"С любимыми не расставайтесь / всей кровью прорастайте в них / и каждый раз навек прощайтесь / когда уходите на миг", — эти строки написал не Мухиби, а русский поэт Александр Кочетков. Султан Сулейман, оставляя в своих покоях новую фаворитку в священную ночь четверга, представить себе не мог, что если бы не профессиональная чуйка его кормилицы, утром он был бы вдовцом. Что Хюррем выпила бы яд, не подоспей вовремя Афифе, я лично не сомневаюсь.
Очевидно, что в покоях хасеки хазнедар в ту ночь оказалась неслучайно. Она не знала о споре той с персидской наложницей, но видела в каком состоянии Хюррем ушла от дверей повелителя. И хотя в начале своего воцарения в гареме Афифе не питала симпатии к законной жене султана, то спасала ее от смерти она уже вполне искренне. Впрочем не только эта, достаточно сентиментальная сама по себе причина, заставила ее без стука ворваться в покои госпожи и бесцеремонно прервать процедуру самоубивания.
Думаю, справедливую до жестокости Афифе действительно тронули откровенные слова хасеки, о том, что ее никто и никогда не защищал. Почувствовала она и надлом в Хюррем: все же с годами люди смягчаются, а за строгостью и принципиальностью Афифе скрывались и материнская нежность, и настоящая человечность, и та самая справедливость, к которой и взывала Хюррем.
"Если есть на свете справедливость, на должна относиться и ко мне".
Мощный монолог Хюррем, сжимающей в пальцах пузырёк яда — квинтэссенция ее самоопределения, вся суть ее бытия. То, что говорила она в день, когда перед ней склонил голову гарем — лишь бледная тень этой отчаянной страстной речи человека, смирившегося со своей судьбой.
Больше власти, больше своих детей и жизни она действительно любила только Сулеймана. Только рядом с ним обретала счастье, падишах был бесконечностью, вторым по значимости после Аллаха, к которому и обращается Хюррем, потерявшая опору своей жизни.
Ее величие, и радость, и коварство, и покой, и смерть — Сулейман. В своем монологе Хюррем вспоминает семью, давно потерянную, но не оплаканную. Сулейман был послан ей Всевышним в утешение, когда грязный жестокий мир забрал у нее самых дорогих людей и разрушил ее жизнь до основания. В покоях повелителя она воскресала, но покидая их снова лицом к лицу встречалась с этим чудовищем, которое столько лет преследовало ее, желая поглотить. Только любовь султана была ее защитой от монстра, являвшегося ей в ночных кошмарах.
Как бы ни была жестока, надменна и коварна Хюррем, Афифе она сказала чистую правду: весь мир был против нее, и методы его были весьма жестокими и грязными. Одинокая, страдающая, озлобленная, лишенная семьи, родины и судьбы, она прибыла в Топкапы, где на нее набросились сворой, и только Сулейман любил ее. Поэтому логично, что потеряв его, она не видела смысла в продолжении этой борьбы. Без любви султана Хюррем снова становилась Александрой, мечтающей о смерти, которая соединит ее с теми, кого она бесконечно любит.
Хюррем не была ангелом, но ее правды не отнять: много лет один на один она стояла против жестокости и несправедливости этого мира. Но без Сулеймана она бы не выстояла. Без него она была бы простой рабыней, бесправной, навсегда потерявшей свою судьбу, родившая детей, обреченных на муки и страдания. Поэтому ее монолог — это слитое в единое целое обращение и к Всевышнему, и к Возлюбленному.
О, Всевышний! К чему стремится возлюбленный? Если б я знала... Он отрезал мне путь к бегству, забрал моё сердце, мою решимость и покинул меня.
О, Всевышний! Ведь он моё существование и небытие. О, мой милосердный падишах! Если б я знала, почему ты так жесток, и отчего твоё сердце обратилось в камень...
О, Всевышний! Услышит ли возлюбленный этот, словно пробившийся сквозь туман, глухой звук? Достигнут ли его слуха мои крики отчаяния? Если бы знать...
О, Всевышний! Откуда эта слабость? Что за пелена застилает мне очи? Ведь ты для меня всё! И мельчайшая частица, и весь мир – ты. В каждом мгновении, наполненном словами или молчанием, живёт твоя любовь, твои мечты. И хлеб насущный мой – ты, и время моё – ты.
О, Всевышний! Где же пристанище для моего тела? Где пристанище для моей души, моего сердца? О, Аллах! Где моя семья? Где мои близкие? Я одна в этом грязном мире наедине со своими слезами. О, моё сердце! Ты словно живёшь на чужбине, ибо ты изгнано из родного края.
О, Всевышний! Не может мрак тёмной ночи сравниться с солнечными лучами света моего дня. Не может осень с каменным сердцем прийти на смену моей весне. О, мои губы, молчащие о моих чувствах и моей правде! Пришла пора вам навеки замолчать......
Потрясающе мощная, идущая из самой глубины сердца речь Хюррем была достаточно прозаично прервана Афифе и неслучайно. В покои мог войти кто угодно — Сюмбюль, Михримах, Мехмет — но не они, а именно Афифе спасает Хюррем от смерти. Во время болезни султана, когда хасеки чуть не упала с балкона, ее окликнула Валиде, которая уже понимала, что русская рабыня по-настоящему любит повелителя и не мыслит жизни без него. В истории с Фирузе этим человеком была та, кого чтила (и побаивалась) сама Валиде-султан!
В отличие от всей гаремной шайки-лейки, понятие справедливости было для Афифе не пустым местом. Недаром ее сын Яхъя-эфенди почитался как ученый-богослов и дервиш, не каждой матери дано воспитать сына-монаха! Афифе-хатун в отличие от Валиде и Дайе была чужда лицеприятия, об этом красноречиво свидетельствует сцена наказания на фалоке Фатьмы и Гюльшах, личных служанок Хюррем и Махидевран. Ее решения не подлежали обсуждению также потому что Афифе была женой уважаемого религиозного деятеля, кадия из Амасьи Омера Эфенди, а значит, действовала исходя из религиозной морали, что вызывало благоговейное почтение и страх. Запугать эту женщину было невозможно, а вот ввести в заблуждение, манипулируя ее собственными возвышенными понятиями о чести, увы, удалось.
После откровенного и неприятного для неее разговора в покоях хасеки, хазнедар, будучи умной и рассудительной женщиной, поняла, что нежнейшая Хатидже с подружками просто-напросто обманули ее, сыграв на чувстве преданности династии. Все же дама была слишком хорошего мнения о сестре султана, и поверила той на слово, что Хюррем задурила султану голову и хочет захапать власть в Империи.
Поскольку султан, и правда, слишком выделял хасеки, идя в обход сложившихся традиций, Афифе, не имея возможности составить личное мнение о Хюррем, приняла общую точку зрения. Тем более, что хасеки сделала негативное подкрепление, убив ни в чем не повинную Настю. Вместе с тем, хазнедар хватило одного разговора, чтобы понять, ху есть ху в этой партии. Впрочем, едва ли для нее это было сложно: раз покойная Валиде побаивалась Афифе-хатун, значит, было за что краснеть. Ну а что касается Хатидже: яблочко от яблоньки, как говорится.
Но помимо того, что чрезмерная опека Фирузе действительно была несправедливым мероприятием (потому что 6 против одного — нечестно), и наложницу нельзя было равнять с госпожой, была еще одна важная причина(которую можно назвать как прозаической, так и возвышенной): Афифе-хатун должна была обеспечивать порядок в гареме согласно личному распоряжению султана.
Хюррем, хоть и считалась многими, обитательницей преисподней, тем не менее основным и единственным местом прописки имела гарем Топкапы, вдобавок к этому являлась его официальной главой. А также, по совместительству, законной женой султана и матерью его пятерых детей. Обнаружение ее бездыханного трупа утром пятницы могло обернуться грандиозными неприятностями для самой Афифе. Причем, помимо позорных разбирательства и наказания, случилось бы самое страшное для верной и преданной жо кончиков ногтей служительницы династии: обманутое доверие султана.
Т.е. сестричка султана в лучших традициях покойной матушки без каких-либо угрызений совести подставляла Афифе, не задумываясь, о разрушенной судьбе той, как закономерном следствии выполнения преступных приказов. (Именно на это намекала хазнедар Хюррем, когда сказала, что не собирается давать ей противоправных поручений). Даже после двойного масштабного предательства Ибрагима и Нигяр до глупенькой Хатидже не дошло, что верность и преданность не входит в заводские настройки рабов, и человека, обладающего такими качествами, надо беречь и ценить. Иначе, они переходят на службу к тем, кто ценит их больше.
Афифе не слышала проникновенный монолог Хюррем, обращенный ко Всевышнему, да и вряд ли такая суровая и сдержанная личность могла сильно проникнуться красивыми словами. Поэтому оценку решению хасеки Афифе дает соответствующую. Как женщина, вырастившая собственных детей, она упрекает Хюррем в том, что та оставляет своих шехзаде без зашиты, решив досрочно уйти из жизни. И сообщает, что никакого хальвета у Фирузе с султаном не было: девушку отправили во свояси, как только хасеки, шатаясь, ушла к себе в покои травиться.
Преданная слуга султана в ту ночь четверга совершила подвиг во имя своего господина: спасла его любимую жену от гибели. Хюррем же, припомнив похожие эпизоды совместной жизни с властелином семи стихий, проанализировала, чем могла разгневать супруга (а причин было вагон и маленькая тележка) и поняла, что новая фаворитка представляет куда меньшую опасность, чем казалось. Любимую женщину не будут приглашать в покои, чтобы позлить нелюбимую. Во всяком случае, Сулейман точно не стал бы так поступать.
Именно поэтому утром, встретившись с Фирузе, Хюррем говорит устало и малоэмоционально: она знает своего мужа гораздо лучше, чем персидская дурёшка. Вдобавок к этому, хасеки понимает, что соперница теряет осторожность, будучи уверенной в своей победе раньше срока. А ведь сила Хюррем-султан всегда раскрывается именно на дальних дистанциях. К чему стремится возлюбленный, Хюррем еще не поняла, но сильнейший страх за свое будущее ее отпустил, осталось лишь раздражение при виде очередной помехи в ее отношениях с Сулейманом.
Чтобы удостовериться в своих догадках, она идет к повелителю и просит разрешение на организацию вакфа. Султан чувствует себя виноватым, поэтому сговорчив и вообще рад видеть свою хасеки, хоть разговор и не клеится. Естественно, он дает добро, чтобы загладить вину, не особо задумываясь, с чего бы это Хюррем решила заняться благотворительностью. А ведь хасеки ничего не делала просто так.
В итоге история с Фирузе обернулась для Хюррем мощным профитом, окончательно закрепив ее позиции. Афифе, вслушавшись в слова хасеки, сделала правильный выбор и не прогадала. Преданность Хюррем оказалась верным решением, поскольку именно она была единственным членом династии, который своим высшим благом видел исполнение воли повелителя — тоже самое, к чему стремилась и Афифе. Погибая за госпожу, суровая хазнедар, второй раз совершает подвиг любви к своему повелителю, оставаясь преданной ему до конца.
Друзья, если статья понравилась, не забудьте поставить лайк 👍🏻. Вам несложно, а мне приятно! Ваши 👍🏻способствуют развитию канала и выходу новых интересных разборов!
P.S. Копирайтеры других каналов о ВВ, я обращаюсь к вам! Используя мой блог в качестве источника вдохновения, убедительная просьба давать на него ссылку на ваших каналах. В противном случае вы даете мне право говорить о плагиате моих идей и делать вам мощную антирекламу. Блог, в котором чужие идеи выдаются за свои очень быстро теряет популярность среди читателей и выходит в тираж. Уважаемые читатели, обращайте внимание на дату выхода публикаций! Плагиат = воровство, не поддерживайте противоправные действия владельцев других каналов о ВВ, поскольку это неуважение в первую очередь к самому себе!
#хюррем #великолепныйвек #султансулейман #фирузе #афифе #турецкиесериалы #хюррем и сулейман #хюрремсултан
