Долго же созревала эта история и даже не созревала, а просто была заброшена и забыта, чего уж врать-то самой себе)
Продолжение неожиданно возникло из ниоткуда и даже написано, но для тех, кто ещё не читал - публикую начало, а на неделе буду выкладывать частями продолжение.
БАБУШКА ЭДУАРДА.
- Послушайте, ну как ей вообще могло такое в голову прийти?! Ну как?! Это же простая, от сохи бабушка-старушка?! Она всю жизнь кроме завода и огорода ничего не видела!
- Очевидно вы плохо знали свою бабушку.
- Да это сюр ! Иллюзия, господи ты боже мой... Мосты округа Мэдисон какие-то во Владимирской губернии! Ей девятосто шесть лет, с ума она, что-ли сошла за один месяц, что меня не было?!
- Нет, не сошла. В последний её визит пару недель назад, она была бодра и в абсолютно ясном рассудке. У нас с этим строго.
- Это... Оно...?
- Зачем вы так? Оно.. Это она. Вернее - он. Прах вашей бабушки.
На офисном столе в кабинете нотариуса стояло что-то отдалённо напоминавшее одновременно утятницу, супницу, самовар и версальскую ночную вазу цвета "шоколад с 70-процентным содержанием какао". Огромные ручки в виде пудовых кренделей залихватски топорщились из боковин глиняного монстра-урны. ("Руки в бОки и пошла" - не к месту вспомнилось одно из бабушкиных выражений)
- Господи, паноптикум какой-то... Где она это чудовище взяла?
- Местный умелец исполнил на заказ. У нас тут гончары питерские обосновались, на всё лето приезжают. В прошлом году еще сваяли. Вам не нравится? По моему симпатично. Кстати, это так сказать, обрамление. Сама капсула с прахом металлическая, она внутри.
Нотариус с жалостью посмотрел на взъерошенного пятидесятилетнего "мнука" Анны Харитоновны.
- Вы не расстраивайтесь так, Эдуард Борисович, всё хорошо. Анна Харитоновна знала, что вам будет непросто прилететь на похороны, поэтому сама позаботилась обо всём заранее. Вам осталась самая малость. При ваших возможностях это же не трудно - исполнить последнюю волю любимой бабушки?
- Да не трудно мне ничего... В другом дело. Вы поймите, она при жизни никогда не оригинальничала и тут вот такое...
- И прекрасно. Все детали мы с вами обсудили, вот вам весь пакет документов на наследство, если будут вопросы - звоните, всегда рад помочь. Кстати, если надумаете продавать дом , обращайтесь, сосватаю вам хороших покупателей, многие сейчас интересуются жильём в глубинке.
- Гончарам из Питера?
- Да.
- Подумаю, спасибо. У вас, случайно нет никакой коробки? Гм...Для бабушки.
- О, как хорошо, что спросили, есть, всё есть для перевозки. И об этом Анна Харитоновна позаботилась. Вот, держите.
И тут Эдуард Борисович расплакался. Не по мужски, не скупую слезу обронив, а навзрыд, спрятав лицо в ладони и тряся по бабьи плечами.
Сумка, которую подал ему нотариус была сшита из старого стёганного одеяла, которым бабушка укрывала маленького Эдика в детстве и, которое, как он думал, давно уже истлело за давностью лет. Невероятно тёплое, покрытое сплошь разноцветными, изрядно выцветшими латками.
- Эдуард Борисович, вот вода, возьмите - нотариус протянул стакан - соболезную вам. Необыкновенным человеком была Анна Харитоновна, мы все о ней скорбим.
- Извините...
Упаковав урну-монстра в одеяльную сумку Эдуард попрощался с нотариусом и направился к машине. Долго размышлял где поставить сумку с бабушкой, в конце-концов пристроил на переднее сиденье, пристегнув кое-как ремнем безопасности.
- Сюр... Ба, чего тебе это всё в голову-то взбрело, ну скажи на милость?! - обратился Эдуард к сумке.
Сумка предсказуемо промолчала.
Нужно было срочно возвращаться в Москву, но "мнук Эдик" решил ещё раз заехать в бабушкин дом. Нет, всё было хорошо заперто. И двери и ставни. Внука бабушка воспитала человеком основательным и серьёзным, не шалопаем, положиться можно. Такой всё проверит перед выходом, ни форточку открытой не оставит, ни двери нараспашку и с печной заслонкой знает как управиться, даром, что совсем городской стал.
Вернулся Эдуард совсем за другим.
В конце послания с посмертными распоряжениями, которое оставила ему бабушка, была написана странная фраза, которая изрядно озадачила Эдуарда: «Не забудь забрать деда, он стоит за ларём с пшеницей в сенях, нечего ему одному в дому оставаться». Воображение нарисовало ещё одну страхолюдную, всю в пыли и паутине вазу, в которую был бережно упакован прах деда. «Хотя, какой прах? Дед же похоронен на сельском кладбище, куда они с Анной Харитоновной регулярно наведывались… Ладно, на месте разберусь» — решил исполнительный мнук .
На место Эдуард добрался быстро. Уже подъезжая , издалека, увидел в бабушкином дворе женскую фигуру. «
Я же , вроде бы, на замок калитку закрыл, как она во двор пробралась, а главное — зачем?».
- Анна наша, Харитоновна, прибралась быстро да ловко, а мне велела яблоки собрать да посушить, да варенья наварить — вечная бабушкина соседка Дамиля Батырхановна вышла навстречу Эдуарду со двора с двумя вёдрами антоновки -Иди обниму тебя, сирота…. Иди… Хороший ты мой, жалко -то как тебя, как ты без неё теперь? И мы как? Семьдесят лет ведь бок о бок тут тёрлись и вот…
- Теть Дамиля, ну хоть вы не рвите мне душу.
- Всё, не буду, не буду. А ты чего вернулся то, немере?
- Да забыл кое что, ата.
- Давай забирай, что тебе нужно и приходи ко мне, я тебя накормлю, нельзя в дорогу голодным отправляться
- Я тороплюсь, аже.
- Ничего. Успеешь. Приходи, я жду.
- Хорошо, аже, зайду.
-Вот и хоорошо… Слушай — тётушка Дамиля немного замешкалась- Анна-то с тобой?
- Со мной, да, в машине.
Тётушка Дамиля покачала головой и шустро «почимчиковала» (тоже бабушкино выражение) в сторону своего дома.
Эдуард вошёл в дом, всё ещё наполненный запахами той прежней жизни, когда бабушка была жива — чабреца, сухих яблок и пижмой, которой Анна Харитоновна лечила деревню от всех недугов — от несварения желудка до инфарктов, братьев же меньших нещадно ей глистогонила и избавляла от блох.
Всё было так, да не так в родном для Эда доме. Молчали ходики, опустив свою цепь с шишкой на конце до полу, не шумело рекламой и новостями «Радио России» , которое бабушка слушала с утра до ночи на всю громкость из-за проблем со слухом, при этом категорически отказываясь от ношения слухового аппарата, оправдывая это тем, что «орган должен сам работать, пока может, иначе откажет совсем».
Что-то глухо ударилось об пол в соседней комнате и, не успевший ни удивиться, ни испугаться Эдуард увидел чинно, по архиерейски, входящего кота Мартына — любимца Анны Харитоновны, который после её смерти куда-то запропал из дома, а тут, совершенно некстати, объявился.
Мартыном кота нарекли не по святцам,. Мартын, по меткому бабушкиному определению, было именем нарицательным, производным от «мартышки». Мартыном она называла и маленького Эдика за невероятную шустрость и любовь висеть вниз головой везде, где можно было зацепиться ногами. Кота же она нарекла так за то, что тот был большим любителем высоко забираться на деревья и подолгу там сидеть, высматривая что-то вдалеке. То-ли свою кошачью мечту, то-ли просто от безделья, что в бабушкиной картине мира было одним и тем же.
Мартын категорически не считал Эдуарда членом семьи, во все его приезды демонстративно не заходил в дом («Ревнует» — поясняла бабушка) , проводя свой досуг в сарае и на яблонях. И сегодня он, не изменяя себе, со всем возможным презрением прошествовал к дырке в подполье , ловко в неё нырнул и был таков.
Судьба Мартына мало волновала Эда. Кот сельский, где-нибудь да пристроится. Особых чувств, к презирающему его животному Эд не испытывал, взаимно считая того хитрым проходимцем, ловко манипулирующим чувствами бабушки. Такой не пропадёт, устроится со всем комфортом при чьём-нибудь дворе, тем более, что все знали, чей кот и любимцу уважаемой и любимой всеми Анны Харитоновны в в миске молока не откажут, а мяса он себе и сам наловит — охотник знатный. Все восемь лет, что он жил у бабушки, баловал её приношениями каждый день — то свежезадушенной крысой, то полуживой мышью, то птичкой.
Однако надо было торопиться, ностальгировать времени категорически не было. Нужно было «забрать деда», как велела в подробном письме бабушка. Дед, по её словам, «стоит в присенках за ларём с пшеницей». За ларём, отодвинуть который удалось лишь с третьей попытки, к счастью не оказалось ни урны с прахом, ни саркофага с забальзамированным телом, чего так боялся Эдуард, после бабушкиных неожиданных распоряжений.
Там стоял старый кожаный портфель красно-коричневого цвета с двумя металлическими застёжками, изрядно потёртый, но крепкий. Задвинув ларь обратно, Эдуард не без опаски открыл его. Внутри лежали четыре конверта из плотной, орехового цвета бумаги, перевязанные бечевой и кожаный футляр с тусклой гравировкой «В воздаяние и награждение одним за верность, храбрость и разные нам и отечеству оказанные заслуги» .
- Хозяин дома?! Войти можно?! — неожиданно проорал кто-то со двора.
-Да что б вас... — тихо выругался Эдуард. Футляр, который Эд достал из портфеля, чтобы получше рассмотреть, выскользнул из рук и со звоном ударился об пол.
-Напугал вас? Извините, не хотел. — на пороге возник мощный детина со шкиперской бородой — Ого, у вас тут, никак, расстрел дворянского собрания состоялся ?! — детина, многозначительно присвистнув, поднял с пола выпавшие из футляра награды и подал их Эдуарду. — Извините ещё раз за неожиданный визит. — Георгий. — неожиданный визитёр протянул Эду руку молотобойца - Мне Дамиля Батырхановна сказала, что вы здесь.
-Эдуард — Эд ответил на рукопожатие, кивнул на футляр — разбираетесь?
- Немного. Высокие награды. Дворянские. — это кто-то из родных Анны Харитоновны был удостоен, простите за любопытство?
- Да. По всей видимости, да. А вы, прошу прощения, с каким вопросом ко мне? Я тороплюсь, мне сегодня нужно быть в Москве, вы меня случайно застали.
- Дело у меня к вам есть, точнее просьба. Не могли бы вы мне продать кое что из хозяйства Анны Харитоновны. Она как-то просила меня помочь ей ящики с чердака спустить, я там у неё видел старый ткацкий станок. Он неисправен, им давно не пользовались, но я мог бы его починить. Не для продажи, нет, у меня жена умеет таким пользоваться, будет ткать на нём. Всё же лучше, чем пропадёт. Послужит ещё. Я понимаю, что не вовремя и неуместно, может быть сейчас всё это, но когда вы теперь приедете…
- А почему у бабушки не купили, пока она жива была? Обращались?
- Она сказала, что как мнук приедет, так и распорядится, продавать или нет. — Георгий широко улыбнулся на слове «мнук» .
- Вы гончар? Из Санкт-Петербурга?
-Нет, я кузнец. Из Москвы. Бывший аудитор. Из гончаров здесь Сергей Сергеич.
- Однако разброс мощный. Кузнец-аудитор. Но раз вы не гончар, забирайте так. «На помин души», как бабушка говорила. Сколько стоит этот станок я не знаю, да и не планировал я ничего пока продавать. А раз вещь послужит ещё в работе, забирайте.
-А вы не любите гончаров? — Георгий снова разулыбался — Чем они вам так насолили?
- Не то, чтобы не люблю. Так. Личное. Извините ещё раз, тороплюсь. Второй комплект ключей есть у тётушки Дамили, я ей скажу, что отдаю вам станок, вы с ней сговоритесь, когда сможете забрать. По рукам?
- По рукам. Спасибо вам, Эдуард. Не думал, что такой царский подарок получу. А Анну Харитоновну буду поминать, пока живой. Царствие ей небесное.
Эд застегнул таинственный портфель, запер дом, попрощался с кузнецом-аудитором и только направился в соседний двор, как краем глаза заметил на крыше автомобиля неподвижно сидящего и мечтательно смотрящего вдаль Мартына. У ног, точнее, у лап мохнатого проходимца лежала свежезадушенная крыса.
Продолжение следует)