошёл в полость где ещё билось сердце почти по самую рукоятку. Но дикой боли разрывающейся плоти сердца лопнул наконец-то крупной лёгочный сосуд, Мюнц закачался, выплеснул изо рта густой поток алой крови и начал медленно оседать по шершавому стволу ели, встретившись с глазами человека, убившего его. К своему жесточайшему ужасу в последние секунды жизни он встретился с внимательным, лишённым всяческих человеческих эмоций прищуром зелёных кошачьих глаз Курта Мюнца, его собственного сына.
-За что, сыночек, за что? – послышался предсмертный хрип умирающего отца и в этот момент земной свет окончательно погас в глазах старика егеря. Он сполз по стволу в снег, оставляя кровавый след, голова его безжизненно повисла. А молодой человек меж тем без всяких эмоций деловито осмотрел тело убитого им отца, резко выдернул нож из раны, тщательно вытер его об одежду егеря и несколько секунд взирал на содеянное им чудовищное злодеяние. Никаких переживаний не читалось на его лице. Минуту спустя он просунул руку в одежду остывающего уже трупа и резким движением сорвал заклёпку с тесёмкой, что крепила её к телу родителя…