Евгений Ивановский, или, как он сам себя называл — чокнутый русский и камикадзе, раскатывал в своём моторизованном инвалидном кресле по всему Ричмонду.
Прямо в этом кресле он заезжал на рынок, в супермаркет «Сейфуэй» и даже в банк.
По вечерам Евгений надевал свою пилотскую куртку, заливал полный бак, включал фары, и ехал в баню «У Анны», или в бар «У О’Кифи», или ещё в какое-нибудь экзотическое заведение.
Евгений Ивановский, чокнутый русский, во время Второй Мировой войны был лётчиком в Корпусе морской пехоты США. Он участвовал в битве за Хендерсон-Филд, когда в ходе операции «Сторожевая башня» возле Бугенвиля его самолёт был подбит зенитным огнём. Евгений тянул до последнего, пытаясь потушить горящий двигатель, и выпрыгнул с парашютом за мгновение до того, как самолёт, потеряв управление, рухнул в океан.
Евгений Ивановский, чокнутый русский, сумел выплыть из бурного моря в разгар сражения при Гуадалканале, но добравшись до берега, попал в плен к японцам.
Инвалидное кресло Ивановского было усиленной конструкции. Местные полицейские называли его «танком». Евгений постоянно имел при себе два пистолета, один сорок пятого калибра, другой поменьше, двадцать второго. Ещё штык-нож в специальных ножнах и складной нож в кармане.
Евгений Ивановский не собирался становиться лёгкой добычей. Если бы кто-нибудь напал исподтишка, Евгений намеревался уцелеть, — пускай подыхает кто-то другой!
Однажды примерно так и случилось. Как-то вечером какие-то типы покусились на его «танк», но Евгений дал решительный отпор: ослепив нападавших яркостью фары, он начал стрелять поверх их голов. Враги бежали, не захотев ввязываться в бой.
Евгений побывал в японском плену. Так уж вышло, что ещё до войны, пока его отец учился на пилота в Императорском военно-морском колледже города Киото, маленький Женя посещал японскую школу — это помогло ему выжить. Чтобы Евгений смог сбежать, в ограждавшем лагерь заборе сделали дыру.
И он сбежал, и снова попал на войну. Хотя с тех пор никогда не вступал в воздушные дуэли с японскими лётчиками. Никто не открывал друг по другу огонь. Вместо этого Евгений переговаривался с японскими лётчиками по радио, а они узнавали его самолёт по нарисованному на борту красному жеребцу.
Война с Японией закончилась самым драматическим образом. В опалённые камни Хиросимы и Нагасаки были навек впечатаны тени жертв атомной бомбардировки.
После войны Евгений Ивановский окончил университет МакГилла, где получил медицинский диплом. На фотографиях, развешанных на стенах его дома, Евгений, в тёмном костюме с шёлковым галстуком и шляпе выглядел в точности как русский доктор.
После учёбы Ивановский работал авиамедиком на Аляске. Там из-за частых метелей и снежных бурь несколько раз он едва не погиб.
А через пару лет, в поисках более острых ощущений, Евгений перебрался в Перу, чтобы изучать тропическую медицину и эффективность антибиотиков и других лекарств в реальных условиях джунглей.
Там его подстрелили парализующей стрелой из духовой трубки, и какое-то время Ивановский прожил в племени как дух-исцелитель, чудотворец.
Несколько лет Евгений Ивановский не видел белых соотечественников, он странствовал с племенем по тропическим лесам, не имея возможности освободиться, как дух, как навеки заточенный в могиле призрак.
Дух Ивановский сбежал от пленителей, когда они охотились вблизи населённых мест. Прикончил нескольких охотников ножом, отправил их самих в страну духов.
Так Евгений и вернулся в Америку, в Сан-Франциско. К тому времени у него проявились признаки артрита ног. Причиной которого, вероятно, стали эксперименты с некоторыми препаратами, которые Ивановский испытывал на себе. А может, то были последствия отравления ядом индейской стрелы. Или, что более вероятно — сочетание разных причин.
Бывало, я сидел в комнате Евгения, обсуждая с ним эпизоды его бурной биографии. На столе рядом со мной стоял старый немецкий радиоприёмник «Нора» 1929 года выпуска. На стене напротив висели два скрещённых самурайских меча. На другой стене были полки с книгами по медицине и флаг Российской империи.
Несмотря на то, что предки Евгения были из терских казаков, а сам он служил в морской пехоте, Ивановский носил «адамову голову» — серебряный череп на голубой ленте, знак различия казачьего полка Юнгшульца, который входил в состав дивизии «Мёртвая голова».
— Я по-прежнему воин, я по-прежнему убийца, — сказал Евгений Ивановский, — Тому, кто не уступает мне дорогу, я протыкаю колеса.
Затем продолжил:
— Я теперь так много сплю. Иногда чуть не по двадцать часов в день. Мне снится, что я снова молод.
А когда я уходил, он добавил на прощание:
— Самое лучшее, что теперь может со мной случиться — тихая смерть, во сне.
Я сожалел об услышанном. Наверное, было бы лучше, если бы Евгений Ивановский так и остался духом индейского племени. Тогда бы мне не довелось его встретить. Тогда бы мне не довелось услышать эти слова.
1981
Перевод с английского Олега Кустова
Редактор Ирина Каблучкина
Другая современная литература: chtivo.spb.ru