Булгаковский «Иван Васильевич» существует в двух редакциях. Вторая редакция была впервые опубликована в сборнике пьес 1965 года, первая - в пятитомнике (естественно, есть и другие публикации). Составители пятитомника мотивировали свой выбор тем, что вторая редакция включала переделки, «вынужденность которых была отмечена автором (“приделанный конец”)». Однако же не следует забывать и о том, что выбор редакции для публикации 1965 года был сделан с учётом пожеланий как Елены Сергеевны, так и Л.Е.Белозерской – полагаю, им в этом вопросе доверять можно.
Какие-то изменения в редакциях явно продиктованы временем, так, в первой поминался торгсин - узнав, что у Тимофеева нет денег на изготовление ключа к машине (в оригинале машина не работает из-за отсутствия ключа, который «с собой в панике захватил» Бунша), царь давал ему золотую монету, а инженер восклицал: «Всё в порядке! Я сейчас в торгсин, потом к слесарю…» Торгсины были упразднены в январе 1936 года, как раз в то время, когда шли репетиции пьесы. И в окончательном варианте появится «Я сейчас в ювелирный магазин».
Мне (скромненько: «как и вдовам Булгакова») вторая редакция нравится больше - она как-то остроумнее и легче (не в смысле примитивнее). Почему предпочитаю обращаться к ней?
«Приделанный конец» - это, несомненно, пробуждение Тимофеева; в первой редакции пьесы всё происходит наяву, и завершается она арестом всех находящихся в квартире. Может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что вариант со сном как-то органичнее. Тем более что здесь есть очень интересная деталь (и мне даже странно, что Гайдай не использовал её в фильме) – перед тем как заснуть, Тимофеев смотрит в окно и замечает: «Какой странный человек... в чёрных перчатках... Чего ему надо?» «Странный человек» - естественно, Милославский (по ремарке, «дурно одетый, с артистическим бритым лицом человек в чёрных перчатках»).
А вот финал пьесы (после объяснения с Зинаидой) позволю себе привести полностью:
«Вбегает Шпак.
Тимофеев. Антон Семёнович, мне сейчас приснилось, что вас обокрали.
Шпак (заливаясь слезами). Что приснилось? Меня действительно обокрали!
Тимофеев. Как?
Шпак. Начисто. Пока был на службе. Патефон, портсигар, костюм! Батюшки! И телефонный аппарат срезали!.. Зинаида Михайловна, позвольте позвонить. Батюшки! (Бросается к телефону.) Милицию! Где наш управдом?
Зинаида (распахнув окно, кричит). Ульяна Андреевна! Где Иван Васильевич? Шпака обокрали!»
Нравится ли вам этот финал? Мне – так очень: хоть и говорят, что снам нельзя верить, но всё же…
И объяснение супругов здесь очень какое-то тёплое:
«Зинаида. Ты так и не ложился? Колька, ты с ума сойдёшь, я тебе говорю. Я тебе сейчас дам чаю, и ложись... Нельзя так работать.
Тимофеев. Зина, я хотел тебя спросить... видишь ли, я признаю свою вину... я действительно так заработался, что обращал мало внимания на тебя в последнее время... Косинус... ты понимаешь меня?» (и дальше выяснится, что «никакого Якина-режиссёра нету»)…
В комментариях к пьесе в пятитомнике указывается, что первая редакция была более смелой, а затем автор был вынужден пойти на изменения из-за цензурных требований. Так ли это?
Во-первых, только требовательностью к себе я могу объяснить такую, к примеру, коррекцию сцены. Наверное, все помнят диалог:
«Иоанн. Ты чьих будешь?
Шпак. Я извиняюсь, чего это - чьих, я не понимаю?
Иоанн. Чей холоп, говорю?» И после этого - «Бери, холоп, и славь царя и великого князя Ивана Васильевича!..»
В первой редакции вместо «холоп» было «холуй». Конечно, исконно слово «холуй» значило лишь «слуга, лакей», однако с течением времени приобрело оно такой отрицательный оттенок… И Булгаков заменяет его на всё же более нейтральное «холоп». По-моему, только к украшению пьесы.
Интересно сравнить и самое начало: инженера Тимофеева от работы отвлекает радио. Но во второй редакции дана ремарка – «Внезапно в радиорупоре в передней возникает радостный голос, который говорит: "Слушайте продолжение «Псковитянки!»" И вслед за тем в радиорупоре грянули колокола и заиграла хриплая музыка». В первой же – «Слушайте! Слушайте! Начинаем нашу утреннюю лекцию свиновода…» И сообщения о свиньях завершат первый акт (звучат после звонка Шпака – в первой редакции Михельсона - в милицию). И Тимофеев свиней вокруг себя будет поминать («Да, я сделал опыт. Но разве можно с такими свиньями, чтобы вышло что-нибудь путное?..»). Во второй редакции здесь коротко – «В радио гремит музыка».
Помимо удаления, прямо скажем, грубоватых реплик о свиньях, мне этот вариант пьесы кажется более интересным и ещё по одной причине.
В обеих редакциях проникший в комнату Михельсона (или Шпака) Милославский, решив передохнуть, а заодно выпить («На чём это он водку настаивает? Прелестная водка!..») и закусить, берёт книгу и читает: «Без отдыха пирует с дружиной удалой Иван Васильич Грозный под матушкой Москвой...». Начало баллады А.К.Толстого «Князь Михайло Репнин» переносит нас в XVI век, однако во второй редакции оно звучит уже во сне Тимофеева, а предшествует засыпанию (а затем и пробуждению) опера Н.А.Римского-Корсакова «Псковитянка», которую передают по радио. Она, конечно, менее популярна, чем «Борис Годунов» М.П.Мусоргского, сцена коронации из которого транслируется по телевизору в фильме Гайдая. Однако в пьесе опера скрыто цитируется; вспомним одну из последующих сцен (она есть в обеих редакциях), где Иоанн Грозный требует: «Отведай ты из моего кубка». Здесь явная перекличка со словами царя Ивана в опере:
Княжна, твой батюшка поволил,
Чтоб ты мне чарку мёду поднесла,
А как по имени назвать, и не сказал.
За то пусть прежде выпьет сам…
И Тимофеев будет возмущаться: «Мне надоел Иоанн с колоколами!.. он меня замучил со своим Иоанном Грозным».
И ещё одна отсылка, уже к другой опере Римского-Корсакова, куда более известной. «Марфа Васильевна я...» - скажет царица. А ведь именно Марфой Васильевной звали знаменитую «царскую невесту», о печальной судьбе которой поведал нам композитор.
В действительности Марфа Васильевна венчалась с царём, уже будучи больной, и умерла через пятнадцать дней после свадьбы. Булгаков, работавший над учебником истории, не мог не знать об этом, и думаю, этот эпизод ещё более усиливает комизм и абсурдность созданной им сцены – во сне и не то ещё может привидеться.
Впрочем, подчас кажется, что Булгаков в этой комедии нарочито немного «безобразничает» (подобно коту Бегемоту?), предлагая зрителю задуматься об исторических фактах. Вот сцена в царских палатах:
«Милославский (Бунше). Так вы говорите... царь и великий князь? Написал. Запятая... Где это наш секретарь запропастился?.. Продолжайте, ваше величество... челом бьёт... точка с запятой...»
А вот страница из Судебника Ивана Грозного – какие уж тут «точки с запятой»!
Или диалог после того, как «ненастоящий царь» подписал указ (не говоря уже о том, что сначала написал «управдом» «и печать жакта приложил») по приказу Милославского: «Пиши: Иван Грозный. (Дьяку.) На.
Дьяк. Вот словечко-то не разберу...
Милославский. Какое словечко? Ну, ге... ре... Грозный.
Дьяк. Грозный?
Милославский. Что ты, Федька, цепляешься к каждому слову! Что, он не грозен, по-твоему? Не грозен? Да накричи ты, наконец, на него, великий государь, натопай ножками! Что же это он тебя не слушает?»
А ведь историки указывают, что Ивана IV начали звать «грозным» или «прегрозным» в народных песнях уже после его смерти, причём слово «грозный» не носило в них того страшного смысла, который придаётся ему сейчас. В понятии того времени «гроза» связывалась если и с карой, то только справедливой. Кстати, это есть и в «Царской невесте» Римского-Корсакова:
Гроза-то милость божья;
Гроза гнилую сóсну изломает
Да целый бор дремучий оживит.
А в песнях «грозный царь Иван Васильевич» часто вершит правосудие, освобождая от наказания невинно осужденных…
*****************
Писали, что комедия Булгакова просто «весёлая, остроумная шутка драматурга». Высказавший это ещё в 1940 году Ю.Юзовский, правда, хотел прежде всего добиться издания пьесы. Однако в ней немало намёков на современность, о которых, я думаю, нужно поговорить подробнее. Но – в следующий раз.
А сейчас только ещё об одной комической детали. 17 октября 1935 года Елена Сергеевна записала в дневнике: «Пять человек в Реперткоме читали пьесу, всё искали, нет ли в ней чего подозрительного. Так ничего и не нашли... Замечательная фраза: а нельзя ли, чтобы Иван Грозный сказал, что теперь лучше, чем тогда?».
Фраза, конечно, замечательная. Но вот по некоторым статьям в интернете поняла, что не только мне она вспоминается при просмотре фильма Гайдая.
У него, как, я думаю, вы помните, попавший в ХХ век Иван Грозный пугается очень многого. Замечательна, к примеру, сцена в лифте со знаменитым «Замуровали демоны!» А вот московскими новостройками царь будет любоваться: «Ох, красота-то какая! Лепота!»
Так что же – «теперь лучше, чем тогда»?
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
Путеводитель по статьям о Булгакове здесь