Мыслительные абсурды еще более усугубляются тогда, когда проблемы все более и более множатся, а алгоритмы их решения все те же.
Подтверждается это инновационной теоретической разработкой А. Браун [2017] по трансформации реальности.
Автор начинает книгу с озабоченности проблемой выживания и дальнейшего все большего процветания человечества, указывая на то, что именно природа таит в себе секреты этого (без философии и истории?).
При всем своеобразии этого подхода надо признать, что он является серьезной и продуктивной заявкой на резкую и твердую смену прежней рационалистической парадигмы – если мысль с эпохи Просвещения клала в свою основу восприятие мира как предметной и механистической картины, то научная мысль 2020-х преисполнена тенденцией восприятия мира как природного феномена с сущностно-спектральной его основой, т.е. решительно заявлен переход к так называемым природным технологиям.
Иной вопрос – как это осуществить при нынешнем уровне осмысления проблем, при наличном мыслительном потенциале обыденности, позитивизма и постмодернизма.
И надо сказать прямо, перспективы этого очень призрачны тем более в фарватере того, какие советы дает автор по трансформации реальности.
А. Браун представляется, что стратегия трансформации реальности должна включать в себя жизнестойкость, немереную (?!) приспособляемость, способность создавать новые возможности (!?), фрактальность, децентрализованную взаимозависимость, преобразующую справедливость, непрямолинейную цикличность. Попробуем дать анализ и этому перечню советов.
Конечно, призыв к жизнестойкости и немереной приспособляемости обычны и достаточно тривиальны для сугубо позитивистского сознания, хотя и здесь имеется несколько необычный поворот уже в совершенно постмодернистском ключе – речь идет о совете личности уподобиться потоку, ведь поток, согласно автору, течет, изменяется, но всегда достигает цели (!?). Но если даже и встать на авторскую точку зрения, то, что тогда делать с установкой на жизнестойкость – как с ней может коррелироваться состояние потока личности (будет жизнестойкое безразличие?).
Но еще интереснее дальнейшие рассуждения автора, ведь останавливается он уже не на создании чего-то нового, а только лишь (вслушайтесь!) на способности создавать новые возможности, понимаемые им как предметное пространство свободы (где уникальность каждого не мешает работе в содружестве с другими) и только лишь на одном шаге перехода от намерений к правильным практикам.
Тогда получается, что автор трансформацию реальности видит через оптику уникальности и правильной практики отдельно взятой личности. Ничего вроде бы не может нас настораживать в этом выводе, если бы не подсознательная установка личности только на предметно-чувственную картину мира, делающей её пленником опыта и только формального мыслительного инструментария.
И этот автор совершенно не чувствует логически механистического circulus vitiosus (порочного круга) – того, как трансформация реальности видится лишь в шаге личности в направлении правильной практики.
Хотя надо признать, что А. Браун, явно чувствуя некоторую интеллектуальную узость подобного объяснения, переходит к такому важному элементу стратегии трансформации реальности как фрактальность, которая самим своим современным звучанием якобы способна придать ходу рассуждений автора должный вес. Но так ли это на самом деле?
Под фрактальностью принято понимать алгоритм воображения (мышления) представляющий собой множество, обладающее свойством самоподобия (повтора), когда целое неизменно повторяет форму какой-либо части или частей целого (фрактал в переводе - “постоянное дробление“).
Фрактальность, по сути, это реплика себя же, но постоянно повторяемая (совершенно так, как позитивизм и либерализм с их фатальной верой в спасительную внешнюю процедуру).
Понятно, что лишь механистическое сознания могло вывести такой принцип, хотя, как говорят его адепты, он был взят ими из природы – лишь этим они оправдывают его якобы интеллектуальную глубину.
Только в данном случае ими не учитывается то, что фрактальность как принцип была увидена в природе загодя узкой и косно позитивистской моделью ума – с его совершенно неизменной предметностью, навязчивой математичностью, маниакальной геометричностью и безбрежной динамичностью (сменяемостью) одних и тех же сил (моментов).
А.Браун же фрактальность видит в отражении большого в малом и малого в большом. Именно фрактальность, согласно автору, превращает в непреложный закон мысль о том, что изменение мира вокруг необходимо начинать с себя.
Пусть даже это и достаточная интеллектуальная банальность, но нельзя забывать того, что она проговаривается как раз на фоне идей о хаосе и непредсказуемости, и именно поэтому она вселяет некоторую надежду на возможное преодоление идейных последствий абсурдов постмодернизма.
Несомненно и то, что именно фрактальность подтолкнула автора к такому понятию как «децентрализованная взаимозависимость», ориентирующая индивида на совместные и взаимовлияющие усилия, на доверие к людям, которые будут, как утверждает автор, непременно ими оправданны (!?), и выльются в преобразующую справедливость, понимаемую, в совершенно постмодернистком ключе, только как превращение текущих невзгод и конфликтов в решение назревших проблем(!?).
Вот только механизма этого превращения совершенно никак не прописано, что превращает это высказывание автора в декларативное заявление, являющееся закономерностью постмодернистского подхода как приемника позитивизма.
Не спасает автора и обращение к т.н. «непрямолинейной цикличности». За очень наукообразным названием стоит лишь банальность о том, что жизнь есть череда (необъяснимая?) повторений и о том, что любую неудачу необходимо воспринимать как урок.
Правда, автор так и не объяснил, почему эту жизненную цикличность повторений и неудач он назвал непрямолинейной (неужели только по той причине, что, по его разумению, эта цикличность является фрактальной?).
Несомненно, очень положительным моментом для современного западного интеллектуального поля является то, что согласно природоподобному тренду мысли, внимание таки стало обращаться на преимущества не индивидуалистических форм жизни, пусть даже и пока с позиций совершенно биологических.
А.Браун, как честный исследователь, обращая свое внимание на природные объекты – растения (одуванчики), грибы, насекомых (тараканы), на их жизнь и функционирование как коллективных колоний, делает вывод об их более успешных витальных результатах по сравнению с более крупными и сильными животными (млекопитающими) – львами, тиграми, медведями. Основной причиной этого автор видит в их коллективном образе жизни, помогающем выживанию, приспособлению.
На первый взгляд, А. Браун находит совершенно биологическое – дарвиновское объяснение этому факту. Хотя, когда автор переходит к анализу более эффективного выживания колонии муравьев (посредством зависимости решения задач от общего выполнения её многими одновременно), то он вынужден выйти на совершенно глубинно обоснованный ментальный вывод о наличии в колонии муравьев, как это и не выглядит таким парадоксом у насекомых, такого явления как доверие.
Необходимо в этой связи отметить, что доверие это ноумен в своей сущности совершенно метафизический, он глубинно, радикально отличается от тривиальной коммуникации, которая ставилась и ставится западной теоретической мыслью во главу угла всех возможных гарантий status quo капитализма, либерализма и даже их возможных всяческих ретушей и преобразований.
Доверие же это совершенно иной уровень теоретического осмысления общества и вовсе не случайно, что оно лежит в основе конфуцианства, индуизма, философских интуиций российской мысли. И то, что западная мысль стала постепенно обращать на доверие хоть какое-то небольшое внимание это уже серьезный сдвиг и хороший залог, хотя и не действующий сам собою, в автоматическом режиме.
Такие теоретические сдвиги мысли очень значимы.